Последний отзыв
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Гэкачеписты
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Гэкачеписты
Максим Анатольевич Артемьев
Жизнь замечательных людей (Молодая гвардия)
Книга «Гэкачеписты» посвящена биографиям людей, которые навсегда вошли в историю СССР как члены Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП). Они были очень разными личностями, но в чем-то, бесспорно, незаурядными и талантливыми, сумевшими достичь высших государственных должностей. Их объединило участие в попытке спасти от развала Советский Союз, но неудача ГКЧП только ускорила распад страны и повлекла, таким образом, последствия всемирно-исторического масштаба.
Максим Артемьев, писатель, журналист, историк, в свое время работал пресс-секретарем Василия Стародубцева, одного из членов ГКЧП, что побудило интерес к данной теме и подтолкнуло к написанию представленной книги, второй на счету автора из серии «ЖЗЛ».
Максим Артемьев
Гэкачеписты
© Артемьев М. А., 2021
© Издательство АО «Молодая гвардия», художественное оформление, 2021
Предисловие
Этот день навсегда вошел не только в историю, но и в мою жизнь. Утром 19 августа 1991 года, разбудив меня, отец сказал о ГКЧП. Я бросился к телевизору и следующие три дня почти не отходил от экрана, одновременно слушая западные радиоголоса. Помню, что, с одной стороны, ощущал какую-то гнетущую безнадежность и отчаяние от того, что перестройке пришел конец и не будет больше ни свободы слова, ни свобод вообще, а с другой стороны, – охватило чувство сопричастности к великому историческому событию, сродни тому, что Федор Тютчев описывал словами «Блажен, кто посетил сей мир / В его минуты роковые!», острого осознания, что на моих глазах происходит нечто грандиозное, сопоставимое только с событиями 1917 года, и я всему этому свидетель.
Двадцатилетний провинциальный юноша, книжный червь, живший радио- и телепередачами, я испытывал острую потребность поделиться распиравшими меня ощущениями, но не знал с кем. Я выходил из дома на тульские улицы, ожидая увидеть бурную реакцию жителей на происходящее в Москве. Но – и это было едва ли не бо`льшим шоком, чем само известие о ГКЧП, – я не видел никаких стихийно собирающихся толп, обсуждающих последние известия, в транспорте не слышал никаких разговоров о происходящем. Шла привычная жизнь – как вчера и позавчера.
Мой отец был тогда вторым секретарем Тульского обкома КПСС – должность на 1991 год не столь значительная, как прежде, ибо партия стремительно теряла рычаги управления и подвергалась бесконечному поношению. Двумя месяцами ранее Тулу посетил Борис Николаевич Ельцин в рамках своего предвыборного тура (именно тогда состоялось его знакомство с Павлом Грачевым, имевшее столь значительные последствия в дни ГКЧП). На площадь перед местным «белым домом» его вышли встречать десятки тысяч людей. Эйфория от его личности еще не проходила, население Тулы, как и других городов РСФСР, измученное беспрерывно ухудшающейся ситуацией в стране, возлагало на Ельцина самые невероятные ожидания.
В памяти остался следующий эпизод. Весна 1991 года. Я захожу в овощной магазин в Туле. Громко включено радио: выступает Михаил Сергеевич Горбачев. Продавщица – крепко сбитая женщина средних лет, в типичной для своей профессии ватной безрукавке, громко восклицает, возвышаясь над грязным прилавком с мелкой картошкой и вялой морковью, густо облепленными землей, – «как же он надоел! Кажется, сама бы взяла в руки ружье и застрелила!». Таково было отношение людей к центральной власти. Бесконечные пустопорожние речи Горбачева раздражали своей беспомощностью. На его фоне Борис Ельцин – такой же партработник и его одногодок, оказавшийся более хитрым политиком, выглядел свежим и многообещающим.
Провал ГКЧП имел для моей семьи большие последствия. 23 августа Ельцин эффектно подписал, во время выступления Горбачева в Верховном Совете РСФСР, как выразился российский президент, «для разрядки», указ о запрете Коммунистической партии Советского Союза. Генсек запрещаемой партии беспомощно пытался возражать с трибуны, лишь подчеркивая свою никчемность. И сразу же по всей России прокуроры начали опечатывать помещения партийных органов, позволяя выносить из кабинетов лишь личные вещи. Отец позвонил мне, велев срочно прийти к обкому – вышеупомянутому «белому дому». Он хотел передать электрообогреватель, который где-то купил, но все не удосуживался принести домой, чтобы тот не пропал в суматохе опечатывания. Поскольку входы в здание были перекрыты и вынести его было невозможно, обогреватель положили (отец или его помощник) под решетчатую ограду, преграждавшую вход во внутренний двор четырехугольника обкома, и мне надо было его из-под нее вытащить.
Но не тут-то было – «белый дом» по периметру оцепили откуда-то взявшиеся дружинники с красными повязками, и одним из них был мой бывший однокурсник, активист местного демократического движения, выгнанный из института. Я, естественно, не рискнул приближаться к ограде, и электрообогреватель пропал в хаосе революции. Так в моей персональной истории трагическое смешалось с комическим.
Но куда важнее была потеря отцом работы – его вместе с другими работниками обкома вывели из здания под улюлюкающие крики собравшейся толпы. В одну минуту обнулилась вся его предшествующая комсомольско-партийная карьера, и в 46 лет надо было все начинать сначала и как-то кормить семью. Тогда я этого не понимал. Напротив, в душе я был рад, что наконец-то никто не сможет назвать меня «сынком партийного работника», что нависало надо мной как проклятие, особенно в последние три года, когда партию стали поносить все кому не лень, и я чувствовал себя как еврей в нацистской Германии в первые годы нацизма.
После трех дней ГКЧП страна кардинальным образом изменилась. Запрет КПСС – станового хребта советской империи – означал ее кончину, и через четыре месяца она исчезла с лица земли.
