Аниськин и сельские гангстеры

Пытка закончилась только тогда, когда Костя добрел до ФАПа и сдал труп на руки бывалого фельдшера. Но и это было еще не все. Самое страшное ожидало Костю тогда, когда, вооружившись всеми средствами осмотра места преступления, он вернулся в орешник.

Орешник заметно поредел. Окрестности его напоминали кадры из эпизода с условным названием: «Крепостные идут по грибы, по ягоды». Там и тут мелькали пестрые сарафаны, слышались девичьи вскрики и мужской говорок. Над орешником витали тучи табачного дыма. Место преступления было вытоптано добротно и основательно.

Только через час, после испробования всех законных и незаконных средств, Комарову удалось изгнать варваров и оцепить место преступления. Улик было более, чем достаточно. Сигаретные бычки можно было грести лопатами, конфетные фантики изобиловали отпечатками пальцев, оторванные пуговицы могли сделать честь коллекции рачительной хозяйки, на поредевших, выломанных ветках орешника покачивались разноцветные клочки одежды. Про следы от ботинок и говорить нечего: на клубной танцплощадке их было меньше.

И только пятачок, где лежал труп, остался в неприкосновенности. Костя вздохнул и принялся за осмотр места происшествия, ограниченного, после визита всего Но-Пасарана, полутора квадратными метрами. Полчаса упорного поиска привели к тому, что кроме небольшой, впитавшейся в землю бурой лужицы Костя ничего не обнаружил. Кровь принадлежала, бесспорно, убитому, но все-таки Комаров взял небольшую пробу грунта: в криминалистике важно все! По обилию крови стало ясно, что усатый умер не от прямого удара в сердце. Вполне вероятно, что он вообще умер не сразу.

Кстати, личность его удалось установить быстро, еще в фельдшерско-акушерском пункте. Там же стало ясно, почему труп пролежал в орешнике почти сутки и его никто не хватился. Убитый, Куроедов Сергей Игнатьевич, жил один, работал на мелькрупкомбинате в должности младшего бухгалтера и ни с кем не общался. Причиной столь редкой на селе нелюдимости являлась судимость, которую Куроедов добросовестно отбыл в соседней колонии. Как и многие осужденные, которых никто не ждал дома, после получения свободы Сергей Игнатьевич остался жить в Но-Пасаране, вел себя тихо, прилично, ни с кем не дружил и не враждовал.

То, что Куроедов не имел врагов, было плохо. Сложнее было вычислить причину убийства. Костя вздохнул и решил заняться сбором и сортировкой лоскутов одежды со сломанных веток орешника, полурастоптанных бычков и оторванных пуговиц.

Когда сбор мусора уже подходил к концу, участкового привлек непонятный, едва уловимый шум в районе местонахождения трупа.

«Черт, неужели убийцу потянуло на место преступления?» – обрадовался Костя. Он лег на землю и постарался не сопеть. Характер шума в кустах был совершенно беззастенчивый. Вести себя так нагло не мог человек, сутки назад совершивший убийство. На всякий случай Комаров снял с предохранителя «Макарова» и по-пластунски, стараясь производить как можно меньше шума, пополз к подозрительному месту. Доползти он не успел. Из орешника показалась омерзительная, вся в буроватой земле, морда Мальвины.

«Пришла в надежде поживиться мертвечиной, – хладнокровно констатировал Костя, – ничего не нашла, но покопалась на месте кровавой лужицы».

Мальвина вела себя неадекватно. Выражение разочарования на ее мордашке смешивалось с алчным огоньком в крошечных, почти закрытых спутанными клочками шерсти глазках. Болонка оглянулась и, почти уткнувшись носом в землю, медленно пошла прочь от орешника. В высокой траве ее не было видно. Только напряженно приподнятый грязный серо-голубой хвост, нервно подрагивая, выдавал направление движения.

«Она же след берет», – осенило Костю.

Стараясь не спугнуть невольную помощницу, Комаров пополз следом. Ползти пришлось довольно долго. За вытоптанной но-пасаранцами зоной трава была более густой и высокой, чтобы не потерять из виду Мальвину, Косте приходилось часто поднимать голову. Когда он в очередной раз вынырнул из травы, кроме хвоста собаки его внимание привлекла не совсем заурядная травинка. На сочной зелени осоки темным пятном бурела застывшая капля.

«Кровь», – понял участковый.

Мальвина вела его по правильному следу. Сейчас он и сам стал замечать, что трава по направлению движения несколько примята, что размазанные и застывшие капли крови встречаются не так часто, как того хотелось бы, но достаточно для того, чтобы понять: то, что здесь волокли, было не мешком с комбикормом, а истекающим кровью человеческим телом.

