Костер и Саламандра. Книга 1

– Повернись ко мне спиной, Карла, – смеясь, сказала Виллемина. – Я тебя зашнурую. Могу это сделать, совершенно не роняя достоинства.

– Я бы не сказала, ваше высочество, – заметила Оливия.

– А в ваших услугах мы больше не нуждаемся, – сказала Виллемина и отослала её жестом, как горничную.

Оливия и выводок фрейлин удалились, пытаясь одновременно выглядеть и почтительно, и обиженно, а мы остались.

Так принцесса зашнуровала некромантку – и обе хихикали в процессе.

* * *

Мы не вышли к завтраку. У нас продолжалось сплошное веселье, мы наелись булочек с джемом, а пили не молоко, а кавойе – модную новинку с Чёрного Юга. Виллемина научила меня добавлять туда взбитые сливки, мы выпили по паре чашек. Я впервые за целый год наелась с утра и чувствовала себя блаженно. Дело слегка портило только зелёное платье, которое мне догадались принести: цвет совершенно не тот, что нужен бы, и сидело плоховато.

Я сильно похудела. И хоть платье делалось по модной картинке, всё равно я смотрелась как ведьма из баллады: тощая, черномазая, в зелёном. Как Адарика из Дремучего Леса.

Без муфты.

Но Виллемину это нисколько не тревожило.

– Пусть привыкают, – говорила она, улыбаясь. – К тебе, к твоей ладони, к тому, что ты моя. И с зелёным платьем здорово вышло. Мне тоже надо было надеть зелёное.

И к моим неприлично коротким волосам Виллемина приколола веточку плюща из зелёного шёлка. Я смотрела на себя и думала, что отец бы порадовался: я выгляжу настолько хорошо, насколько вообще могу. Вот тут-то за нами и пришли.

Оливия сообщила, что её высочество желает видеть государь.

Я посмотрела на Вильму, а она чуть кивнула:

– Да. Ты пойдёшь со мной. И Тяпу возьми.

Я щёлкнула Тяпе пальцами. Я уже верила Виллемине. Но коленки у меня тряслись, а новые туфли оказались слишком тесными. Мне хотелось всё время обдёргиваться, поправлять всё, было ужасно неловко в этих туфлях, в зелёном платье, с Даром, который лежал пеплом всё утро, а сейчас начал потихоньку разгораться, – и я рассердилась на себя. На свою девчоночью слабость и трусость. И сработало: злость вздёрнула мне подбородок, выпрямила спину, а Дар ощущался как огненные доспехи.

Здесь всюду были наши враги.

Повоюем.

Дворец кишел челядинцами и прислугой. Лакеи торчали на каждом шагу. Мне казалось, что они попадаются на пути нарочно, чтобы церемонно поклониться. В нишах стояли королевские гвардейцы. Сновали фрейлины. Кроме того, в больших гостиных сидели просто толпы всякого народу, и тот народ вёл себя совершенно бесстыдно: вскакивали и глазели. Один молодой лох… то есть аристократ прямо пальцем показал на Тяпку. Как в порту. Я с трудом удержалась, чтобы не показать ему язык, но нос сморщила: как ты ко мне, так и я к тебе, не воображай. А одинаковые тётки в невероятно модных платьях – печатный шёлк из Златолесья – одинаково вскочили и выдали хором:

– Ай-ай-ай, душенька, нельзя же так!

Я на них посмотрела и сделала ручкой – и они сели. И я добила:

– Можно. Её высочеству – можно. Ясно?

У них чуть глаза не повыскакивали. А Вильма сжала мне правую руку – и я поняла, что всё идёт правильно. Теперь надо было только не испортить всё в покоях у государя.

Стоило только войти в его покои, как запах смерти чуть с ног меня не сбил. Я Даром услышала, как заскулила Тяпка.

