Рабселькорам

Рабселькорам
Максим Горький

«Кое-кто из товарищей поняли меня так, как будто я советую писать только о хорошем, только о тех достижениях рабоче-крестьянской власти, которыми она может вполне законно гордиться, только о тех подвигах единиц в области труда, творчества и организации нового быта, которые должны бы нас удивлять и радовать…»

Максим Горький

Рабселькорам

Кое-кто из товарищей поняли меня так, как будто я советую писать только о хорошем, только о тех достижениях рабоче-крестьянской власти, которыми она может вполне законно гордиться, только о тех подвигах единиц в области труда, творчества и организации нового быта, которые должны бы нас удивлять и радовать.

Такое понимание неправильно, и в моём письме товарищу Сапелову данных для него нет.

Я ведь жизнь и людей знаю довольно прилично и знаю, что если б я посоветовал писать только о хорошем, так, пожалуй, газетам частенько не хватало бы материала.

Нет, писать о плохом необходимо, и советская пресса – в частности, зоркая «Рабочая газета» – делает это отлично, с той беспощадностью, с которой и следует делать эту важнейшую работу.

Но вот что:

Есть немало людей, которые, подобно свиньям, питаются отбросами. Их радуют неудачи, ошибки, преступления и всякая грязь. Они жуют её с величайшим наслаждением и, смочив гниленькой слюной своей, снова отрыгают в жизнь. Для примера возьмём эмигрантскую прессу. Она питается почти исключительно перепечатками из советских газет, с радостью выбирая из них всё, что похуже, что может опорочить крестьян, рабочих и создаваемый ими новый строй жизни.

Жвачкой эмигрантов питаются, в свою очередь, буржуазные газеты Европы, а эти газеты читает и европейский пролетариат. Классовое сознание – превосходная сила, но если и мощную машину изо дня в день засорять всякой пылью, грязью, – машина будет работать хуже.

Отсюда опять-таки не следует, что о плохом нужно молчать, но следует помнить, что со всех сторон извне, а также изнутри, – всё, что говорится в Союзе Советов, подслушивают чуткие, непримиримо враждебные уши.

«Чубаровщина» – явление не новое. В девяностых годах самарские «горчичники», ростовские «солохи», петербургская организация хулиганов «Роща» и подобные ей тоже насиловали девиц, но в старое время факты таких насилий не всегда доходили до суда, – гласность была неудобна для администрации. Европейская пресса раздувала «чубаровщину» так, как будто это – новое явление, созданное именно вот вчера, возможное лишь при Советской власти. Половая распущенность и преступность в городах Европы, бесспорно, шире и глубже, чем в Союзе Советов, но каждый преступный акт, совершенный у нас, эмигрантская печать рассматривает как нечто возможное только в среде русского народа, а клевету эмигрантов опять-таки подхватывают иностранные газеты и знакомят с нею рабочих Европы.

Одичавшая от злости газета «Руль» с великой радостью перепечатывает роман Малашкина «Луна с правой стороны», но ни «Руль» и ни одна эмигрантская газета не заметят хороший роман Сергея Семенова «Наталья Тарпова».

Разумеется, я не жду, чтобы пресса эмигрантов знакомила пролетариат Европы с такими фактами, как сообщённый товарищем Судьиным о шестидесятичетырёхлетнем рабочем Орлове, вошедшем в партию; как факт, сообщённый мне ярославским селькором, что село в 142 двора выписывает 52 газеты; как бесчисленное количество мелких фактов, каждый из которых неопровержимо говорит о быстроте культурного роста трудовой массы.

О чём говорит эмиграции армия рабкоров и селькоров обоего пола, будущая интеллигенция от земли и фабрики, будущие журналисты, руководители советской прессы? О чём говорит им раскрепощение женщины, грамотность «инородцев», которых грамота быстро сделает культурными людьми?

Обо всём этом и многом другом буржуазия, конечно, не может сказать «доброго слова», но если рабкор или селькор неграмотно напишут иностранное словцо, она с величайшей радостью и много будет говорить о падении грамотности в Союзе Советов.

В итоге я скажу вот что: чем выше влезешь, тем больше видишь.

В Союзе Советов люди поднимаются вверх по-«хорошему», по тем ступенькам «хорошего», которые они сами создают. Чем заметнее будет подчёркнуто, ярче рассказано «хорошее», – тем яснее будет видно «плохое», тем постыднее покажется оно.

Всё познаётся по сравнению. Товарищ Судьин указывает: «Падаешь духом… Неужели только одно плохое?» – спрашивает он.

Я знаю, что это не одинокий голос. В глухих углах Союза работают тысячи людей, создавая «хорошее», но не зная или плохо зная, что ещё и где ещё делается «хорошее»-то. Вот это незнание и понижает энергию маленьких творцов великого дела.

Товарищ Гурков пишет:

«Плохое привело к тому, что мы свернули голову буржуазному строю».

Это – неверно. Если бы не знали «хорошего», так не почувствовали бы в себе силы «свернуть голову плохому» для того, чтобы «хорошее» стало общим достоянием всей массы трудящихся, к чему и стремится товарищ Гурков.

Товарищ Зайцев:

«Хорошее у нас воспринимается как нечто должное, абсолютно закономерное».

Прекрасный, гордый взгляд на дело! Но я говорю о том, что у нас видят «хорошего» меньше, чем его есть в действительности, а ведь то, чего не видишь, не воспримешь.

Товарищ Гольц:

«Самолюбованием заниматься некогда».

Речь ведётся не о «самолюбовании», а о том, чтоб все работники были широко осведомлены обо всём, что «хорошего» делается в Союзе Советов. Не надо забывать, что есть товарищи, которым любоваться не на что.

На моё, уж не очень значительное, письмо к товарищу Сапелову за десять дней отозвалось более 300 товарищей. Я считаю, что это очень хорошо, и очень благодарен всем откликнувшимся.

М. Горький

P.S. И очень рад, что почти всем товарищам понравилась идея издания еженедельника или двухнедельника более или менее полных «сводок» по культурной работе и Союзе Советов. Эти сводки, поднимая творческую энергию строителей новой жизни, дадут им в руки прекрасный материал для пропаганды.

    М.Г. Сорренто 30 декабря 1927 г.