– Мне бы свою, настоящую собаку, – тихо помечтал Костя, – вот мы бы дел наворотили! Надо Кирюхе написать, пусть в городском питомнике овчаренка присмотрит. А пока буду деньги откладывать. Хорошая служебная собака дорогого стоит.

Пока юноша мечтал о хорошей служебной овчарке, плохая декоративная болонка вывела его к краю села. Возле какого-то необычного сооружения Мальвина закружилась вьюном, повизгивая от нетерпения и поднимая тучи пыли.

«Пора, – решил Костя, – а то и здесь следы уничтожит».

Уже не скрываясь, он встал в полный рост и направился к бьющейся в истерике болонке. Мальвина, увидев вчерашнего врага, перестала крутиться, замерла, приподняла верхнюю губу, обнажив розовые десны с белоснежными остренькими зубками и предостерегающе зарычала.

– Врешь, теперь врасплох не захватишь, – пригрозил Костя, погрозив агрессивной француженке «Макаровым».

Но выросшая среди диванных подушек болонка или не знала, что такое пистолет, или пребывала в уверенности, что профессиональный защитник слабых не поднимет на нее смертоносное оружие. И быть бы новому участковому вновь покусанному, если бы не неожиданная поддержка в виде уже выручившего его раз козла.

Животное выросло, словно из под земли, в тот момент, когда зловредная болонка уже приготовилась к прыжку. Козел угрожающе наклонил голову с убедительными рогами и стал медленно надвигаться в сторону агрессивного зверя. Мальвина только притворялась глупой собакой: в положении умственно отсталой легче было жить и творить всякие гадости. Но инстинкт самосохранения у нее был развит очень даже неплохо. Козел – не участковый, он думать о последствиях не будет. Произведя небольшую мыслительную операцию и сделав выбор, болонка приняла отсутствующий вид, с удовольствием почесалась и неторопясь направилась в сторону родимого дома.

Комаров облегченно вздохнул. Нет, он не боялся скандальной собаки, просто не хотел связываться с ней и ее не менее скандальной хозяйкой. Зато теперь путь был свободен. Мысленно поблагодарив появившегося так вовремя козла, Костя перелез что-то наподобие небольшого рва и подошел к интересующему его месту.

Да. Несомненно, преступление произошло именно здесь. Примятая трава, сломанный куст чертополоха, множество следов двух пар обуви и наконец, характерная бурая, впитавшаяся в землю, но еще заметная лужица.

Видимо, смертельное ранение было нанесено жертве именно на этом месте. Потом потерявшего сознание Куроедова отволокли в орешник, в надежде, что до поздней осени туда никто не полезет. Будь ранение менее серьезным, Куроедов смог бы выползти и спастись, но видимо, уже в орешнике он скончался, так и не приходя в сознание. Именно здесь, где в ближайшие сутки не ступала нога местного человека, предстояло искать улики, указывающие на личность убийцы.

Комаров приступил к работе. Для начала он измерил длину следа ботинок, зарисовал узор на подошве, взял пробу грунта. Грунт мог пригодиться ему для сличения с грязью на подошве обуви будущего подозреваемого. Вскоре коллекция пополнилась четырьмя окурками: тремя от «Примы» и одним – от «Парламента» и некрасивой черной пуговицей с четырьмя дырочками. Улики с этого места Комаров положил отдельно, чтобы не спутать с уликами из орешника.

Теперь можно было спокойно отправляться в отделение и начинать следующий этап расследования – опрос знакомых и соседей жертвы. Костя встал с четверенек и довольно потянулся. Ничего, не все так страшно. По крайней мере, он быстро нашел настоящее место убийства, что удается далеко не каждому опытному следователю.

В городе Комаров четыре года занимался в секции самбо, тренер всегда хвалил его реакцию. Поэтому тихие, крадущиеся шаги за спиной и тень, упавшая на землю, не напугали его. Костя сделал вид, что ничего не заметил и продолжал потягиваться и приседать, будто главное, что привлекало его в жизни – это забота о собственных затекших мышцах. Когда незнакомец приблизился на недопустимо близкое расстояние, Костя резко развернулся и принял оборонительную стойку.

