За что миллионы убивали и калечили в Первую мировую? За что тысячи искалечили и убили сегодня? За что лишили крова полмиллиона людей Донбасса?
В качестве ответа показывают на противную сторону: а они в нас почему стреляют? Ответь за себя, зачем ты пришел на чужую землю и стреляешь в людей? Нет ответа: зачем-то пришли, но это теперь уже не важно. Причиной массовых убийств стала фантазия далекого от моральных критериев человека.
Войну создали в пробирке, война выдумана для укрепления режима.
Во время Отечественной войны с германским фашизмом объяснить принесенную жертву можно было, а сегодня – нельзя. Попытались связать сегодняшнюю бойню с фашизмом – надо получить оправдание убийствам. Но фашизм – это агрессивный патриотизм, который применяют вместо государственной идеи.
Этого веселящего газа в самой России избыток, именно этот газ и выпустили для радости населения. Судя по социологическим опросам, рады убийствам больше половины населения нашей страны, то есть десятки миллионов людей рады смертям.
Но если так, значит, убийства – это воля народа. Народ желает крови. Но скажите, скажите: какая же у народа цель?
Какому божеству приносят жертву? Ведь люди умирают за что-то. Отдают жизни и забирают чужие жизни, зрители испытывают удовлетворение оттого, что молодых людей убивают, существование общества стало осмысленным, но в чем смысл?
Такой смысл, безусловно, есть – просто смысл не в спасении жителей Донбасса; жителям как раз не поздоровилось. И украинцев не защитили (хотя в начале диверсионной войны выдвигалась даже эта версия). И территории эти не особенно нужны. И собственных молодых людей не пожалели. Но ведь хотят войны, искренне хотят. Война действительно народная, это трудно отрицать, коль скоро народ пришел в радостное возбуждение.
Происходит народная война – война с демократией. Это народная антидемократическая война.
Происходит народная война – с демократией. Это народная антидемократическая война. Звучит странно, однако противоречия тут нет.
Не менее странно звучит обвинение «Марша мира» в том, что демонстрация мирных намерений проводится в защиту войны. Но и тут нет противоречия.
Народ России искренне убежден в том, что демонстранты, требующие остановить войну, помогают большему злу, нежели сама война. Тех, кто просит мира с собственным народом (ведь вчера украинцы считались братьями) называют «национал-предателями». Отныне народ поделен на два. Иногда, для удобства, говорится, что такой нации как украинцы нет; но украинцев ненавидят и выделяют в отдельную ненавидимую породу.
Народ России считает, что война – это восстановление «русского мира», а мир – это соглашательство с иным порядком, который хуже, чем война. Оруэлловская формула «война это мир» воплотилась в жизнь.
Утвердилось народное мнение, будто убивать – занятие необходимое, ведущее к счастливым дням в будущем; смерти сегодня нужны, чтобы остановить вестернизацию, требуется остановить враждебный общественный строй, вползающий в наши края.
Идет народная антидемократическая война.
Демократия скомпрометирована воровством, народ искренне ненавидит демократию; народ желает демократию искоренить – и даже у соседей демократия мешает.
Это слишком важный пункт, чтобы произнести его бегло.
Намеки на коронование нынешнего президента ведь не требуются – власть уже заявила о себе как о вечной и несменяемой. Видимо, лишь несменяемая монархическая структура способна удержать длинное тело России от распада.
Демократия и ротация означают распад страны; распад – это смерть культуры. Вне империи Россия существовать не умеет; следовательно, Россия убивает соседей, чтобы продлить существование. Значит, патриот должен убивать. Враг ясен – это демократическое устройство общества. Правитель апеллирует к народу, он народный царь; однако народная воля – это не демократия; не следует путать.
Противопоставить тиранию демократии на том лишь основании, что демократия может сбоить, – это нонсенс.
На протяжении истории России понятия «народная воля» и «демократия» путали постоянно; сегодня исторический казус разросся до масштабов войны.
Вообще-то факт, что судопроизводство порой допускает ошибки, не должен вести к умозаключению, что беззаконие лучше закона.
Да, демократическая, парламентарная система, принятая в странах западной цивилизации – не совершенный механизм, и внутри нее случаются сбои, но это не означает, что тирания лучше. Все обстоит прямо наоборот.
Ошибки, допущенные внутри законодательной парламентской системы Запада, в которой исполнительная власть отделена от законодательной, а президент не диктует парламенту волю, – ошибки в такой системе бывают, и их следует искоренять, исходя из ротационных механизмов демократической системы.
Что, более или менее последовательно, и происходит. Противопоставить тиранию демократии на том лишь основании, что демократия может сбоить, – это нонсенс. Однако в том случае, если тирания обещает стать строем более надежным, нежели демократия, противопоставление уместно.
Однако Гитлер, Муссолини, Перон и Франко бранили демократию за неэффективность, критикуют демократию и сегодня. Фактически, новая война – против демократического принципа в целом. Демократический инструментарий не справляется с проблемами мира – автократия эффективнее.
Демократия не умеет решить проблему социумов до конца; демократия в сегодняшнем мире живет управляемым и насаждаемым хаосом; от перманентного хаоса люди устали – не только в России, – а вот автократия сулит стабильность.