Сегодня, спустя почти 30 лет после описываемых событий, история с ГКЧП воспринимается не так серьезно. Многие современники о ней уже забыли, а для молодого поколения она и вовсе не существует. В поведении людей, «не замечавших» переворота в Москве и живших своей привычной жизнью, я вижу больше житейской мудрости, нежели в моем исступленном состоянии юноши, не умудренного опытом. Ныне действия ГКЧП представляются мне лишь эпизодом, хотя и ключевым, в трагическом распаде страны.
* * *
История распада СССР представляет собой уникальное событие в мировой истории. Огромная империя рухнула всего лишь за шесть с половиной лет в результате действий его верховного руководства. Советскому Союзу ничто не угрожало извне. В 1985 году, когда к власти пришел Михаил Горбачев, в стране отсутствовала внутренняя оппозиция – диссиденты в основном были разгромлены, Александр Исаевич Солженицын находился в изгнании в Америке, а Андрей Дмитриевич Сахаров в ссылке в Горьком. Именно генеральный секретарь ухитрился своими руками создать себе оппозицию – вопреки собственным намерениям, а экономические реформы, призванные поднять народное хозяйство, обрушили его.
СССР в 1985 году выглядел невероятным явлением. В нем жили люди, которые не представляли себе иного существования. Да, они были многим недовольны, в первую очередь постоянным дефицитом товаров и продовольствия, но в целом не видели альтернативы системе, которая худо или бедно давала работу и крышу над головой и не допускала голода.
За три поколения советского времени историческая память об имперской России до 1917 года была полностью утрачена. Перемен хотели, но именно в рамках сохранения привычных порядков. Та жизнь, которая по меркам любого иного общества воспринималась бы абсурдной, самим жителям СССР представлялась в основных своих чертах вполне нормальной. Но что это была за жизнь?
В магазинах имелся лишь самый элементарный набор продуктов, гарантировавший невозможность голода, но не более того. Сельское хозяйство было вопиюще неэффективным – и это видели все. Десятки миллионов школьников, студентов, научных работников, инженеров, рабочих, солдат ежегодно отправлялись в деревню для помощи в работах. Но все равно – мяса в магазинах практически не бывало, а зерно миллионами тонн закупали за границей. 90 процентов картофеля – основной пищи советского человека – выращивалось на приусадебных участках. Потребительские товары были низкого качества, и их приобретение также превращалось в охоту. Говорилось «достать», а не «купить». Любая модная вещь являлась дефицитом по определению – от дубленки до магнитофона, от автомобиля до мебельной «стенки».
Помимо нехватки продуктов и товаров, остро стояла жилищная проблема – жилья не хватало, и семьи ютились по три поколения в маленьких квартирах. Миллионы семей, особенно в частном секторе, были лишены канализации и водопровода. Десятки миллионов людей проживали в бараках, общежитиях, коммунальных квартирах.
Молодежь раздражало отсутствие доступа к популярной музыке и фильмам, вообще к современной западной массовой культуре и к модной одежде. Собственно политической цензурой были недовольны лишь немногие, равно как и подавлением религии, вытесненной на обочину жизни общества. Вспоминаю, что впервые я взял в руки Библию в 18 лет, в 1989-м, да и то, как я теперь понимаю, это было одно из протестантских изданий.
Следствием как идеологических, так и социально-бытовых неурядиц был массовый алкоголизм. Поколениям, не заставшим СССР, хотя бы и поздний, трудно представить то повсеместное пьянство, которое буквально захлестывало страну, в первую очередь славянские республики – РСФСР, УССР, БССР.
Технологически Советский Союз во многом отставал от Запада, в частности в сфере IT-технологий. Вновь не могу не поделиться личным опытом. В школе у нас в десятом классе (1987/88) уже были введены уроки информатики. Но компьютеров мы в глаза не видели, и вся «информатика» сводилась к пересказам учителя о том, что из компьютерной техники он видел в областном центре. А наблюдал он, что теперь понятно, совсем примитивные ЭВМ, тогда как в США уже в 1985 году была создана программа Windows, а население обладало более чем миллионом персональных компьютеров.
Достижения по части военно-промышленного комплекса и космических исследований не должны вводить в заблуждение. К 1985 году отставание СССР в освоении космоса было уже налицо. Американцы не только побывали на Луне, утерев Советам нос, но их летательные аппараты достигли Меркурия, Марса, Юпитера и Сатурна, и корабль «Вояджер-2» двигался к Урану и Нептуну. Помню свой восторг от снимков этих планет, черно-белых и редко публиковавшихся в советских газетах и ярких цветных в журнале «Америка». Кроме того, у США имелся космический челнок, казавшийся техникой XXI века на фоне привычных советских ракет и кораблей «Союз», а 25 апреля 1990 года на земную орбиту с помощью космического корабля многоразового использования «Дискавери» был выведен телескоп «Хаббл», расширивший человечеству границы непознанного.
Идеологически СССР также сильно проигрывал Западу. Советская культура – музыка, фильмы, живопись, книги – не котировалась. Происходило своего рода паразитирование за счет давних достижений в классическом балете и т. п., но ничего современного СССР предложить не мог – в эпоху массовой культуры страна безнадежно отстала, все новое приходило только с Запада – рок-музыка в первую очередь. То же касалось и кино, второго массового продукта поп-культуры. За редким исключением продукцию советских киностудий нельзя было даже сравнивать с Голливудом.
Левая идея в мире давно уже видоизменилась, если сравнивать с началом XX века. На первый план выходили гендерные, экологические и другие нестандартные проблемы. А СССР все топтался вокруг диктатуры пролетариата. Крупнейшим «достижением» стала теория «развитого социализма», в мире мало кому интересная. «Советская религия» – марксизм-ленинизм, предлагавшийся в качестве единственно допустимой идеологии, вызывал лишь усмешку. Население массово слушало западные радиоголоса и привыкало жить двойной моралью.
