Ночной всадник

Подобный панегирик не являлся всплеском воображения. Бак говорил совершенно серьезно, подбирая слова, и даже если использовал превосходные степени, то лишь потому, что в них нуждался.

– Замечательно! – пробормотал доктор и повторил свое восклицание, но уже тише. Бирн редко пользовался такими словами, во всей своей карьере ученого и во всех научных исследованиях он испытывал необходимость применить столь сильное слово не более полдюжины раз. Он осторожно продолжил, близоруко глядя на Дэниелса: – И какова связь между этим человеком, лошадью и собакой?

Бак вздрогнул и побледнел.

– Послушайте, – заявил он. – Я говорил достаточно. Вы не услышите от меня ни одного слова, кроме: «Док, выспитесь, садитесь завтра утром на лошадь и уезжайте. Даже не дожидайтесь завтрака. Потому что если вы дождетесь, то станете одним из нас. Тоже будете ждать!» – Бак вдруг о чем-то вспомнил и резко встал. – Сколько раз, – прогремел он, – вы видели Кети Камберленд?

– Сегодня в первый раз.

– Ладно, – успокоенно проворчал Дэниелс, – вы видели ее достаточно. Я знаю. – Вслед за этим Бак повернулся лицом к двери и приказал: – Откройте. Я устал… и болен… от разговоров о нем.

Но доктор не пошевелился.

– Тем не менее вы останетесь, – сообщил он. – Есть кое-что, о чем вам известно, и вы мне это сейчас расскажете.

Бак свирепо взглянул на Бирна, такой взгляд не сулил доктору ничего хорошего.

– Я видел, как вы говорили о девушке, – сказал Бирн, – и мне показалось, что вы утаиваете от меня важную информацию. Я не могу установить точной природы этой информации, но вполне целесообразно предположить, что вы в состоянии назвать место, где сейчас находится тот самый человек, которого ждут мистер Камберленд и его дочь.

Бак ничего не ответил, но вернулся к своему стулу и тяжело упал на него, глядя на маленького доктора. И Бирн понял, дрожа от удовольствия, что не боится смерти.

– Я мог бы далее заключить, – продолжал доктор, – что вы сами поедете туда, где, по вашему мнению, пребывает этот человек, и побудите того к поездке на ранчо.

Немой гнев Дэниелса испарился. Ковбой улыбнулся и затем невесело рассмеялся:

– Док, если бы вы знали, где лежит револьвер, что заставило бы вас приставить его к собственному виску и спустить курок?

Но доктор неумолимо продолжал свои умозаключения:

– Потому что вам известно, мистер Дэниелс, что лишь присутствие этого человека дает возможность спасти жизнь мистера Камберленда. Данное мнение вряд ли примет официальная медицина, но подобное действие, вероятно, без чрезмерного преувеличения разрешит психологическую ситуацию в этом доме.

– Док, – прохрипел Бак, – вы говорите прямо, действуете прямо, и я думаю, что у вас прямой характер, поэтому скажу без обиняков. Я действительно представляю, где сейчас Свистун Дэн… Почти точно. Но если бы я поехал за ним и привез сюда, то разбил бы сердце Кети Камберленд. Понимаете? – Эмоции настолько переполняли ковбоя, что даже голос сел от напряжения. – Я думал об этом и так и эдак. Или Кети, или Джо. Кто из них важнее?

Доктор выпрямился на стуле, протер очки и снова взглянул на ковбоя:

– Вы вполне уверены, что возвращение этого человека, этого странного скитальца, поможет мистеру Камберленду вернуться к жизни?

– Конечно. Он целиком поглощен Свистуном Дэном.

– Какова природа их отношений? Что заставляет одного так странно зависеть от другого?

– Мне трудно судить, док. Мы все спятили из-за этого. Когда Дэн здесь, кажется, будто старик действительно живет тем, что Дэн делает, слышит и видит. Мы наблюдали, как Камберленд настораживается в тот момент, когда Дэн входит в комнату, и ожидает. Иногда Дэн сидит рядом со стариком и рассказывает о своих делах… А иногда просто болтает о том, как небеса смотрят на землю, а легкий ветерок ласкает травы… Но Джо с мечтательным взглядом внимает ему, словно маленький ребенок, которому рассказывают волшебную сказку. Кети говорит, что так всегда было с тех пор, когда Джо впервые привел Дэна в горы. Он зачем-то нужен старику… Почти как воздух. Должен вам сказать, что когда они вдвоем, то зрелище просто потрясающее. Такое стоит увидеть.

– Очень странно, очень странно, – хмурясь, размышлял Рэндалл. – Но, похоже, в таком странном месте и могут жить только странные люди. Вы не знаете, почему Дэн покинул ранчо?

– Спросите диких гусей, – горько ответил Бак и добавил: – Может, вам лучше поинтересоваться у черной лошади Дэна или его собаки Барта. Им наверняка известно побольше моего.

– Но что этот человек делал после своего ухода? Вы не догадываетесь?

– Поболтайте в округе о джентльмене, что приезжает в город на черной лошади, красивее которой никто не видел. Впрочем, едва ли у кого-то развяжутся языки. Думаю, он просто ездит вокруг, никому не причиняя вреда. Но если кто-нибудь натравит на Барта собаку, то пес разорвет ее на тысячу кусков. Тогда хозяин собаки начнет ссору, Дэн его уложит и отправится дальше.

– Оставив позади себя труп? – воскликнул доктор, съежившись, словно пытаясь спрятаться от холода.