Пока еще стесняемся назвать своим именем тот строй, который атакует демократию сегодня; пока стесняемся произнести, что объявлена война демократическому принципу управления народом; но в том, что демократия не нужна, российский народ единодушен.
Мы всегда немного кокетничаем – не позволяем договорить мысль до конца; мы застенчиво утверждаем, что сегодня на нас напала Америка, а мы вот обороняемся. Иные люди недоумевают: как и где напала Америка? Разве было такое? Недоверчивым объясняют, что Америка растлила Украину – вот в чем проявилось нападение. Рассказывают о печенье, которое секретарь Госдепа раздавала демонстрантам на киевской площади. И что же, за то печенье такая жестокая месть?
По этому признаку и убивают: украинцы желают демократии, а русский народ выбирает иную форму управления собой.
Вы в ответ лучше кекс купите, зачем в ответ убивать? За печенье посылать диверсантов? Нет, конечно; печенье – это зловещая деталь, это та самая деталь, видимо, в которой прячется дьявол. Дьявольское это печенье обозначает принципиальное различие меж двумя народами; казалось бы, демократия – это правление народа; но нет, выясняется, что отнюдь не любой народ этой формы управления хочет.
Америка, навязывая демократию, совершает (и теперь это распространенная точка зрения) преступление – ведь иракцам, ливийцам, египтянам демократия не нужна.
Вот таким образом и разделился славянский этнос, по этому признаку и убивают – украинцы желают демократии, а русский народ выбирает иную форму управления собой.
Украина кричит русскому брату: «За что ты на нас напал? Мы ведь просто хотели для себя свободы!». А русский брат отвечает: «Вашей свободы не существует в принципе. Вы наша окраина, вы приговорены быть колонией; а как потенциальные демократы вы будете колонией Америки. Я убиваю вас за то, что вы пожелали сменить господ. Я убиваю вас за то, что ваши новые господа могут растлить и мой народ тоже».
Два демоса не имеют общего словаря, хотя языки схожи.
Четверть века назад и русские тоже хотели демократии, но сегодня практически весь народ (не тиран, а именно сам народ) желает централизованной формы правления. Иными словами, мы можем говорить о столкновении двух народных воль; кто-то называет сегодняшний конфликт войной цивилизаций; но речь идет об ином. Цивилизация у нас одна, мы все рассуждаем в терминах христианских различий добра и зла.
Происходящее обозначает рубеж в европейской истории. Тот поступательный процесс, который для западного рассудка кажется естественным ходом раскрепощения личного сознания, а именно: Ренессанс – просвещение – демократия, сегодня прерван.
Традиция Эразма, Кондорсе, Канта сегодня подверглись критике. Это началось не вчера; собственно, этой традиции противостоял и художественный авангард прошлого века, и авторитарные режимы Европы. Проект «консервативной революции», то есть проект контрреволюции, отменяющей просвещение, Ренессанс, демократию и социализм, сформулирован давно.
Требовалась глобальная Вандея для отмены просвещения, нужен великий белый царь планетарного масштаба; барон Унгерн, сокрушающий Атлантическую цивилизацию.
Вторжение России в Украину можно прочесть как нравственный долг русского народа.
Простите, месье, за прямой вопрос: вам, католику, традиционалисту, европейскому писателю этот белый охраняющий вас царь нужен тоже? Вы настолько боитесь мусульман, что желаете феодализма?
Можно сказать, что контрреволюция – это деталь; но деталей сегодня столь много и они так плотно подогнаны одна к одной, что складывается ясная картина нового феодализма.
Не о Советском Союзе сожалеет Россия – напрасно боятся нового витка коммунизма либералы; Россия возвращается к глубинным корням, где никакого социализма не будет. История повернута вспять: речь идет о народной воле, но отнюдь не желябовской, а вовсе с другим вектором; речь идет о «консервативной революции».
Президент России сегодня стал лидером «консервативной революции» западного мира – вы, месье, не первый, от кого я слышу, что Россия защищает традиционные ценности в эпоху однополых браков, мусульманского давления и деградации Европы.
Правые партии тянутся к путинской России как к оплоту консерватизма; на фоне данной миссии подавление Украины не кажется проблемой. Более того, дело выглядит так, словно Украина предпочла сомнительные ориентиры той Европы, которая уже изменила себе; а Россия по-отечески вразумляет колонию. Да и европейцам являет пример, как усмирять демократию.
Что с того, что и фашизм прошлого века тоже охранял нравственность; ведь прежде всего отцы церкви выступали за нравственность, и католическая традиция тоже велит быть непреклонным.
Вторжение России в Украину можно прочесть как нравственный долг русского народа, и, знаете, отрицать это очень непросто. Поглядите на православные молебны в честь насилия над соседней страной. Ведь есть же коллективное сознание нации? И если народ решил, что насилие (вторжение в Украину, например) есть его долг, что можно народу возразить?
Сказать, что нравственный долг не воплощается в агрессии? А вдруг именно воплощается? Вот про такое агрессивное чувство общего долга и писал много лет подряд Дугин в журнале «Элементы».
Вы только что подтвердили, что агитатор писал не зря. Вы, оказывается, соавтор Дугина. И охранительная миссия России вызывает уважение у многих.
Журнал «Элементы» является ярким неофашистским изданием, но, если вы предпочитаете мягкий термин, журналом «консервативной революции», а можно сказать и так: это журнал охранительный и защищающий традиции.