Советский Союз даже социалистами разных мастей воспринимался как закосневшая в своей негибкости и архаичности держава. В послесталинское время страна потеряла ключевого союзника – Китай, который стал прямым противником, на противостояние с которым также приходилось выделять огромные средства, помимо расходов на холодную войну с Западом во главе с США. Раскол с Китайской Народной Республикой (а кроме того, с крошечной, но вполне себе «социалистической» Албанией) дискредитировал СССР, он больше не мог позиционироваться как главная страна социализма, ибо в Поднебесной проживало почти в три раза больше населения, чем в Советском Союзе вместе с его союзниками. Вышли из-под контроля Румыния и Северная Корея, еще со сталинских времен оставалась независимой Югославия. В послесталинское время приобретений оказалось немного – Куба, Вьетнам с Кампучией и Лаосом, Ангола и Эфиопия. Но, говоря современным языком, все это было «проблемными активами», поглощавшими огромные средства без какой-либо явной отдачи.
В третьем мире имелось еще несколько союзников разной степени близости, попадавших под понятие «сферы влияния», – Никарагуа, Мозамбик, Южный Йемен и т. д. В целом же явного перехода к социализму от капитализма, феодализма или родо-племенного строя в планетарном масштабе не происходило. Даже в «старых» социалистических странах Восточной Европы, сохранявших безусловную верность СССР, время от времени случались волнения и бунты, показавшие всю эфемерность их идеологического выбора, – в Венгрии в 1956-м, в Чехословакии в 1968-м, неоднократно в Польше, в последний раз, наиболее масштабно, в 1980—1981-м.
Но самой острой проблемой к 1985 году стал Афганистан, не признаваемая война в котором доставляла СССР множество неприятностей во внешней политике, гибли люди, затрачивались огромные средства. В условиях того времени открытых антивоенных выступлений быть не могло, но раздражение подспудно нарастало. Политинформаторам задавались неудобные вопросы, на кладбищах росло число солдатских могил без указания причин их гибели, это было запрещено, сотрудникам военкоматов давали большие взятки, чтобы сыновей не направляли в Афган, а неприятные объяснения с начальством нередко заканчивались знаменитым «я вас в Афганистан не посылал».
Гонка вооружений протекала так давно, что не вызывала такой реакции, как афганская война, к тому же она не имела явно выраженных последствий, но они были отчетливо заметны тем, кто принимал решения в СССР, впрочем, было понимание и у простых людей – «многого у нас нет, поскольку надо крепить оборону». Огромные военные расходы ложились тяжелым бременем на бюджет страны. Каждый виток холодной войны требовал все более сложной техники, рейгановская инициатива 1983 года – «Стратегическая оборонная инициатива», более известная как «Звездные войны», вызвала буквально панику у кремлевского руководства, ибо означала необходимость новых колоссальных затрат.
Разрядка международной напряженности начала и середины 1970-х годов сменилась после 1979 года усилением противостояния. Встречи на высшем уровне СССР – США прекратились. Америка наступала на Советский Союз по всем фронтам. Она бойкотировала Олимпийские игры в Москве 1980 года, СССР – в Лос-Анджелесе в 1984-м. Фактически Советский Союз был вынужден в одиночку противостоять самой богатой и мощной стране мира – США, вкупе с ее союзниками, среди которых были такие индустриальные гиганты, как Япония (третья экономика мира) и ФРГ, и такие ядерные державы, как Великобритания и Франция. Кроме того, с восточного тыла ему угрожал миллиардный Китай, также ядерный, стремительно развивавшийся в результате реформ Дэн Сяопина, который в 1979-м уже открыто нападал на советского союзника – Вьетнам – и активно, вместе с Западом, помогал афганским моджахедам.
Можно перечислять еще много проблем – и экологические бедствия, начиная от уничтожения целого моря – Аральского, и, напротив, затопления сотен тысяч гектаров плотинами ГЭС на Волге и Днепре; и ситуацию с преступностью – банды терроризировали и школы, и ПТУ, и целые городские районы, а по количеству заключенных на душу населения и по общему их числу СССР находился в мировых лидерах; и дедовщина в армии, означавшая не просто криминализацию вооруженных сил, но и неспособность командования навести элементарный порядок в частях; и провалы в здравоохранении – Советский Союз являлся страной, где ведущим методом контрацепции оставались аборты.
* * *
Главой Советского государства в марте 1985 года стал Михаил Сергеевич Горбачев. Его избранию генсеком предшествовали два коротких правления Юрия Владимировича Андропова и Константина Устиновича Черненко, которые с позиций сегодняшнего дня выглядят междуцарствием.
Михаил Горбачев принадлежал к числу последних выдвиженцев Леонида Ильича Брежнева. Он был переведен в Москву секретарем ЦК по сельскому хозяйству из Ставрополя, где работал первым секретарем крайкома КПСС, в 1978 году, в возрасте сорока семи лет. По меркам тогдашней геронтократии это был совсем юный возраст, но Горбачев уже успел пройти большой путь в плане карьеры. Внук председателя колхоза, он умудрился получить за ударный труд в поле в возрасте восемнадцати лет орден Трудового Красного Знамени, послуживший ему путевкой в жизнь – с такой наградой он смог поступить в Московский государственный университет (МГУ) им. М. В. Ломоносова на юридический факультет без экзаменов.
Провинциальный юноша не особенно выделялся среди других студентов, хотя и занимался общественной работой, и в 1955 году, по окончании университета, вернулся на родину. Но пойти по юридической стезе ему не пришлось, выпускник столичного вуза, да еще МГУ, сразу был примечен в крайкоме комсомола и приглашен на работу в ВЛКСМ.
Карьера сообразительного Миши развивалась стремительно. Уже в 1956 году он первый секретарь Ставропольского горкома комсомола, а в 1961–1962 годах – первый секретарь Ставропольского крайкома. Далее Горбачев перешел на партийную работу, умея выстраивать отношения с менявшимися первыми секретарями. Будучи юристом, он получает второе высшее образование, окончив Ставропольский сельскохозяйственный институт. В 1970 году Горбачев становится самым молодым в стране первым секретарем крайкома (обкома).
