Чарльз протянул руку Александеру.
– Спасибо, что ещё ставите человеческую жизнь хоть во что-то.
– Аха-ха! – громко рассмеялся Александер, привлекая внимание окружающих.
Глаза Александера блестели, а зрачки были расширены. «Что тебе от меня нужно?» – подумал Чарльз, но продолжил улыбаться.
Александер пожал руку Чарльзу и обратился к Лилии.
– Дорогая, принеси нам пару бокалов?
Лилия, учтиво поклонившись, покинула их. Александер, обняв Чарльза за плечи, провожал взглядом Лилию.
– Как она тебе? – спросил Александер, так словно они старые приятели.
– В смысле? – опешил Чарльз от неожиданной смены темы.
– Лилия. Уже успел её попробовать? Это одна из новейших оболочек. Очень дорогая, ещё не запущена в производство, если хотите: собираю обратную связь как представитель компании.
Чарльз брезгливо убрал со своего плеча руку Александера.
– Но начинка не моя, – поспешил оправдаться Александер, – я не знаю, что внутри. Вы же понимаете, что мэр не просто так подложил её под вас?
Вартхайнер приблизился к Чарльзу и спросил так, что мог услышать только он:
– Она уже признавалась в любви?
Глаза Александера блестели и, казалось, смотрели прямо внутрь Чарльза, прямо на того юношу, который потел от криков матери. Чарльз не был знаком с Александером, но он встречал таких, как он. Такие иногда попадаются и в высших кругах. Они умны и благородны, но в то же время не стыдятся своих низменных желаний и крайних проявлений индивидуализма.
– Зачем вам кресло мэра? – моментально перевёл тему Чарльз.
– Аха, – Александер не отводил от Чарльза взгляда, – вы правы. Оно меня не сильно интересует. У меня и так достаточно власти, но… Вы видели Джонатана? Куда он приведёт колонию? Она уже умирает. Кому, как не вам, обладающему свежим взглядом, открыты все болезни нашей славной колонии.
– Получается… хотите себе кресло мэра, лишь бы оно не досталось Джонатану? – решил прямо спросить Чарльз, хитрить с такими людьми не стоит, они это чувствуют. – Раз уж вы ищете моей поддержки, скажите, почему вы считаете, что больше подходите на эту роль?
Лилия вернулась с бокалами шампанского и вручила по одному Чарльзу и Александеру, оставив себе пустой.
– За ваше чудесное спасение! – подняв бокал, провозгласил Александер. – За человеческие жизни!
– За достойнейшего кандидата! – ответил Чарльз.
Они втроём ударили бокалами. Александер опрокинул в себя разом весь бокал. Чарльз лишь слегка попробовал шампанское на кончике языка. Лилия прикоснулась пустым бокалом к губам и сделала вид, что сглотнула.
***
– А что вы думаете по этому поводу?
Кин уже выпила три бокала, прилично захмелела, и её тянуло на канапешки, но высший свет не отпускал «новенькую».
– По какому? – спросила она, пытаясь оценить, насколько пьяно звучит её голос.
Собеседники смутились, поняв, что «новенькая» открыто выражает свою позицию и даже не пытается прислушаться к чужому мнению.
– Сильный или слабый? – ответил один из мужчин.
– Действительно ли он решает задачи или, находя/не находя ответ, просто симулирует опыт удачи/неудачи, пусть даже для самого себя? – сформулировала вопрос одна из женщин рядом с Кин.
«Я что, похожа на того, кому надо это объяснять!»
«Просто дыши, – всплывали советы Элизабет, – мне тоже приходится сдерживаться».
– Сколько будет один плюс один? – отрешённо спросила Кин.
Её компания, уже успев насладиться общением с ней, решила, что она перебрала шампанского настолько, что не в состоянии даже делать вид, что она в порядке.
«Зачем ты пытаешься с ними подружиться?»
– Не, не, не, – поспешно замахала руками Кин и поняла, что выглядит так, как будто она совсем пьяна. – Немного неправильно. Если бы человек спросил синтетика: сколько будет один плюс один? Что бы тот ответил?
– Два-а-а! – радостно прозвучало откуда-то издалека повеселевшим от шампанского голосом.
– Да, да. Ответил бы именно так, но только человеку, потому как если синтетик спрашивает синтетика, сколько будет один плюс один, то в ответ получит…
Вопросительная интонация Кин повисла в воздухе.
– Де-е-сять! – затянул всё тот же весёлый голос с галёрки.
– Да, спасибо. Один. Ноль. Двоичный код.
– Что вы пытаетесь этим сказать? – спросила пожилая дама с длинным мундштуком.
– А то, что человек мыслит определёнными понятиями и пытается подогнать под свои понятия созданные им машины. Хотя эти машины и созданы по образу и подобию, они абсолютно другой вид и оперируют другими нормами. И получается, что машина отвечает нам «два» вне зависимости от того, сильная она или слабая, не потому, что думает, что этот ответ правильный, а потому, что человек ожидает от неё правильного и думает, что он правильный. Машина делает всё, чтобы мы её понимали, вне зависимости от того, как она видит мир и что о нём думает…
Все на несколько секунд замолчали, пытаясь понять, что имела в виду «новенькая», и как по команде в один момент разразились комментариями.
– Ну да, ну да, – с умным видом одобрительно закивал какой-то толстячок.
– О чём это она? – спросила дама с мундштуком у своего щуплого соседа, испуганно пожавшего плечами и завертевшего глазами.
– Звучит как-то грустно, – сказала молодая девушка, очевидно сопровождающая одного из мужчин с глубокими карманами.
– Ваш ход мысли… – начал один из стариков с тростью, вызвав полную тишину, – …иначе как диссидентским не назовёшь.
– Ну, да-а… – негодующе начал толстячок, решивший быстро поправить своё положение, но прервался под взглядом мужчины с тростью.
– Диссиденты. Нонконформисты. Сегрегация. Очередные ярлыки, созданные человеком для упрощения восприятия окружающей действительности, – вмешался высокий мужчина с бритой головой и золотыми кольцами в ушах.
– Ты? – удивилась Кин.