– Труп? Вовсе нет. Вам не придется убивать, если вы умеете обращаться с револьвером так, как Дэн. Нет, он только подстреливает их. Всаживает заряд свинца в плечо, в руку или ногу. Вот и все. Дэн не любит крови… кроме…

– Ну?

– Док, – вздрогнул Бак, – я не собираюсь говорить об исключениях. В основном мы узнаем о Дэне и его проблемах. Но иногда мы слышим о джентльменах, которым Дэн помог справиться с болезнью, и тому подобном. Нет никого лучше Дэна, когда джентльмен болеет. Вот что я вам доложу!

Доктор вздохнул:

– Если я вас правильно понял, то девушку и этого человека – Свистуна Дэна, как вы его назвали, связывают нежные и близкие отношения?

– Она его любит, – медленно ответил Дэниелс. – Она боготворит землю, по которой он ступал, и места, где он побывал.

– Но, сэр, из вашего рассуждения следует, что его возвращение в таком случае не будет принято ею враждебно?

– Рассуждение? – горько воскликнул Бак. – Да что сможет сделать рассудок со Свистуном Дэном? Боже! Если бы Барри вернулся, неужели вы думаете, он вспомнил бы, как когда-то признавался в любви Кети? Док, я знаю его так хорошо, как ни один другой человек. Уверяю вас, он думает о ней не больше, чем дикие гуси. Если старик умрет из-за отсутствия Дэна… Что ж, в конце концов, Камберленд прожил вполне достаточно. Но как я вынесу, если Барри пройдет мимо Кети и не заметит ее. А он именно так и поступит, когда вернется. Мне хочется его убить, но при перестрелке он меня отправит на небеса, вот и все. А что тогда будет с Кети? Это убьет ее, док, без всяких сомнений.

– Вы полагаете, – произнес доктор, – что если она никогда снова не увидит Дэна, то вскоре о нем забудет.

– Вы могли бы забыть о воткнутом в вас ноже? Нет, она его не забудет. Но вероятно, со временем станет меньше о нем думать. Она привыкнет к боли и станет говорить и смеяться, как прежде. О, док, если бы вы видели ее такой, какой я видел ее раньше…

– Когда этот человек был с ней? – перебил доктор.

У Бака перехватило дыхание.

– Будьте вы прокляты, док! – мягко произнес он.

Некоторое время оба молчали. Лицо Дэниелса исказилось от нахлынувших мыслей. Бирн тем временем пытался сопоставить факты и вскоре обнаружил между ними значительный разрыв. Он пробовал представить себе человека, чье присутствие оживляло старика Джо и чье отсутствие словно испаряло масло из лампы, где едва тлело пламя. Но он не мог представить себе ничего подходящего. Правда, ему удалось нарисовать смутный образ человека, для которого шторм и преодолевающие шторм дикие гуси имели смысл и значение. В руках Бирна его любимая логика разлеталась на тысячи кусков.

Молчание – лишь слово, а не факт. Даже в абсолютной тишине слышны звуки. Если не считать стук ветра в окно или таинственный шепот в доме, существует ваше собственное дыхание, а в минуты напряженного ожидания сердце бьется громко и ужасно, словно наигрывая похоронный марш. Именно такое молчание наступило между доктором и ковбоем. Больше всего на свете Бак хотел уйти из этой комнаты, но взгляд доктора заставлял его оставаться на месте. Они снова ждали, ждали, полные ужаса, до тех пор, пока слабое поскрипывание в сотрясаемом ветром доме не превратилось в звук шагов. Кто-то прошел через прихожую и остановился у двери. Затем последовало хриплое дыхание того, кто слушал и улыбался. Доктор заметил, что глаза Бака расширились и просветлели, лицо побледнело, даже губы стали бесцветными и двигались весьма поспешно.

– Послушайте!

– Это ветер, – почти шепотом ответил доктор.

– Послушайте! – снова приказал Бак.

Тогда доктор уловил. Неясный звук заставил сердце бешено заколотиться. Горло сжало так, словно его сдавила чья-то беспощадная рука. Бак встал, в его глазах горело безумие и желание услышать то, что он не видел. Глядя на него, Бирн понял, как мужчины славно погибают в битве, сражаясь за идею, или как они совершают тайные бесчестные убийства. Однако он боялся этого звука больше, чем Бак. Бирн тоже встал, и когда Дэниелс подкрался к двери в смежную комнату и прислонился к ней, доктор последовал за ним.

Теперь они слышали лучше. В комнате звучала музыка. Женщина плакала в той комнате, где на полу лежала цепь, свернувшаяся змеей. Бак выпрямился и отошел от двери. Он засмеялся, стараясь, чтобы его не услышали за дверью. Такой немой смех показался доктору самым страшным из всего увиденного в жизни.

Так продолжалось некоторое время. Затем истерика прошла. Забрав все силы Дэниелса, она заставила ковбоя дрожать подобно осиновому листу.

– Док, – пробормотал Бак, – я не в силах больше терпеть. Я поеду и постараюсь его сюда привезти. Прости меня за это, Господи.

Он вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь, спустился в прихожую, стараясь производить как можно больше шума. Доктор сел, пытаясь привести в порядок свои мысли. Он начал со следующего пункта: «Физический факт отсутствует, существует только нематериальный». Но прежде, чем Бирн приступил к умозаключениям на основании своей предпосылки, он услышал ржание лошади возле дома. Рэндалл подошел к окну и широко его распахнул. В тот же момент до него донесся стук копыт, после чего Бирн увидел всадника. Почти мгновенно тот исчез из виду.