Возглавив один из основных зерновых районов страны, он оказывается на хорошем счету в ЦК и лично у Леонида Брежнева как энергичный руководитель, разбирающийся в аграрном секторе. Поэтому, когда в 1978 году скоропостижно умирает член политбюро и одновременно секретарь ЦК, курирующий сельскохозяйственный сектор, Федор Давыдович Кулаков, его преемником становится 47-летний Михаил Горбачев, опять-таки самый молодой человек на таком посту в то время. Разумеется, когда Брежнев предлагал Горбачеву перейти из Ставрополя в Москву, он вряд ли видел в нем своего последователя. Ему нужен был надежный и активный помощник по вопросам сельского хозяйства – извечно слабого звена советской экономики.
Надо заметить, что в 1976 году секретарем ЦК КПСС был избран и другой «молодой» партийный работник с периферии – первый секретарь Свердловского обкома Яков Петрович Рябов (преемником которого стал Ельцин). Рябов возглавил военно-промышленный комплекс (ВПК) вместо ставшего министром обороны Дмитрия Устинова и, одновременно, курировал деятельность административного отдела ЦК КПСС, то есть все силовые органы.
Я полагаю, что именно Рябова Брежнев и видел своим потенциальным преемником, для чего и поручил ему столь важную должность. Однако напористый и резкий Яков Рябов вступил в конфликт с Устиновым, который не желал терять контроль над ВПК, и проиграл ему в аппаратной борьбе, итогом которой стал его сравнительно быстрый уход с должности секретаря ЦК КПСС в начале 1979 года.
Горбачев же, оказавшись в Москве, повел себя куда хитрее и дипломатичнее. Он вообще обладал способностью уживаться с любым начальством и нравиться своим непосредственным руководителям. С тем же Устиновым у него были налажены отличные взаимоотношения. Звоня ему по телефону, Горбачев шутливо спрашивал: «Товарищ командующий, какие будут указания по части сельского хозяйства?» Если Рябов, несмотря на свое кураторство самых важных сфер государственной деятельности, так и остался «просто» секретарем, то Горбачев уже в 1979 году стал кандидатом в члены политбюро, а в 1980-м, в неполные 50 лет, – членом политбюро, будучи всего лишь «аграрием».
У Горбачева была большая опытность по части аппаратных интриг, но он не обладал глубоким умом и серьезными знаниями. Он умел производить впечатление своим напором и энергичностью, но ни в чем не являлся профессионалом. Хитрость заменяла ему ум. Вообще, создается впечатление пустоты этого человека, бедности его внутреннего мира. Горбачев находился на своем месте, когда выполнял чьи-то указания, – чем и объясняется стремительность его карьеры. Когда же он оказался в роли первого человека страны, не подлежащего контролю, несчастья посыпались на нее как из рога изобилия. Сегодня очевидно, что потолком Михаила Сергеевича был пост первого секретаря крайкома.
Оказавшись в ЦК КПСС, Горбачев занялся разработкой продовольственной программы, которую сумел преподнести престарелому Леониду Брежневу как некую важную инициативу, способную решить перманентный продовольственный кризис. Программа представляла собой бессодержательную бюрократическую инициативу, не предполагавшую принципиальных изменений и уповавшую на административные рычаги. Все дальнейшие инициативы Горбачева, выдвигавшиеся им уже на посту генерального секретаря, отличались тем же самым – верой в то, что можно что-то изменить аппаратными перестановками, словесной мишурой.
Любопытно заметить, что будущий «либерал» и «демократ», работая в ЦК, ориентировался в первую очередь на таких консерваторов, как Юрий Андропов и Дмитрий Устинов. Хорошие отношения у него были и с когда-то работавшим на Ставрополье Михаилом Андреевичем Сусловым, ставшим для либеральной интеллигенции своего рода жупелом. Напротив, с производственниками, такими как председатель Совета министров СССР Николай Александрович Тихонов, у него отношения не сложились. Опытный премьер довольно быстро разглядел в неуемном карьеристе человека опасного и пытался противодействовать его восхождению и инициативам, но в этом он не преуспел. Устинов с Андроповым Горбачева прикрывали и способствовали расширению его полномочий. Вероятно, тогда Михаил Сергеевич проникся ненавистью к аппарату, что проявилось уже в перестройку, на рубеже 1970—1980-х годов, когда инициативы ретивого секретаря ЦК, «проталкивающего» свою продовольственную программу, встречали зачастую обоснованные возражения и в Госплане, и в Минфине, и в других ведомствах. Причудливым образом матерый до мозга костей аппаратчик Горбачев стал обличителем бюрократии. Схожий путь в свое время проделал Никита Сергеевич Хрущев.
После смерти Константина Черненко в марте 1985 года ни у кого не возникало и вопроса о том, кто станет следующим генеральным секретарем. Я помню, что в свои 14 лет, когда по радио сообщили о кончине Черненко, спросил у родителей: «Теперь Горбачева изберут?» Его фамилия всплыла у меня сама собой – последний год он проявлял большую публичную активность, совершал зарубежные визиты, что было заметно не только в Москве, но и в провинции. К тому же после трех последовавших друг за другом смертей дряхлых вождей избрание очередного старика стало бы очевидной нелепостью. С неизбежностью и необходимостью назначения относительно молодого Михаила Сергеевича смирились даже его противники. Недаром его кандидатуру официально вынес на голосование министр иностранных дел СССР Андрей Андреевич Громыко, на то время самый старый член политбюро, как бы давая тем самым одобрение от лица ветеранов партийного руководства.
Ядерную сверхдержаву возглавляла олигархическая верхушка из десяти-пятнадцати человек, которые из своей среды выдвигали лидера, чьи полномочия были обширными, но не неограниченными. В дальнейшем уже сам лидер постепенно подбирал себе соратников, но с учетом сложных раскладов в высших эшелонах власти. Брежневу для формирования своей команды и удаления нежелательных лиц из политбюро понадобилось около десяти лет.
Максим Анатольевич Артемьев
Жизнь замечательных людей (Молодая гвардия)
Книга «Гэкачеписты» посвящена биографиям людей, которые навсегда вошли в историю СССР как члены Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП). Они были очень разными личностями, но в чем-то, бесспорно, незаурядными и талантливыми, сумевшими достичь высших государственных должностей. Их объединило участие в попытке спасти от развала Советский Союз, но неудача ГКЧП только ускорила распад страны и повлекла, таким образом, последствия всемирно-исторического масштаба.
Максим Артемьев, писатель, журналист, историк, в свое время работал пресс-секретарем Василия Стародубцева, одного из членов ГКЧП, что побудило интерес к данной теме и подтолкнуло к написанию представленной книги, второй на счету автора из серии «ЖЗЛ».
Максим Артемьев
Гэкачеписты
© Артемьев М. А., 2021
© Издательство АО «Молодая гвардия», художественное оформление, 2021
Предисловие
Этот день навсегда вошел не только в историю, но и в мою жизнь. Утром 19 августа 1991 года, разбудив меня, отец сказал о ГКЧП. Я бросился к телевизору и следующие три дня почти не отходил от экрана, одновременно слушая западные радиоголоса. Помню, что, с одной стороны, ощущал какую-то гнетущую безнадежность и отчаяние от того, что перестройке пришел конец и не будет больше ни свободы слова, ни свобод вообще, а с другой стороны, – охватило чувство сопричастности к великому историческому событию, сродни тому, что Федор Тютчев описывал словами «Блажен, кто посетил сей мир / В его минуты роковые!», острого осознания, что на моих глазах происходит нечто грандиозное, сопоставимое только с событиями 1917 года, и я всему этому свидетель.
Двадцатилетний провинциальный юноша, книжный червь, живший радио- и телепередачами, я испытывал острую потребность поделиться распиравшими меня ощущениями, но не знал с кем. Я выходил из дома на тульские улицы, ожидая увидеть бурную реакцию жителей на происходящее в Москве. Но – и это было едва ли не бо`льшим шоком, чем само известие о ГКЧП, – я не видел никаких стихийно собирающихся толп, обсуждающих последние известия, в транспорте не слышал никаких разговоров о происходящем. Шла привычная жизнь – как вчера и позавчера.
Мой отец был тогда вторым секретарем Тульского обкома КПСС – должность на 1991 год не столь значительная, как прежде, ибо партия стремительно теряла рычаги управления и подвергалась бесконечному поношению. Двумя месяцами ранее Тулу посетил Борис Николаевич Ельцин в рамках своего предвыборного тура (именно тогда состоялось его знакомство с Павлом Грачевым, имевшее столь значительные последствия в дни ГКЧП). На площадь перед местным «белым домом» его вышли встречать десятки тысяч людей. Эйфория от его личности еще не проходила, население Тулы, как и других городов РСФСР, измученное беспрерывно ухудшающейся ситуацией в стране, возлагало на Ельцина самые невероятные ожидания.
В памяти остался следующий эпизод. Весна 1991 года. Я захожу в овощной магазин в Туле. Громко включено радио: выступает Михаил Сергеевич Горбачев. Продавщица – крепко сбитая женщина средних лет, в типичной для своей профессии ватной безрукавке, громко восклицает, возвышаясь над грязным прилавком с мелкой картошкой и вялой морковью, густо облепленными землей, – «как же он надоел! Кажется, сама бы взяла в руки ружье и застрелила!». Таково было отношение людей к центральной власти. Бесконечные пустопорожние речи Горбачева раздражали своей беспомощностью. На его фоне Борис Ельцин – такой же партработник и его одногодок, оказавшийся более хитрым политиком, выглядел свежим и многообещающим.
Провал ГКЧП имел для моей семьи большие последствия. 23 августа Ельцин эффектно подписал, во время выступления Горбачева в Верховном Совете РСФСР, как выразился российский президент, «для разрядки», указ о запрете Коммунистической партии Советского Союза. Генсек запрещаемой партии беспомощно пытался возражать с трибуны, лишь подчеркивая свою никчемность. И сразу же по всей России прокуроры начали опечатывать помещения партийных органов, позволяя выносить из кабинетов лишь личные вещи. Отец позвонил мне, велев срочно прийти к обкому – вышеупомянутому «белому дому». Он хотел передать электрообогреватель, который где-то купил, но все не удосуживался принести домой, чтобы тот не пропал в суматохе опечатывания. Поскольку входы в здание были перекрыты и вынести его было невозможно, обогреватель положили (отец или его помощник) под решетчатую ограду, преграждавшую вход во внутренний двор четырехугольника обкома, и мне надо было его из-под нее вытащить.
Но не тут-то было – «белый дом» по периметру оцепили откуда-то взявшиеся дружинники с красными повязками, и одним из них был мой бывший однокурсник, активист местного демократического движения, выгнанный из института. Я, естественно, не рискнул приближаться к ограде, и электрообогреватель пропал в хаосе революции. Так в моей персональной истории трагическое смешалось с комическим.
Но куда важнее была потеря отцом работы – его вместе с другими работниками обкома вывели из здания под улюлюкающие крики собравшейся толпы. В одну минуту обнулилась вся его предшествующая комсомольско-партийная карьера, и в 46 лет надо было все начинать сначала и как-то кормить семью. Тогда я этого не понимал. Напротив, в душе я был рад, что наконец-то никто не сможет назвать меня «сынком партийного работника», что нависало надо мной как проклятие, особенно в последние три года, когда партию стали поносить все кому не лень, и я чувствовал себя как еврей в нацистской Германии в первые годы нацизма.
После трех дней ГКЧП страна кардинальным образом изменилась. Запрет КПСС – станового хребта советской империи – означал ее кончину, и через четыре месяца она исчезла с лица земли.
