В тени московского мэра

Но самым публичным исполнителем был близкий друг Владимира Ивановича Юрий Михайлович, с которым они дружили семьями и даже вместе отдыхали. Как пел Лужков – слышали многие. Не обладая ни слухом, ни поставленным голосом, Юрий Михайлович, тем не менее, не стеснялся публично петь на многих мероприятиях. В его официальном репертуаре были и гимн Москвы, и газмановская «Москва, златые купола» и «Подмосковные вечера». Не очень чистое пение столичного градоначальника не всегда бросалось в глаза, потому что один Юрий Михайлович пел редко, понимая, наверное, что не имеет профессиональных вокальных данных. Рядом с ним пели Иосиф Кобзон, Олег Газманов, другие артисты, а иногда и московские чиновники, которых мэр взмахом руки приглашал к хоровому пению.

Поздравляя ветеранов с очередной годовщиной победы, Лужков мог спеть знаменитый «День победы», а открывая ярмарку меда, с удовольствием выкрикивал частушки.

На одной из медовых ярмарок, которая открывалась в МВО «Манеж», Лужков разошелся так, что пустился в пляс вместе с артистами, соревнуясь с дородной, румяной, в красочном народном костюме солисткой в исполнении эротических частушек. Отплясав несколько фигур, они по очереди выходили к микрофону и пели короткие частушки, после чего отступали в глубь маленькой сцены, уступая место конкуренту Услышав голос мэра, поющего частушки, к сцене сбежались пасечники и посетители выставки:

– Во дает Лужок! – слышалось с разных сторон.

Профессиональная артистка и мэр спели уже по несколько частушек на грани фривольности, но Юрий Михайлович не сдавался и снова возвращался к микрофону, чтобы выдать очередное четверостишие. Пораженные люди у сцены смеялись, аплодировали и фотографировали удивительное зрелище, которое продолжалось минут десять. И это была полная импровизация, никаких заранее заготовленных пиаровских ходов – просто у мэра в этот день было хорошее настроение.

Перед очередными выборами в Госдуму Иосиф Кобзон уговорил Лужкова слетать в свой избирательный округ. Тогда в России было три Бурятии – все самостоятельные субъекты РФ, со своими губернаторами, министрами, бюджетами. От Агинского Бурятского автономного округа депутатом Государственной Думы избирался Иосиф Давыдович. Все население этой российской провинции, от которой было рукой подать до монгольской границы, составляло около семидесяти тысяч человек, а количество избирателей было почти вдвое меньше. Затерянный край, до которого от Читы нужно было несколько часов добираться на автомобилях, населяли очень простые, доверчивые люди, которые всему удивлялись как дети. Когда мимо них проходили столичные знаменитости, они смотрели на них как на божества, улыбались и старались дотронуться рукой до их одежды.

Несмотря на третье тысячелетие, люди эти жили настолько первобытно, что до появления в их краю Кобзона даже в главном правительственном здании столицы округа, поселке Агинское, не было санузла. Чтобы справить нужду, надо было выйти во двор, где стояли деревянные будки выгребных туалетов с дырками вместо унитазов. Московская делегация была поражена.

Наверное, чтобы стать депутатом от такого малочисленного и добродушного края, Кобзону было достаточно просто дать там один концерт, но с его избранием жизнь в округе стала меняться, а для местного населения перемены эти были просто грандиозными. Окружную администрацию реконструировали и организовали там современный туалет, построили небольшую, но уютную гостиницу, где в очень демократичных условиях останавливался и сам певец, и Лужков, и все сопровождающие их в поездках лица, включая журналистов и охранников. Номеров было мало, и делегацию уплотнили по половому признаку: в каждую комнату заселили по три-четыре человека, отдельные номера достались только VIP-персонам. Отельчик был настолько скромным, что во многих номерах не было даже удобств, умываться приходилось в общем туалете на этаже. Проходя по коридору с зубной щеткой в руках, можно было встретить выходящего из своей комнаты в халате заспанного Кобзона:

– Здравствуйте, Иосиф Давыдович, – говорили журналисты.

– Привет! Как спали?

