– Мой предок был некромантом на троне, – сказала Виллемина медленно. – Я выросла, читая и перечитывая его мемуары. Сама я – абсолютнейшая бездарь. До сих пор я была уверена, что Дар передаётся лишь по мужской линии… но мне кажется, что ваш Дар я еле заметно ощущаю, Карла.
Ого, подумала я и спросила:
– Зачем вы меня позвали?
Она стащила перчатку и дотронулась до моей руки. Я почувствовала, как дрожат её пальцы, – и Дар вспыхнул от её прикосновения.
– Мне нужна помощь, Карла, – сказала она. – Я случайно узнала о вас, сбежала, обманув охрану, я в беде. Мне кажется, что вам я могу доверять.
– Чем я могу помочь? – спросила я, хотя уже начинала понимать.
– Защити меня, – сказала Виллемина еле слышно.
Мне бы себя защитить, подумала я, но сказала:
– Мне надо поехать с тобой?
Это «с тобой» было моей последней проверкой.
– Да, – сказала Виллемина. – Тебе нужно что-то забрать из балагана?
– Жди, – почти приказала я и ровно таким же тоном приказала Тяпе: – Охранять!
Принцесса даже не шевельнулась. Я оставила её в карете под охраной мёртвой собаки и убежала в свой фургон.
Там горела свеча, воняло тухлыми яйцами, а Борода пыталась подогреть на жаровне кастрюлю с водой, чтобы отмыть волосы. Рявкнула на меня:
– Неужели нашёлся какой-то извращенец, которому приспичило переспать с Клешнёй?
– Пошла ты, – буркнула я. – Я занята.
Она ещё что-то говорила о моей омерзительности, но это уже не имело значения. Я вытащила из своего сундучка, из-под вороха тряпья Трактат Межи и Узлы Душ, сунула книги под плащ.
Больше я не взяла ничего.
Площадь у балагана уже была пуста, Горлодёр и Клоп погасили фонари, лохи разбрелись, кроме одного, который тискался с Блондинкой в закутке между фургонами. Я здорово порадовалась, что не нужно никому ничего объяснять.
Извозчик дремал на козлах.
Виллемина открыла дверцу, а Тяпка высунула голову, чтобы ткнуть меня носом. У неё не было языка, чтобы лизаться, и она бодалась, толкала меня головой, как кошка. Я потрепала её по спине, по позвонкам, скреплённым сложными бронзовыми шарнирами, и она, виляя хвостом, врезала Виллемине по руке, как розгой.
Принцесса не вскрикнула, только охнула – и не убрала руки.
– Прости, – сказала я. – Она не умеет рассчитывать, – и пихнула извозчика в бок.
– О! – вздрыгнулся он. – Чего изволите?
– На площадь Дворца, – приказала Виллемина. – Быстрее. Три кораблика старыми.
– Добрая барышня, – умилился извозчик и тронул с места лошадей. В темноте голос Виллемины выдавал её с головой, не помогал мужской костюм.
Я захлопнула дверцу.
– Для иностранки ты здорово говоришь, – сказала я. – Даже знаешь, как называют старые гербовые серебряные монетки. Откуда порядочной даме разбираться в таких низменных материях? Я не слишком люблю читать газеты, но, кажется, ты живёшь в Прибережье не больше года?
– Я наблюдательна, – сказала Виллемина. – Я тебе всё расскажу. Ты должна знать как можно больше.
– Будешь откровенна со мной – буду откровенна с тобой, – сказала я.
У меня отказали все тормоза. Дар жёг меня, как адское пламя, у меня горели щёки, пальцы, я понимала, что суюсь прямо в пасть Тем Силам, что Судьба тащит меня в пекло. Только вот при этом у меня не было моральных сил бросить Виллемину.
Впервые после смерти отца я встретила человека, хоть отчасти способного меня понять.
* * *
– Что за существо твоя собака, Карла? – спросила меня Виллемина по дороге. – Ни о чём подобном я даже не слышала. Это ведь не кадавр, я понимаю. Никакой поднятый труп так не может. Они способны двигаться быстро, но неуклюже… как тот бедный кот, которого ты гоняла по манежу. А этот скелетик ведёт себя как живая борзая… это какая-то ужасная пародия на борзую, но ведь она же хвостом виляет…
Ну как я могу это объяснить в двух словах?
– Это не кадавр. В этой штуке – душа живой собаки, – сказала я. – Моей любимой собаки.
– Ты умеешь оживлять? – поразилась Виллемина, но в её голосе я услышала недоверие.
Всё хорошо с чутьём у человека.
– Конечно нет. Никто не может оживить мертвеца. Но удержать душу, которая не хочет покидать мир, и дать ей возможность двигать труп – могу. Это тяжёлая магия и это запретное знание, ваше прекрасное высочество. Чернокнижие. За него сожгли короля Церла пятьсот лет назад. И меня убьют, если поймут, но никому и в голову не приходит. Они идиоты.
– А ты сумасшедшая, – сказала принцесса грустно.
– Просто не могу расстаться со своей собакой, – буркнула я.
– Настолько, что не боишься костра?
– Меня уже жгли, – сказала я мрачно. – Говорят, король ненавидит проклятых всей душой, я по лезвию хожу, а ты тащишь меня во Дворец, чтобы я тебя защитила. Да я вообще ещё жива только потому, что забавляла лохов в притоне. В трущобах ничего опасного по определению нет. Я там мелкая, грязная и не стою внимания. А вытащишь меня на яркий свет – и конец мне.
Виллемина вздохнула, как всхлипнула.
– Карла, – сказала она с тоской, – я думала, мы сможем помочь друг другу. Государь… с ним можно разговаривать, он разумен и добр… есть другие, много хуже… ты всё увидишь сама. Я клянусь, что могу спасти тебя от костра, но за это – будь со мной. Пожалуйста.
– Послушай… у тебя гвардия, вся армия Прибережья…
– Не надо, – сказала принцесса. – Ты позже поймёшь.
Я замолчала и пыталась слушать Дар. Дар ластился к Виллемине, лизал её, как языки пламени слизывают масло. Но у меня под рёбрами горело чувство страшной опасности, я вдумывалась, вслушивалась – и понимала: это опасность, грозящая принцессе, теперь – наша общая опасность.
Мне бы бежать, но я не могу.
Так же, как не могу расстаться с Тяпой.