Чудаки

Самоквасов(усмехаясь). Ты вот говоришь, а я не понимаю зачем?

(Елена и Зина выходят, Самоквасов встал, давая им дорогу.)

Елена. Господа, пожалуйста, помогите Константину перенести сундуки…

Самоквасов. Иду! Ты бы сидел, скептик.

Вукол(идя за ним). Сыро… Потомок прав.

Елена(лаская Зину). Ляг иди, может, уснёшь.

Зина. Нет, не хочу… я боюсь, что усну.

Елена. Боишься?

Зина. Мне – стыдно. Я не чувствую горя, утраты… я так странно, стыдно спокойна! Развязалась петля… я могу не лгать, не насиловать себя… мне не надо казаться нежной и любящей… Это хорошо и – нехорошо…

Елена(улыбаясь). Вот – слышал бы тебя Константин…

Зина. Нет, не говори ему! Я не хочу, чтобы он считал меня бесчувственной… я так уважаю его!

Потехин(подходя). Вам необходимо свидетельство о смерти, я сейчас напишу. (Проходит в дом.)

Зина. Как он это сказал!.. Когда он подходит близко ко мне, я ощущаю прикосновение какой-то тяжести… Лена, я не кажусь тебе бессердечной?

Елена. Перестань об этом. Тебе двадцать лет.

Мастаков(в дверях). Елена, иди сюда! (Когда она подошла, он возмущённо шепчет.) Слушай, какого чёрта Николай рычит на меня? Стоит под носом и сверкает белками… что ему нужно?

Елена(уходя). Я сейчас, Зина.

Мастаков(идя за нею). Возмутительно!

(Зина утомлённо потянулась, наклонила к лицу ветку дерева, обоняет её запах. Вздрогнула, взглянув на занавешенное окно, пугливо отряхает руки.)

Самоквасов(с шалью в руке). Возьмите-ка, сыро!

Зина. Спасибо! Какой вы заботливый.

Самоквасов(расцветая). Ну… это не я… это ваша мама велела мне. Хорошая у вас мама!

Зина(кивая головой). Да.

Самоквасов(волнуясь). Вообще, женщины – самое лучшее… Особенно теперь, когда наш брат… несколько раскис. Знаете, мне можно поверить, – я женщин видел! Я очень плохо, очень грубо жил… немногое могу вспомнить без стыда за себя… и, если было что хорошее, чистое в моей жизни, – это были вы… женщины… Готов молиться: да сохранит их господь бог, ибо нет у него среди русского племени ничего лучше женщин!

Потехин(выходя). Ого! Вот как?

Самоквасов(оборачиваясь к нему). Ах… это вы! Конечно – не согласны? Желаете спорить?

Потехин. Не время и не место.

Самоквасов(горячо). Ироническим возгласам – место, а правдивому свидетельству – не место? Почему-с?

Потехин(проходя мимо него). Вы, точно влюблённый, вспыхиваете… что с вами, а?

Самоквасов. Ничего особенного, благодарю вас! Вы как себя чувствуете? Вот, Зиночка, посмотрите: вчера он призывал народ – вперёд, на бой с судьбой, а сегодня, извольте видеть, – разочарованному чужды все обольщенья прежних дней!

Зина. Не надо сердиться!

Самоквасов. Но ведь это же… это обман… это – игра людьми…

Потехин(раскуривая сигару). Чего вы так волнуетесь? Попросите, и – вам снова дадут место в полиции… (Отходит.)

Зина(болезненно). Ой, доктор… что это вы!

Самоквасов(задыхаясь). Вот… культурный человек… а? Благородно, а?

Зина. Он… может быть, он нездоров?

Самоквасов. Да-с… паралич души у него… Нет, извините… мы все – злые, грубые… и ничего не любим… ни друг друга, ни себя самих, ни родину… У нас в жилах течёт дурная, холопья кровь… мы ещё не пережили крепостного права… мы – изнутри рабы…

Вукол(выходит – Зине). Вас мать зовёт. Ты что, Мирон?

Самоквасов(показывая кулак). Сын твой…

Вукол. Ага!

Самоквасов. Когда-нибудь я его…

Вукол(глядя в темноту). Никто не любит моего потомка.

Самоквасов. А он? Он кого любит? Умеет он любить?

Вукол. Не знаю. Не спрашивал.

Самоквасов. Спроси… да!

(Потехин подходит. Самоквасов, фыркнув, ушёл в комнаты.)

Вукол. Ты что обижаешь людей?

Потехин. Давай походим, отец.

Вукол. Нога не позволяет ходить.

Потехин. Ах, да… Вот что – я уезжаю… С поездом в пять пятнадцать. (Вынимает бумажник.) Вот деньги… Потом ещё пришлю… если будут.

Вукол. Значит, надолго… А служба?