После подписания каких-то формальных документов о сотрудничестве двух субъектов федерации и посещения шоу на маленьком местном стадионе, в котором показали театрализованную историю бурятского народа, состоялся прием по случаю визита московской делегации. За столами было человек сто – местная элита и столичные гости. Уже отзвучали традиционные приветствия, тосты за гостей и за хозяев, обязательное троекратное «ура!» за московского мэра и за местного губернатора, и возникла небольшая пауза, а разговоры за столом разделились. Через некоторое время Лужков вытер губы салфеткой и повернулся к Кобзону:

– Иосиф!

Кобзон вопросительно посмотрел на Лужкова. Разговоры почти стихли.

– А давай споем!?

Они встали и прошли к роялю, который стоял здесь же в углу. Аккомпаниатор Кобзона сел за клавиши. Этот порыв для большинства был совершенно неожиданным, люди перестали есть, повисла тишина.

– А что будем петь, Юрий Михайлович? – спросил Кобзон.

Аркадий никогда не слышал, чтобы на людях близкий друг Лужкова называл его просто по имени.

– Давай что-нибудь украинское. Ты же у нас с Украины.

Они посовещались еще, и Кобзон шепнул что-то аккомпаниатору.

Мэр и депутат пели вдвоем больше часа, стоя у рояля. Они исполняли лирические песни, а подвыпивший зал, постепенно пришедший в себя после неожиданного продолжения ужина, подпевал им все смелее и громче. Создалась удивительная, совершенно не чиновничья атмосфера, как будто разные люди просто пришли на концерт.

Один из пологих холмов вокруг поселка Агинское был разбит на несколько сотен участков, на которых строились частные деревянные дома:

– А что это за дома? – спросил Аркадий у одного из сотрудников местной администрации, когда кортеж московской делегации уже собирался тронуться в обратный путь к Чите.

– А это стараниями Иосифа Давыдовича строят, а потом наши жители получат их в ипотеку, – пояснил тот.

– Понятно…

* * *

На висевшем в кафе большом мониторе начались новости. Сквозь шум застольной жизни ведущий рассказывал подробности про крупный теракт, произошедший за границей. Аркадий отвлекся от общего разговора и прислушался. Полиция и репортеры раскрывали все новые детали случившегося, на экране мелькали пострадавшие и напуганные очевидцы…

Время «Ч»

Очередное смутное время в России на стыке двадцатого и двадцать первого веков в Москве отметилось крупнейшими за всю историю города террористическими актами и техногенными катастрофами. Были взорваны жилые дома на улице Гурьянова и на Каширском шоссе, захвачены заложники в Театральном центре на Дубровке, обрушились крыши на спортивно-развлекательном комплексе «Трансвааль-парк» и Басманном рынке.

На всех этих ЧП Лужков был с первых минут и, естественно, получал самую полную и оперативную информацию, а журналистам, чтобы добыть любую подробность, приходилось придумывать самые хитроумные схемы.

О возникновении любой чрезвычайной ситуации, благодаря надежным источникам в правоохранительных органах, репортеры информационных агентств узнавали очень быстро, почти одновременно с мэром. Как только срабатывала система внутреннего оповещения, дежурные корреспонденты должны были моментально сорваться и выехать на место. Это было необходимо, чтобы получать важную для редакции информацию из первых рук, прислушиваясь к трескучим голосам из раций, докладам спасателей, разговорам пожарных, медиков, судебных экспертов.

Для сообщения официальной информации за периметром оцепления места ЧП организовывались импровизированные пресс-площадки, куда время от времени выходили представители властей и рассказывали о ходе расследования, количестве жертв и пострадавших, первых версиях. Здесь собирались десятки телекамер и сотни журналистов из разных стран мира, и в течение всего времени ликвидации последствий эта профессиональная тусовка жила своей самостоятельной жизнью. Но, несмотря на свою активность и профессионализм, самой оперативной информацией это сообщество не владело.

Полученные от высокопоставленных чиновников данные были очень важны, но часто они оставались неполными и запаздывали по времени. А когда случается серьезная чрезвычайная ситуация, каждая новая цифра, каждая деталь разлетается по всем средствам массовой информации за считанные минуты, поэтому имеет огромное значение. Все это заставляло журналистов отслеживать не только официальные комментарии, но и стараться проникнуть в самый эпицентр трагических событий.

Самой сложной задачей было пройти за оцепление, за которым документов уже никто не спрашивал. Правда, внутри «особой территории», чтобы не вызывать подозрений, приходилось постоянно изображать какую-нибудь деятельность: передвигаться, казаться членом группы каких-то специалистов, обсуждающих оперативную обстановку.