Сегодня, спустя почти 30 лет после описываемых событий, история с ГКЧП воспринимается не так серьезно. Многие современники о ней уже забыли, а для молодого поколения она и вовсе не существует. В поведении людей, «не замечавших» переворота в Москве и живших своей привычной жизнью, я вижу больше житейской мудрости, нежели в моем исступленном состоянии юноши, не умудренного опытом. Ныне действия ГКЧП представляются мне лишь эпизодом, хотя и ключевым, в трагическом распаде страны.
* * *
История распада СССР представляет собой уникальное событие в мировой истории. Огромная империя рухнула всего лишь за шесть с половиной лет в результате действий его верховного руководства. Советскому Союзу ничто не угрожало извне. В 1985 году, когда к власти пришел Михаил Горбачев, в стране отсутствовала внутренняя оппозиция – диссиденты в основном были разгромлены, Александр Исаевич Солженицын находился в изгнании в Америке, а Андрей Дмитриевич Сахаров в ссылке в Горьком. Именно генеральный секретарь ухитрился своими руками создать себе оппозицию – вопреки собственным намерениям, а экономические реформы, призванные поднять народное хозяйство, обрушили его.
СССР в 1985 году выглядел невероятным явлением. В нем жили люди, которые не представляли себе иного существования. Да, они были многим недовольны, в первую очередь постоянным дефицитом товаров и продовольствия, но в целом не видели альтернативы системе, которая худо или бедно давала работу и крышу над головой и не допускала голода.
За три поколения советского времени историческая память об имперской России до 1917 года была полностью утрачена. Перемен хотели, но именно в рамках сохранения привычных порядков. Та жизнь, которая по меркам любого иного общества воспринималась бы абсурдной, самим жителям СССР представлялась в основных своих чертах вполне нормальной. Но что это была за жизнь?
В магазинах имелся лишь самый элементарный набор продуктов, гарантировавший невозможность голода, но не более того. Сельское хозяйство было вопиюще неэффективным – и это видели все. Десятки миллионов школьников, студентов, научных работников, инженеров, рабочих, солдат ежегодно отправлялись в деревню для помощи в работах. Но все равно – мяса в магазинах практически не бывало, а зерно миллионами тонн закупали за границей. 90 процентов картофеля – основной пищи советского человека – выращивалось на приусадебных участках. Потребительские товары были низкого качества, и их приобретение также превращалось в охоту. Говорилось «достать», а не «купить». Любая модная вещь являлась дефицитом по определению – от дубленки до магнитофона, от автомобиля до мебельной «стенки».
Помимо нехватки продуктов и товаров, остро стояла жилищная проблема – жилья не хватало, и семьи ютились по три поколения в маленьких квартирах. Миллионы семей, особенно в частном секторе, были лишены канализации и водопровода. Десятки миллионов людей проживали в бараках, общежитиях, коммунальных квартирах.
Молодежь раздражало отсутствие доступа к популярной музыке и фильмам, вообще к современной западной массовой культуре и к модной одежде. Собственно политической цензурой были недовольны лишь немногие, равно как и подавлением религии, вытесненной на обочину жизни общества. Вспоминаю, что впервые я взял в руки Библию в 18 лет, в 1989-м, да и то, как я теперь понимаю, это было одно из протестантских изданий.
Следствием как идеологических, так и социально-бытовых неурядиц был массовый алкоголизм. Поколениям, не заставшим СССР, хотя бы и поздний, трудно представить то повсеместное пьянство, которое буквально захлестывало страну, в первую очередь славянские республики – РСФСР, УССР, БССР.
Технологически Советский Союз во многом отставал от Запада, в частности в сфере IT-технологий. Вновь не могу не поделиться личным опытом. В школе у нас в десятом классе (1987/88) уже были введены уроки информатики. Но компьютеров мы в глаза не видели, и вся «информатика» сводилась к пересказам учителя о том, что из компьютерной техники он видел в областном центре. А наблюдал он, что теперь понятно, совсем примитивные ЭВМ, тогда как в США уже в 1985 году была создана программа Windows, а население обладало более чем миллионом персональных компьютеров.
Достижения по части военно-промышленного комплекса и космических исследований не должны вводить в заблуждение. К 1985 году отставание СССР в освоении космоса было уже налицо. Американцы не только побывали на Луне, утерев Советам нос, но их летательные аппараты достигли Меркурия, Марса, Юпитера и Сатурна, и корабль «Вояджер-2» двигался к Урану и Нептуну. Помню свой восторг от снимков этих планет, черно-белых и редко публиковавшихся в советских газетах и ярких цветных в журнале «Америка». Кроме того, у США имелся космический челнок, казавшийся техникой XXI века на фоне привычных советских ракет и кораблей «Союз», а 25 апреля 1990 года на земную орбиту с помощью космического корабля многоразового использования «Дискавери» был выведен телескоп «Хаббл», расширивший человечеству границы непознанного.
Идеологически СССР также сильно проигрывал Западу. Советская культура – музыка, фильмы, живопись, книги – не котировалась. Происходило своего рода паразитирование за счет давних достижений в классическом балете и т. п., но ничего современного СССР предложить не мог – в эпоху массовой культуры страна безнадежно отстала, все новое приходило только с Запада – рок-музыка в первую очередь. То же касалось и кино, второго массового продукта поп-культуры. За редким исключением продукцию советских киностудий нельзя было даже сравнивать с Голливудом.
Левая идея в мире давно уже видоизменилась, если сравнивать с началом XX века. На первый план выходили гендерные, экологические и другие нестандартные проблемы. А СССР все топтался вокруг диктатуры пролетариата. Крупнейшим «достижением» стала теория «развитого социализма», в мире мало кому интересная. «Советская религия» – марксизм-ленинизм, предлагавшийся в качестве единственно допустимой идеологии, вызывал лишь усмешку. Население массово слушало западные радиоголоса и привыкало жить двойной моралью.