Нет, на самом деле пахло пачулями, живыми цветами и ароматическим воском. Даже запах лекарств почти не ощущался. Но у меня внутри головы воняло смертью, тяжёлой, грязной смертью, так, что дышать было больно. Наверное, это у меня на лице нарисовалось, потому что Виллемина сказала:

– Теперь понимаешь?

Она знала. И ей было по-настоящему грустно от этого.

Виллемина приоткрыла дверь в кабинет и спросила:

– Вы позволите войти, государь?

– Малютка! – отозвался весёлый голос. – Я жду тебя, малютка. Собираюсь браниться. Входи сейчас же.

И от этого весёлого голоса у меня горло перехватило. Я поняла Виллемину.

Король Гелхард не столько сидел, сколько почти лежал в очень глубоком кресле, с подушкой, подложенной под спину. Ему газетёры тоже льстили, но в другом роде: раньше он наверняка был просто великолепен. Высоченный красивый мужчина с тем самым чётким профилем, крючковатым носом, как соколиный клюв, который всё Прибережье знало по монетам и гравированным портретам на бумажных деньгах. Только сейчас красота уже давно пропала.

Он весь ссохся, как мумия. Был коричнево-жёлтый, восковой. Когда-то прекрасные кудри поседели и поредели. Но взгляд…

Глаза у него были удивительной, уже нездешней какой-то ясности. И он улыбался ртом, похожим на шрам.

Вильма присела рядом с его креслом на низенький пуф, а я встала за её плечом. Тяпа села у моей ноги и внимательно принюхивалась, будто душу государя обнюхивала. А государь разглядывал нас, но его взгляд меня не злил.

С любопытством смотрел. Поражённо, да. Но без злобы.

– Вот, значит, куда бегала нехорошая девочка, – сказал король. – Одна, ночью, без охраны, в трущобы… Тебе следовало бы сто раз написать в прописях «я никогда больше не буду сбегать и рисковать». А ещё лучше – вышить это на платке и носить с собой.

– Это ведь жестоко, государь! – жалобно сказала Виллемина. – Я вышивать не умею.

– Не будь я милостив, – сказал король, щурясь, – казнил бы тебя страшно, малютка: заставил бы обучиться вышивать букеты саранджибадским шёлком. И твои исколотые пальцы очень порадовали бы мою обожаемую супругу. Но так и быть, прощу тебя, если обещаешь не повторять таких выходок.

– Они мне больше не понадобятся, государь, – сказала Виллемина. – Я нашла того, кого хотела найти.

– Так представь мне, наконец, своего найдёныша, – и король даже чуть улыбнулся мне.

– С позволения государя – леди Карла, – сказала моя принцесса.

– Леди? – удивился король.

– Из дома Полуночного Костра, – сказала я. – Не самый богатый дом, государь, но древний. У меня есть родословный лист. Я сирота, нищая, но леди.

– Леди… – задумчиво повторил король. – Это хорошо, что леди. Наши дамы считают, что простолюдинка – это что-то ужаснее, чем некромантка… Это у тебя златолесская борзая? – и чмокнул моей собаке, как охотник, который зовёт борзых собираться в свору.

Тяпка даже подалась вперёд и завиляла хвостом. Я поразилась и присела. Низко.

– У вас блестящие познания, государь, – сказала я. – Я сама долго не знала, какой Тяпа породы. Я думала, она помесь. Она же такая маленькая… наши борзые или междугорские волкоборцы рядом с ней просто громадины…

– В молодости у меня были такие, – сказал король мечтательно. – Отец выписал. Моя любимая собака была именно такая… златолесская малявка. Ласковая, смешная… умница. Редкая порода, сразу узнал: щипец такой длинный, тонкий, горбатая спина, да весь скелет… она самая, не перепутаешь. Почти вдвое мельче приморской борзой. Я слышал, их очень любят дамы Златолесья. Собачка некромантки, да… ты так искусно и точно её движешь, что мне даже показалось…

– Вам не показалось, – сказала я.

Король поднял глаза на меня: