Гэкачеписты

Выборы депутатов Верховного Совета СССР были лишь репетицией перед выборами 1990 года – в верховные советы союзных республик. Именно на них Горбачева, ставшего в марте 1990-го «президентом СССР», ожидало унизительное поражение. Команда Ельцина сделала ставку на выборы народных депутатов в Верховный Совет РСФСР, стремясь к получению большинства, и формирование собственного правительства. Уже тогда Ельцин списал со счетов СССР как целостное образование, понимая трудность овладения властью в его масштабах.

86 процентов избранных российских депутатов были членами КПСС, что поначалу могло утешить Горбачева – народ, мол, поддерживает коммунистов, однако итоги голосования уже по первому вопросу – избранию председателя Верховного Совета РСФСР – показали всю иллюзорность упований на партийность. Хотя Горбачев и инструктировал депутатов-членов КПСС голосовать против Ельцина, именно его большинством голосов избрали председателем с третьей попытки. Так «демократы» получили впервые в свои руки государственную власть. Правда, сформированное ими правительство Ивана Степановича Силаева реформаторским считаться могло лишь условно, его глава, выходец из ВПК и крупный советский чиновник, никакими рыночными взглядами прежде не отличался. Одновременно председателями Моссовета и Ленсовета были избраны Гавриил Харитонович Попов и Анатолий Александрович Собчак.

12 июня 1990 года съезд принял Декларацию о государственном суверенитете РСФСР, предусматривавшую верховенство российского законодательства по отношению к союзному. Тогда это трактовалось как начало освобождения России, которой незаметным образом обрубили территорию до границ XVII века, от гнета некоего «Центра». То, с какой легкостью «клюнули» на эту идею депутаты, наглядно демонстрирует, какая сумятица царила в то время в умах людей!

В республиках Прибалтики выборы привели к триумфу сил, твердо нацеленных на вывод Литвы, Латвии и Эстонии из состава СССР, что они и не замедлили сделать, заявив о собственной независимости, пока что не признанной Западом. Националисты одержали победу на выборах в Армении и Грузии, в последней к власти пришел карикатурный Константин Симонович Гамсахурдиа, усугубивший своей политикой межэтнические конфликты в Абхазии и Южной Осетии. В Молдавии главой правительства стал вполне маргинальный Мирча Георгиевич Друк, организатор похода на Гагаузию, чье стремление к воссоединению с Румынией привело к возникновению приднестровского конфликта.

После выборов в республиках ситуация в СССР развивалась катастрофическим образом. Горбачев терял руль управления разваливающейся страной. В июле 1990 года на XXVIII съезде КПСС Борис Ельцин с трибуны объявил о выходе из партии. Впрочем, простой народ все меньше интересовался политическими интригами в верхах, его внимание было сосредоточено на тяготах выживания в условиях усугубляющегося экономического кризиса. Горбачевские реформы привели к дополнительному обнищанию и без того небогато живших советских людей.

Попыткой провести совместные экономические реформы СССР и РСФСР стала инициатива Станислава Сергеевича Шаталина и Григория Алексеевича Явлинского, известная как программа «500 дней». Абсолютно утопическая и нереалистичная (первый этап – 100 дней – приватизация, второй – 150 дней – либерализация цен, третий – 150 дней – стабилизация рынка, четвертый – 100 дней – начало подъема), она тем не менее увлекла многих – еще одно свидетельство отсутствия понимания того, что надлежит делать, как у верхов, так и у низов. Тут стоит заметить, что в период поздней перестройки огромную популярность получили экономисты, воспринимаемые населением как оракулы. Не имея никакого практического опыта управления, оторванные от жизни схоласты, начитавшиеся модных книжек, они уверенно вещали относительно темпов и курса реформ, а ряд из них были весьма ловкими интриганами и умели преподнести себя публике. В политическом плане отказ от «500 дней» сыграл против Горбачева, выставив его противником быстрых рыночных перемен, и заставил его убрать в конце года с поста главы Совета министров СССР совершенно растерявшегося Николая Рыжкова. Тогда же драматическим образом ушел в отставку министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе, объявив о ней прямо на трибуне съезда и намекая на неких врагов перестройки, вынуждающих его поступить таким образом.

В сентябре 1990-го произошло еще одно событие, по-своему знаковое. «Комсомольская правда» и «Литературная газета», общим тиражом 28 миллионов экземпляров, опубликовали статью Александра Солженицына «Как нам обустроить Россию?». Писатель и мыслитель высказывал вполне актуальные и разумные опасения: «Часы коммунизма – свое отбили. Но бетонная постройка его еще не рухнула. И как бы нам, вместо освобождения, не расплющиться под его развалинами». Но мелочно-суетливая Россия не желала слушать своего пророка. Не нравились ни предостерегающая интонация (хотелось верить в возможность скорых перемен к лучшему), ни предлагаемые рецепты, которые, излагаемые не привычным трафаретным газетным языком, не соотносились с вбрасываемой «перестройщиками» тематикой. Солженицын казался выжившим из ума и оторванным от советских реалий человеком, смотрящим в прошлое, а не в будущее. Как он сам потом признал: «…услышан я, к сожалению, не был. Не был понят». Публикация его «Архипелага ГУЛАГ» также не стала событием, несмотря на всё муссирование антисталинской темы.

Тут важно напомнить, какое место занимала в общественной жизни 1988–1991 годов тема «культа личности». Журналы и газеты были переполнены статьями, воспоминаниями, архивными публикациями о том времени. После десятилетий замалчивания такого количества преступлений это было вполне объяснимо. Однако произошел явный перекос – вся энергия тратилась на обсуждения событий 60—40-летней давности, в то время как тому, что происходило здесь и сейчас и что определяло путь страны на будущие десятилетия, уделялось куда меньше внимания и интеллектуальных усилий. Получили хождение самые легкомысленные и прямо бредовые идеи, касающиеся и политики, и экономики. Переход к рыночным отношениям в стране с гиперцентрализованной, монополистической экономикой мыслился как плевое дело. Сделать все, «как на Западе», было девизом дня, без понимания того, какой путь прошел Запад, чтобы достигнуть своего уровня жизни.

Но раскручивание антисталинской темы имело и четкую политическую цель – за репрессии должно было ответить нынешнее поколение партийных работников, к террору никакого отношения не имеющее. Таким образом, ударяя по Сталину, били по партаппарату, дискредитируя его. Кроме пряника в виде «жизни как на Западе», массам предлагалась и жертва – все тот же партаппарат, или, говоря словами Гавриила Попова (бывшего секретаря комитета комсомола МГУ), административно-командная система, с которой необходимо было покончить. Главной темой, которая разжигалась в этой сфере и на которой легко можно было избираться и собирать митинги, стали привилегии аппарата. Обкомовские дачи, продовольственные пайки доминировали в обличениях. В Полтаве, например, в 1990 году попала в аварию обкомовская машина, из багажника которой выпала дефицитная колбаса. Незамедлительно собрался народ, который отправился митинговать к так называемому «обкомовскому дому», обитатели которого всерьез опасались штурма и погромов. Так легко было завести людей на теме «партработники съели всю нашу колбасу в спецбуфетах». Психология народных масс периода перестройки вообще интересна сама по себе. Взвинченные люди легко отзывались на самые дикие предложения, верили самым неправдоподобным слухам, дополнительно себя накручивали, доходя до крайней степени общественной истерии и психоза. Неудивительно, что массы становились легкой добычей авантюристов и шарлатанов – как политических, так и медицинских, наподобие Анатолия Кашпировского, под сеансы которого засыпала вся страна, или Алана Чумака, заряжавшего по телевизору воду.

Тема культа личности в совокупности с темой привилегий падали на благодатную почву. Журналист Николай Троицкий вспоминает: «Могу еще раз поделиться собственными ощущениями в те годы: советская власть до такой степени за(…) – именно так, более мягкое слово тут неуместно, что любой выход из нее, пусть самый экстремальный, казался благом». Популярные песни того времени отражали это настроение – «Россия» Игоря Талькова («Листая старую тетрадь расстрелянного генерала, / Я тщетно силился понять, как ты могла себя отдать / На растерзание вандалам»), «Поручик Голицын» Михаила Звездинского с ее тоской по золотому добольшевистскому времени или «Как все» Евгения Куликова («Все мы привыкли, надо признаться, / Из серой массы не выделяться»).

К властителям дум не предъявлялось никаких моральных требований. Вчерашние комсомольские и партийные работники, сотрудники советской печати, успевшие вовремя перекраситься, объявляли себя демократами и клеймили тех своих вчерашних коллег, которые не успевали или не желали поступать подобным образом. Анатолий Собчак вступал в КПСС в 1988-м, чтобы выйти из нее в 1990-м.

Для картинки нравов и состояния умов того времени поучителен следующий факт: с началом перестройки начали критиковаться уродливые и античеловеческие явления в армейской среде, названные «дедовщиной». Одним из следствий этого стало возобновление в 1989 году отсрочки от службы в армии для студентов вузов в течение срока обучения (отмена этой отсрочки приблизительно с 1985 года добавила много непопулярности власти, – призывать стали даже из МГУ). Но вот сами призывники, да и старослужащие, периода перестройки вовсе не ассоциировали себя с новыми веяниями. Приходя с гражданки в армию, они воспроизводили те образцы поведения, которые сложились до них, и кто-то другой, в данном случае офицеры, должен был бороться с дедовщиной, а не они сами.

