– Мое счастье, Виктор Викентьевич, что они о Подкове не знали. Вернее, кое-кто там знал, но не где я сижу, а что я где-то там – в пространстве немереном пребываю. Вот что они знали, но связаться со мной не могли. Я Лорду Администратору Гряды приказ сидеть тихо сбросил сразу, как изверги в системе появились, а на Подкове объявил режим два нуля – полная изоляция, и сидел, как мышка в норе. Мотивы мои объяснять надо?
– Нет, – покачал головой Виктор, хорошо представлявший ситуацию, сложившуюся тогда на Курорте. – А кто работал на Гряде?
Он уже понял, что людей этих давно нет в живых, и даже поверил Чулкову, что другого выхода у Лорда Директора не было, но…
«Вот именно, что но!»
Чулков смерил его взглядом, зло усмехнулся и сказал:
– Не боись, Виктор Викентьевич, это не легионеры были, а если бы и легионеры? Знаешь, что там, в тех лабораториях, делалось?
– Ладно, Иван Никанорович, извините, – примирительно сказал Виктор. – Я вас внимательно слушаю.
– Вот и слушай. Контрактники там работали; правда, контракты у них были без права прекращения, но они об этом, когда на работу нанимались, не знали. Аханки, Виктор Викентьевич, все, как один, аханки, кроме нескольких наших людей в администрации. Да и где было еще взять ученых? Не на Земле и уж точно, что не на Той’йт. Аханки.
– И чем же вы их?..
– А тебе это надо, Виктор? – Старик впервые назвал его по имени и внимательно следил за тем, как Виктор отреагирует.
«Систему отношений строит, – понял Виктор. – На вшивость проверяет».
– Не надо.
– Вот и правильно. Этот грех на мне, а тебе, Виктор Викентьевич, и своих хватает. Зачем душу лишним грузом обременять? Так вот, после того, как их не стало, осталось нас сто семь человек, включая меня. В основном старики администраторы, несколько ученых, экспертов, а оперативников всего девятнадцать душ. Патруль ушел спустя год, но мы еще полгода сидели в своей щели и не суетились. Кораблик у нас был. Один и маленький, но на сто семь человек – вполне. С собой в дорогу взяли самое ценное, но не много. Остальное там и лежит, на Курорте.
Старик снова помолчал, но, видимо, решив, что договор подписан и темнить смысла нет, добавил:
– Еще есть кое-что. Заначки на черный день. Орден, Виктор Викентьевич, не один день строился, так что директора не одну сотню лет распихивали нужное про запас. В основном по необитаемым мирам, по окраинам. А в свете ваших наполеоновских планов и общей технической отсталости Земли десяток-другой автоматических заводов и добывающих комплексов лишними не будут. И кораблики есть. Не много, всего двадцать три борта, но, как у нас с вами на Родине говорят, на безрыбье и рак – рыба. Согласны?
– Да, – кивнул Виктор.
Он и в самом деле был согласен. Визит Чулкова многое менял в их планах. Очень многое.
«А ведь я был прав», – понял он вдруг, вспомнив давний уже разговор у костра, произошедший сразу после коронации Лики.
Или боги Ахана, или их грозный земной Бог, но кто-то ворожил им так, что дух захватывало, когда он пытался представить себе вероятность происходивших на его глазах событий. Оно, конечно, удача сопутствует смелым, но, с другой стороны, сколько роялей в кустах может случиться в жизни одного, отдельно взятого, пусть и чертовски удачливого сукина сына? Сколько раз явление бога из машины может быть оправдано теорией вероятности?
– Мы просто обречены на победу, не правда ли, Иван Никанорович? – спросил он, улыбаясь.
И увидел, как загорелись глаза старика.
– Непременно, – ответил ему Чулков и снова потянулся за флягой.
Времена не выбирают
Любовь – имперское чувство.
И. Бродский
Что ни век, то век железный,
Но дымится сад чудесный,
Блещет тучка; обниму
Век мой, рок мой на прощанье.
Время – это испытанье.
Не завидуй никому.
А. Кушнер
Пролог. Время грамматическое
Глава 1. Коронация. Когда-то потом. Будущее ультимативное
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…
П. Герман
Здесь бой, где ждет нас победа иль гибель,
Игра, где корону получит счастливый.
Г. Гейне
Когда опричники, веселые, как тигры…
К. Бальмонт
Пятый день второй декады месяца птиц 2998 года от основания империи (апрель 2016, Вербное воскресенье), Москва, планета Земля
Первый удар колокола застал Кержака в лифте. Тяжелый и долгий голос недавно установленного Князя достал его даже сквозь толстые кирпичные стены старого здания, ударил и прошел сквозь него, заставив напрячься и без того взведенную до упора нервную систему. А когда Игорь Иванович достиг заветной двери на шестом этаже, гремели уже десятки, если не сотни колоколов новой Москвы.
«Сорок сороков? – спросил он себя, останавливаясь перед дверью. – Аллилуйя?! – Глубокий вдох, длинный выдох. И еще раз. И еще. – Сорок сороков, говоришь? Будет тебе праздник! Будет тебе Вербное воскресенье».
Кержак плавно отжал ручку двери и также плавно, замедленно, как будто плывя в густом вязком воздухе, вошел в кабинет.
Сукин Сын сидел на стуле напротив стола. Руки его были скованы за спиной и пристегнуты к ногам, прикованным, в свою очередь, к задним ножкам стула. Неудобная поза и унизительная, но Кержак на Сукина Сына как бы и не смотрел. Он поздоровался – через всю комнату – с дамой Ноэр, курившей сигару у высокого узкого окна («Доброе утро, Наталья Петровна, рад вас видеть»), пожал руку Шця («Как жизнь, Шалва Георгиевич?») и кивнул невысокому крепкому парню, стоявшему за спиной у вынужденно сидевшего Сукина Сына.
«Как его? Рэр, что ли?» – подумал он с раздражением, пытаясь вспомнить имя этого темного блондина, с серыми внимательными глазами, и никак не вспоминая.
Между тем Кержак подошел к столу и присел с краю, прямо на столешницу, не забыв, впрочем, поддернуть брюки. Вот теперь он посмотрел, наконец, на Сукина Сына открыто. Сукин Сын, как и докладывали, оказался молодым мужиком – от силы лет тридцати, – худым и жилистым, крепким. По виду он вполне мог сойти за русского, но Кержак подумал, что это, скорее всего, не так. Вот нет, и все. Вроде бы и причин сомневаться нет, и масть рыжеватая, и глаза серо-голубые, а все равно – не русак.
«Не русский ты, – окончательно решил он, рассматривая лицо Сукина Сына. – Не русский, хоть крестись по десять раз на каждую икону. А кто?»
– Тебе не повезло, – сказал он равнодушным голосом. – Ты знаешь, как тебе не повезло?
Перед глазами возник туман – кровавый туман, – и мышцы непроизвольно напряглись, но Кержак с собой справился, надеясь, что Сукин Сын его реакции не заметил.
– Давай, начальник! – огрызнулся Сукин Сын, решивший, видимо, косить под блатного. – Давай, пугай! Требую прокурора!
«Не заметил».