Выезжая на ЧП, коллеги Аркадия, как и он сам, старались одеваться солидно: костюм, галстук, если холодно – куртка, но обязательно расстегнутая так, чтобы галстук был виден. Эти мелочи играли большую роль. Такой простой способ нередко срабатывал, тем более что в оцеплении зачастую стояли совсем еще юные милиционеры или их ровесники из внутренних войск. Для преодоления этой «линии обороны» нужно было только сделать озабоченный целеустремленный вид и энергичной походкой проследовать к месту происшествия, а если кто-то и решится засомневаться в твоих полномочиях – не останавливаясь строго посмотреть и бросить что-нибудь вроде: «Вы что, не видите? Не мешайте работать!»

Но из юнцов оцепление состояло не всегда. Иногда его формировали из тертых, повидавших жизнь мужиков – бойцов ОМОНа, которые могли запросто схватить за руку и потребовать удостоверение почти у любого, и тогда все пропало: однажды засветившись в качестве журналиста – пытаться прорваться в зону чрезвычайной ситуации второй раз было бессмысленно. А это значило, что задание редакции сорвано, работа не сделана.

Но для преодоления омоновцев существовал другой способ. Увидев ОМОН, нужно было не спешить, а просто понаблюдать за обстановкой откуда-нибудь издалека. Постепенно к месту ЧП начинали стягиваться самые разнообразные группы: чиновники из мэрии и правоохранители в штатском, представители префектуры и управы, розыска и прокуратуры, строители, энергетики… В каждой группе, как и полагается, был старший, который показывал удостоверение и кивал на остальных: мол, это со мной.

Как только очередная группа начинала выходить из подъехавших машин, нужно было быстро приблизиться, слиться с ней на подходе к оцеплению и вместе со всеми преодолеть оцепление. И почти каждый раз такой способ срабатывал.

Когда 14 февраля 2004 года рухнула крыша аквапарка «Трансвааль-парк», первым на место выехал напарник Аркадия, криминальный журналист по призванию, человек, получавший удовольствие от самого факта проникновения в запретные зоны и владевший этим ремеслом в совершенстве. Он прошел внутрь оцепления по уже описанной схеме и начал передавать информацию. Аркадий должен был сменить его через двенадцать часов. Подъехав в условленное время, он увидел плотное кольцо милиции вокруг бывшего аквапарка. В тех местах, где были оставлены проходы для сотрудников различных служб, дежурили офицеры. Аркадий набрал номер:

– Я уже на месте. Как там у тебя ситуация?

– Привет! Замерз дико и жрать охота, а так – ничего. Всех конкурентов сделал! Ты где стоишь?

– Метрах в пятидесяти от центрального прохода, там еще КамАз МЧСовский рядом.

– A-а, понял. С проходом будет проблема, тут недавно одного журналиста выловили, что в принципе и неплохо для нас, но скандал был жуткий… Охрана злая. Но я уже кое-что придумал, действовать будем так…

Отсчитав пять минут, Аркадий отделился от толпы зевак, которые, несмотря на мороз, наблюдали, как огромные стрелы автокранов аккуратно вытягивают из завала покореженные куски металла, бетона, и открыто направился прямо к проходной. Милиция почти сразу его заметила и уже не выпускала из виду. Одновременно с началом движения Аркадия изнутри режимной территории к охранению приблизился его напарник:

– Здорово, мужики! Зажигалки не будет? А то пальцы отмерзли, уже не гнутся. Свою уронил где-то в завалах, – во рту он держал сигарету, пальцы подрагивали.

К тем, кто уже находился в зоне оцепления, срабатывало инстинктивное доверие: раз прошел – значит имеет право. Ему дали прикурить.

– И сигарета, вот, последняя, – он с удовольствием затянулся, – хорошо еще напарник сейчас должен подойти, сменить, – Аркадию оставалось до проходной метров пятнадцать, – а то совсем уже… А, вот и он! Наконец-то. Где ты ходишь, уже полчаса как должен был приехать!

Аркадий подошел с внешней стороны:

– Да я что-то время не рассчитал. Привет, Андрей! – они поздоровались за руку.

– Ну, пойдем, я тебя в курс дела введу и пойду отсыпаться, – Андрей потянул Аркадия за собой.

– Стойте, стойте! А вы кто, собственно… – засомневался бдительный капитан.