Забытыми ныне, но важными темами 1989–1991 годов были переплетающиеся между собой темы русского национализма и еврейской эмиграции. К 1985 году выезд евреев из СССР упал до минимума, власти в условиях ухудшения отношений с Западом пошли на меры, ограничивающие эмиграцию. При Горбачеве число уезжающих начало расти и, после снятия большинства барьеров, резко взлетело вверх к 1990 году, когда страну покинуло 205 тысяч евреев. Всего за три года – 1989–1991 – из Советского Союза уехало в США и Израиль около 470 тысяч евреев. Были сняты и прежние ограничения при зачислении «лиц еврейской национальности» на механико-математический факультет (мехмат) МГУ. Евреи составляли заметную прослойку среди активистов перестройки, достаточно вспомнить Илью Заславского или Анатолия Шабада. В нарождающемся русском бизнесе они вообще доминировали – в том числе благодаря родственным связям с заграницей, откуда могли перенимать как опыт, так и получать первоначальные инвестиции. Олигархи, получившие известность в 1990-е и позже, стартовали именно тогда – Борис Березовский, Владимир Гусинский, Михаил Ходорковский, Виктор Вексельберг, Михаил Фридман и прочие.

Однако именно в этот период, когда перед евреями открылись все пути, началась оголтелая кампания против «русского фашизма». Несколько лет подряд к 20 апреля (дню рождения Адольфа Гитлера) Москва полнилась слухами о предстоящих еврейских погромах, о том, что на дверях соответствующих квартир для погромщиков наносятся знаки. Создание глубоко маргинального общества «Память» вызвало буквально взрыв возмущения. Аутсайдеры и фрики из «Памяти» благодаря информационной буре попали на первые полосы газет. И это при том, что на выборах 1989–1990 годов почти ни один активист-националист в парламент не прошел. Более того, под давлением писателей из ассоциации «Апрель» был арестован и осужден Константин Владимирович Смирнов-Осташвили, один из лидеров «Памяти».

Почему в общественное мнение была вброшена тема русского фашизма, антисемитизма и грядущих погромов – сказать трудно. Если рассуждать с конспирологической точки зрения, то можно было бы выдвинуть гипотезу, что МОССАД и «Сохнут» проводили кампанию по дезинформации евреев с целью побудить их к массовому выезду из СССР в Израиль для улучшения демографической ситуации (с 1990 года США под давлением израильского правительства запретили эмигрировать в Америку по выездной израильской визе, и потому советские евреи вынуждены были ехать именно на «родину предков»). Но на самом деле это было отражением застарелых фобий и предрассудков так называемой либеральной интеллигенции, на тот момент прорывавшейся к власти и нуждавшейся в создании подставных противников, своего рода мальчиков для битья.

Мрачной стороной перестроечного времени стали теракты и попытки угонов самолетов, отражавшие еще один «бзик» ошалевшего населения, – бежать из СССР любой ценой. На всю страну нашумело дело семьи Овечкиных, когда семейный джазовый ансамбль под руководством матери захватил пассажирский самолет, что привело к человеческим жертвам. В Орджоникидзе преступники захватили в заложники автобус с детьми с требованиями выкупа и последующего перелета в Израиль. Группа уголовников угнала в Пакистан самолет из Нерюнгри. Апофеозом стала попытка покушения на Михаила Горбачева во время ноябрьской демонстрации в Москве на Красной площади в 1990 году, совершенная психически неуравновешенным Александром Шмоновым из Ленинграда. И как по иронии, 15 октября Михаил Горбачев был удостоен Нобелевской премии мира – когда по Советскому Союзу вовсю полыхали конфликты – от Приднестровья до Ферганской долины.

В новый, 1991 год страна вступила без главы правительства. Николай Рыжков, оказавшийся в больнице после обширного инфаркта, 26 декабря подал в отставку. Зато через день у Советского Союза появился вице-президент – Геннадий Иванович Янаев, до того совершенно неизвестный стране деятель. С марта 1990-го Верховным Советом, становящимся все более непослушным, управлял его новый председатель – Анатолий Иванович Лукьянов. В том же декабре министром внутренних дел вместо Вадима Викторовича Бакатина стал Борис Карлович Пуго, его первым заместителем – боевой генерал-«афганец» Борис Всеволодович Громов.

А в январе 1991-го страна наконец обрела нового премьера – Валентина Сергеевича Павлова. Такое название должности было официальным – «премьер-министр Советского Союза» (вместо «председатель Совета министров»), а правительство теперь стало «кабинетом министров». Замена на эти иностранные слова подчеркивала устремление на Запад. Должность Горбачева – «президент» тоже звучала обнадеживающе по-американски. Именно тогда в русском языке началась новая волна бесконечных заимствований, начиная с «фермеров», как стали называть крестьян, и заканчивая «компьютерами», вытеснившими ЭВМ.

В ночь с 12 на 13 января 1991 года произошли столкновения в Вильнюсе – столице Литвы, еще в марте 1990-го объявившей о своем выходе из СССР. Погибли 15 человек, пытавшихся воспрепятствовать захвату десантниками и группой спецназа «Альфа» телевизионной башни. Хотя вся акция проводилась по приказу из Москвы, ответственности за нее никто на себя не взял. Горбачев заявил, что ничего не знал о происходящем, – либо солгав, либо показав, что не контролирует силовые структуры. В те же дни происходили столкновения с ОМОНом в Риге, где погибли семь человек.