Советский Союз даже социалистами разных мастей воспринимался как закосневшая в своей негибкости и архаичности держава. В послесталинское время страна потеряла ключевого союзника – Китай, который стал прямым противником, на противостояние с которым также приходилось выделять огромные средства, помимо расходов на холодную войну с Западом во главе с США. Раскол с Китайской Народной Республикой (а кроме того, с крошечной, но вполне себе «социалистической» Албанией) дискредитировал СССР, он больше не мог позиционироваться как главная страна социализма, ибо в Поднебесной проживало почти в три раза больше населения, чем в Советском Союзе вместе с его союзниками. Вышли из-под контроля Румыния и Северная Корея, еще со сталинских времен оставалась независимой Югославия. В послесталинское время приобретений оказалось немного – Куба, Вьетнам с Кампучией и Лаосом, Ангола и Эфиопия. Но, говоря современным языком, все это было «проблемными активами», поглощавшими огромные средства без какой-либо явной отдачи.
В третьем мире имелось еще несколько союзников разной степени близости, попадавших под понятие «сферы влияния», – Никарагуа, Мозамбик, Южный Йемен и т. д. В целом же явного перехода к социализму от капитализма, феодализма или родо-племенного строя в планетарном масштабе не происходило. Даже в «старых» социалистических странах Восточной Европы, сохранявших безусловную верность СССР, время от времени случались волнения и бунты, показавшие всю эфемерность их идеологического выбора, – в Венгрии в 1956-м, в Чехословакии в 1968-м, неоднократно в Польше, в последний раз, наиболее масштабно, в 1980—1981-м.
Но самой острой проблемой к 1985 году стал Афганистан, не признаваемая война в котором доставляла СССР множество неприятностей во внешней политике, гибли люди, затрачивались огромные средства. В условиях того времени открытых антивоенных выступлений быть не могло, но раздражение подспудно нарастало. Политинформаторам задавались неудобные вопросы, на кладбищах росло число солдатских могил без указания причин их гибели, это было запрещено, сотрудникам военкоматов давали большие взятки, чтобы сыновей не направляли в Афган, а неприятные объяснения с начальством нередко заканчивались знаменитым «я вас в Афганистан не посылал».
Гонка вооружений протекала так давно, что не вызывала такой реакции, как афганская война, к тому же она не имела явно выраженных последствий, но они были отчетливо заметны тем, кто принимал решения в СССР, впрочем, было понимание и у простых людей – «многого у нас нет, поскольку надо крепить оборону». Огромные военные расходы ложились тяжелым бременем на бюджет страны. Каждый виток холодной войны требовал все более сложной техники, рейгановская инициатива 1983 года – «Стратегическая оборонная инициатива», более известная как «Звездные войны», вызвала буквально панику у кремлевского руководства, ибо означала необходимость новых колоссальных затрат.
Разрядка международной напряженности начала и середины 1970-х годов сменилась после 1979 года усилением противостояния. Встречи на высшем уровне СССР – США прекратились. Америка наступала на Советский Союз по всем фронтам. Она бойкотировала Олимпийские игры в Москве 1980 года, СССР – в Лос-Анджелесе в 1984-м. Фактически Советский Союз был вынужден в одиночку противостоять самой богатой и мощной стране мира – США, вкупе с ее союзниками, среди которых были такие индустриальные гиганты, как Япония (третья экономика мира) и ФРГ, и такие ядерные державы, как Великобритания и Франция. Кроме того, с восточного тыла ему угрожал миллиардный Китай, также ядерный, стремительно развивавшийся в результате реформ Дэн Сяопина, который в 1979-м уже открыто нападал на советского союзника – Вьетнам – и активно, вместе с Западом, помогал афганским моджахедам.
Можно перечислять еще много проблем – и экологические бедствия, начиная от уничтожения целого моря – Аральского, и, напротив, затопления сотен тысяч гектаров плотинами ГЭС на Волге и Днепре; и ситуацию с преступностью – банды терроризировали и школы, и ПТУ, и целые городские районы, а по количеству заключенных на душу населения и по общему их числу СССР находился в мировых лидерах; и дедовщина в армии, означавшая не просто криминализацию вооруженных сил, но и неспособность командования навести элементарный порядок в частях; и провалы в здравоохранении – Советский Союз являлся страной, где ведущим методом контрацепции оставались аборты.
* * *
Главой Советского государства в марте 1985 года стал Михаил Сергеевич Горбачев. Его избранию генсеком предшествовали два коротких правления Юрия Владимировича Андропова и Константина Устиновича Черненко, которые с позиций сегодняшнего дня выглядят междуцарствием.
Михаил Горбачев принадлежал к числу последних выдвиженцев Леонида Ильича Брежнева. Он был переведен в Москву секретарем ЦК по сельскому хозяйству из Ставрополя, где работал первым секретарем крайкома КПСС, в 1978 году, в возрасте сорока семи лет. По меркам тогдашней геронтократии это был совсем юный возраст, но Горбачев уже успел пройти большой путь в плане карьеры. Внук председателя колхоза, он умудрился получить за ударный труд в поле в возрасте восемнадцати лет орден Трудового Красного Знамени, послуживший ему путевкой в жизнь – с такой наградой он смог поступить в Московский государственный университет (МГУ) им. М. В. Ломоносова на юридический факультет без экзаменов.
Провинциальный юноша не особенно выделялся среди других студентов, хотя и занимался общественной работой, и в 1955 году, по окончании университета, вернулся на родину. Но пойти по юридической стезе ему не пришлось, выпускник столичного вуза, да еще МГУ, сразу был примечен в крайкоме комсомола и приглашен на работу в ВЛКСМ.
Карьера сообразительного Миши развивалась стремительно. Уже в 1956 году он первый секретарь Ставропольского горкома комсомола, а в 1961–1962 годах – первый секретарь Ставропольского крайкома. Далее Горбачев перешел на партийную работу, умея выстраивать отношения с менявшимися первыми секретарями. Будучи юристом, он получает второе высшее образование, окончив Ставропольский сельскохозяйственный институт. В 1970 году Горбачев становится самым молодым в стране первым секретарем крайкома (обкома).