Но было уже поздно. Ему не хватило буквально какой-то доли секунды! Что-то схватило его за ворот куртки и подняло высоко над землей, поэтому разворот и стойку юноша сделал уже в воздухе. Зато теперь он мог видеть лицо врага. Да, такой мог убить. Прямо на Костю, из-за заросшего усами, бакенбардами, бородой и бровями лица с ненавистью смотрели маленькие черные буравчики глаз. Мясистый красный, в черных точках нос напоминал гигантского моллюска, неизвестно каким путем попавшего в эти заросли. А самое неприятное заключалось в том, что враг был нагло и откровенно могуч. Он держал Костю без видимых усилий и даже находил возможность рассматривать его.

– Я говорил, не суйся на мою территорию? – наконец спросил он.

– Не говорили, – честно ответил Костя.

– Тогда говорю, – коротко и ясно сказал незнакомец.

Он он немного тряхнул участкового и легко перебросил его через ров.

– Еще раз увижу, ноги выдерну, – спокойно пообещал он и развернувшись, зашагал прочь.

– Стойте, стрелять буду, – пообещал Костя. Именно эта фраза не раз выручала героев его любимых детективов.

– Из обреза? – остановился незнакомец.

– Из рогатки, – сострил Костя, продемонстрировав врагу «Макарова».

– Ну-ка, дай игрушку, – зашагал в сторону Кости амбал.

«А ведь и отнимет», – подумал Костя.

– Стоять, ни с места, вы арестованы, – вовремя вспомнил он безотказный комплект фраз для сыщика.

– А ты кто есть-то? – заинтересовался наконец незнакомец.

– Ваш новый участковый, младший лейтенант Константин Дмитриевич Комаров, – представился Костя.

– А-а-а, – протянул амбал почти дружелюбно, – а я – Семен Семенович Куркулев, пенсионер.

* * *

Семен Семенович Куркулев всю жизнь прожил со своей семьей на окраине села. В Но-Пасаране его не любили. Да и кто будет любить человека, который совершенно не интересуется ни последними сплетнями, ни тобой лично? Односельчане звали его лаконично: «Бирюк-на-окраине», перекидывали неприязнь к Бирюку и на его семью и дружно трепали ему нервы. А трепать было чем. Дело в том, что Куркулевы специально построили дом в двухстах метрах от села. Они надеялись, что назойливые и нахальные местные жители не будут докучать им своим вниманием. Но Куркулевы были отвратительными психологами. Каждому двоечнику с факультета детской психологии известно, что то, что прячут и запрещают, привлекает гораздо больше доступного.

Ни двухметровые заборы, ни злые голодные кобели, ни недавно выкопанный крепостной ров не могли укрыть от пристального внимания соседей личную жизнь семьи Бирюка. Положение усугублялось тем, что супруга Семена Семеновича, во девичестве Собакина Вера Степановна, приходилась родной сестрой главному деревенскому сумасшедшему Коле-Болеро. Дурачков в русской деревне всегда любили, гордились ими, хвастались перед другими селами и давали любимцам затейливые и характерные имена. Коля-Болеро получил свое за особенности походки. Он все время ходил как бы приплясывая, на цыпочках, нрава был доброго и ласкового. Все любили Колю. Все, кроме родной сестры. Вера Степановна Колю не любила и стеснялась родства с ним, чем бестактные односельчане беззастенчиво пользовались.

Видимо, слабая голова в семье Собакиных была наследственной. Но у Елены Степановны сумасшедствие поехало немного в другом направлении. Мексиканские сериалы оказали свое губительное влияние на слабую психику женщины, и она возомнила себя героиней одновременно всех сериалов, в зависимости от того, какой шел в данный момент на экране.

Всю тяжесть своего положения Вера Степановна обрушила на мужа. Она заставила пристроить к их добротному кирпичному дому второй этаж, выстроить бассейн и завести прислугу. Против второго этажа Семен Семенович ничего не имел, за бассейн, скрепя сердце, взялся, а насчет прислуги стоял насмерть. Не хватало еще пускать в дом чужого человека и доверять ему хозяйство! Поэтому оба пошли на компромисс и в качестве прислуги пристроили собственную старшую дочь – Василису. Из старого форменного платья мамаша состряпала униформу, на девочку надели белый передничек и поварский колпак и повесили на бедняжку всю уборку и готовку в доме.

Василиса училась в десятом классе. Училась неплохо – а иначе и нельзя было.

– Ты не должна позорить честь семьи Куркулевых! – постоянно твердил ей отец, – это всякая шваль может таскать в дом тройки, а Куркулевы должны быть безупречны во всем и высоко нести знамя своей фамилии!

В общем, жизнь Василисы была не сладкой. Репутация семьи и запреты родителей сделали свое черное дело, и друзей у нее не было. Дома ее ждали только бесконечные поучения, упреки и работа.