Возглавив один из основных зерновых районов страны, он оказывается на хорошем счету в ЦК и лично у Леонида Брежнева как энергичный руководитель, разбирающийся в аграрном секторе. Поэтому, когда в 1978 году скоропостижно умирает член политбюро и одновременно секретарь ЦК, курирующий сельскохозяйственный сектор, Федор Давыдович Кулаков, его преемником становится 47-летний Михаил Горбачев, опять-таки самый молодой человек на таком посту в то время. Разумеется, когда Брежнев предлагал Горбачеву перейти из Ставрополя в Москву, он вряд ли видел в нем своего последователя. Ему нужен был надежный и активный помощник по вопросам сельского хозяйства – извечно слабого звена советской экономики.
Надо заметить, что в 1976 году секретарем ЦК КПСС был избран и другой «молодой» партийный работник с периферии – первый секретарь Свердловского обкома Яков Петрович Рябов (преемником которого стал Ельцин). Рябов возглавил военно-промышленный комплекс (ВПК) вместо ставшего министром обороны Дмитрия Устинова и, одновременно, курировал деятельность административного отдела ЦК КПСС, то есть все силовые органы.
Я полагаю, что именно Рябова Брежнев и видел своим потенциальным преемником, для чего и поручил ему столь важную должность. Однако напористый и резкий Яков Рябов вступил в конфликт с Устиновым, который не желал терять контроль над ВПК, и проиграл ему в аппаратной борьбе, итогом которой стал его сравнительно быстрый уход с должности секретаря ЦК КПСС в начале 1979 года.
Горбачев же, оказавшись в Москве, повел себя куда хитрее и дипломатичнее. Он вообще обладал способностью уживаться с любым начальством и нравиться своим непосредственным руководителям. С тем же Устиновым у него были налажены отличные взаимоотношения. Звоня ему по телефону, Горбачев шутливо спрашивал: «Товарищ командующий, какие будут указания по части сельского хозяйства?» Если Рябов, несмотря на свое кураторство самых важных сфер государственной деятельности, так и остался «просто» секретарем, то Горбачев уже в 1979 году стал кандидатом в члены политбюро, а в 1980-м, в неполные 50 лет, – членом политбюро, будучи всего лишь «аграрием».
У Горбачева была большая опытность по части аппаратных интриг, но он не обладал глубоким умом и серьезными знаниями. Он умел производить впечатление своим напором и энергичностью, но ни в чем не являлся профессионалом. Хитрость заменяла ему ум. Вообще, создается впечатление пустоты этого человека, бедности его внутреннего мира. Горбачев находился на своем месте, когда выполнял чьи-то указания, – чем и объясняется стремительность его карьеры. Когда же он оказался в роли первого человека страны, не подлежащего контролю, несчастья посыпались на нее как из рога изобилия. Сегодня очевидно, что потолком Михаила Сергеевича был пост первого секретаря крайкома.
Оказавшись в ЦК КПСС, Горбачев занялся разработкой продовольственной программы, которую сумел преподнести престарелому Леониду Брежневу как некую важную инициативу, способную решить перманентный продовольственный кризис. Программа представляла собой бессодержательную бюрократическую инициативу, не предполагавшую принципиальных изменений и уповавшую на административные рычаги. Все дальнейшие инициативы Горбачева, выдвигавшиеся им уже на посту генерального секретаря, отличались тем же самым – верой в то, что можно что-то изменить аппаратными перестановками, словесной мишурой.
Любопытно заметить, что будущий «либерал» и «демократ», работая в ЦК, ориентировался в первую очередь на таких консерваторов, как Юрий Андропов и Дмитрий Устинов. Хорошие отношения у него были и с когда-то работавшим на Ставрополье Михаилом Андреевичем Сусловым, ставшим для либеральной интеллигенции своего рода жупелом. Напротив, с производственниками, такими как председатель Совета министров СССР Николай Александрович Тихонов, у него отношения не сложились. Опытный премьер довольно быстро разглядел в неуемном карьеристе человека опасного и пытался противодействовать его восхождению и инициативам, но в этом он не преуспел. Устинов с Андроповым Горбачева прикрывали и способствовали расширению его полномочий. Вероятно, тогда Михаил Сергеевич проникся ненавистью к аппарату, что проявилось уже в перестройку, на рубеже 1970—1980-х годов, когда инициативы ретивого секретаря ЦК, «проталкивающего» свою продовольственную программу, встречали зачастую обоснованные возражения и в Госплане, и в Минфине, и в других ведомствах. Причудливым образом матерый до мозга костей аппаратчик Горбачев стал обличителем бюрократии. Схожий путь в свое время проделал Никита Сергеевич Хрущев.
После смерти Константина Черненко в марте 1985 года ни у кого не возникало и вопроса о том, кто станет следующим генеральным секретарем. Я помню, что в свои 14 лет, когда по радио сообщили о кончине Черненко, спросил у родителей: «Теперь Горбачева изберут?» Его фамилия всплыла у меня сама собой – последний год он проявлял большую публичную активность, совершал зарубежные визиты, что было заметно не только в Москве, но и в провинции. К тому же после трех последовавших друг за другом смертей дряхлых вождей избрание очередного старика стало бы очевидной нелепостью. С неизбежностью и необходимостью назначения относительно молодого Михаила Сергеевича смирились даже его противники. Недаром его кандидатуру официально вынес на голосование министр иностранных дел СССР Андрей Андреевич Громыко, на то время самый старый член политбюро, как бы давая тем самым одобрение от лица ветеранов партийного руководства.
Ядерную сверхдержаву возглавляла олигархическая верхушка из десяти-пятнадцати человек, которые из своей среды выдвигали лидера, чьи полномочия были обширными, но не неограниченными. В дальнейшем уже сам лидер постепенно подбирал себе соратников, но с учетом сложных раскладов в высших эшелонах власти. Брежневу для формирования своей команды и удаления нежелательных лиц из политбюро понадобилось около десяти лет.