Аниськин и снежный человек

Все остальные проблемы отодвинулись на второй план: американцы, столовая. Что значат эти мелочи перед трупом чужака, зарытом чьими-то безжалостными руками на чужом сеновале?

Итак, начинаем: в первую очередь надо найти незнакомку, заманившую беднягу на сеновал и хозяина этого самого сеновала. И, кстати! Следов насильственной смерти с первого взгляда нет. А что, если Пенкин умер своей смертью? Это и надо выяснить в первую очередь. Комаров в очередной раз пожалел, что у него нет напарника. С одной стороны, необходимо было срочно идти за машиной – труп надо было доставить в райцентр и вообще, донести сей неприятный факт до ушей районной прокуратуры. С другой – бросать труп без надзора тоже не следовало. Кто знает! Виктор Августинович приводил примеры десятков случаев, когда труп бесследно исчезал с места преступления. На мгновение в его голове мелькнуло воспоминание, как, одурев от растерянности, тащил он бесчувственное тело через все село в прошлый раз. Но эта мысль отлетела так же быстро, как и возникла. На ошибках учатся. И Комаров не был исключением в этом замечательном правиле.

Костя наморщил лоб, немного постоял без движения. Спустя пару минут, морщины на его лбу разгладились, а рука поднялась и бесцеремонно хлопнула своего хозяина по макушке. Костя присел, достал из заднего кармана джинсов потрепанный блокнот с маленькими, полупрозрачными Симпсонами на каждом листочке и торопливо что-то начеркал. Потом свистнул Мухтара и аккуратно сложил записку.

Мухтар проигнорировал зов хозяина.

– Ко мне, – еще раз крикнул Костя и даже притопнул ногой от нетерпения.

Мухтар продолжал что-то смачно жевать. Его небольшой, каплеобразный хвостик чуть подрагивал от удовольствия.

– По дороге траву щипал, – разозлился Костя, – пока я труп искал сено наворачивал, и теперь еще и записку отнести не хочет! Обжора! Точно овчаренка заведу. Немецкого, из питомника.

В подтверждение серьезности своих намерений Комаров схватился обеими руками за хвост питомца и со всей силы потянул его на себя. Козел обиженно мекнул и повернул голову с тяжелыми, солидными рогами.

– Фу, Мухтар, фу, – крикнул Костя.

Изо рта напарника свисало что-то длинное, противное, непонятное. Костя уже смирился с мыслью о том, что Мухтар довольно непривередлив в пище. И даже немного уважал его за это. Ведь именно из-за своего нездорового пристрастия к окуркам Мухтар направил на верный след своего хозяина в прошлый раз. Но окурки, по крайней мере, имели в своей основе растительное происхождение, что не совсем противоречило логике. А что же соблазнительного нашел козел в этой длинной, разноцветной кишке, которая одним концом уходила в сено, а другим – в рот Мухтара?

Наконец Комаров выволок неразборчивое в еде животное на свет и внимательно, но не прикасаясь руками, рассмотрел неопознанную кишку. Вздох облегчения с громким звуком вылетел из его грудной клетки. Этой кишкой подозрительного окраса оказались обычные бусы. Не совсем, правда, обычные. Начать с того, что длина их, по крайней мере, была метра два, не меньше. Во-вторых, вся нитка была собрана из бусинок разного калибра, ценности и фактуры. Здесь были и черноморские ракушки, окрашенные в яркие, кислотные цвета, и редкие вкрапления черного, с переливами, чешского хрусталя, и грубоватые деревянные кругляшки, и засохшие ягоды рябины, и мумифицированные еловые шишечки.

– Где-то я уже видел эти бусы, – тихо, только для себя произнес Костя.

Он закрыл глаза. Его память вытащила бусы из желудка лже-травоядного и перенесла их в то место, где Костя увидел их в первый раз. Постепенно рядом появлялись другие предметы, которые ранее соседствовали с бусами, их окружали стены, запахи и живые существа.

– Вспомнил! – ликующе воскликнул Костик, – вспомнил…

Эти бусы он видел на экс-актрисе Ариадне Савской. Актриса жила в Но-Пасаране обособленно, почти ни с кем не общалась – и вовсе не из-за угрюмого и нелюдимого характера. Просто, по ее показаниям, в зените славы она была не то примой Большого театра, не то ведущей актрисой «Современника». Статус просто не позволял ей якшаться с некультурными и грубыми пасаранцами. Вот Костик ей понравился. Она даже пробовала чуть-чуть пособлазнять его, но все старания шестидесятилетней увядшей феи разбились о неопытность и юность нового участкового.

Не приносила популярности Савской и ее мерзкая по характеру французская болонка Мальвина. Мало того, что эта гадость страдала клептоманией и волокла к себе под крыльцо все, что не было приколоченного к земле пятидюймовыми гвоздями, но она еще и позволяла себе нападать на тихих и незлобливых но-пасаранских мужиков и кобелей.

Да и настоящего в имени актрисы было только отчество. В паспорте она была записана не как Ариадна Федоровна Савская, а как тривиальная Зинаида Федоровна Петухова.

Бусы являлись частной собственностью, и, можно сказать, собственноручной эксклюзивной поделкой Ариадны Федоровны. Это Костя мог подтвердить даже под присягой.

Вытащить из козла проглоченные бусы Комарову не удалось. Он решил отрезать ту часть, которая волочилась по земле, а потом, спустя время, необходимое для пищеварения, добыть и остальные. Несъеденная часть бус оказалась длиной три метра двадцать четыре сантиметра.

Мухтар, наконец-то, перестал дуться на то, что Комаров не дал ему до конца насладиться трапезой и позволил спрятать за ошейник записку.

– Вперед, Мухтар, – скомандовал Костя, – отнеси записку в ФАП, фельдшеру.

Мухтар немного подумал, наклонил голову и вопросительно уставился на хозяина.

– Ты что, не понимаешь? Ну вперед, иди, беги, понял?

В глазах козла появилось слегка осмысленное выражение.

– Молодец, понял, – обрадовался Костя, – а теперь запоминай, куда: в фельдшерско-акушерский пункт, к фельдшеру. Он прочитает записку и позвонит в райцентр. Или сам приедет на «Скорой». Понял? Ну ФАП, больные там лежат всякие, стонут.

Костя изобразил, как стонут больные в ФАПе. Нижняя челюсть Мухтара немного отвисла, брови, вернее,то место, где эти брови должны быть у человека, приподнялись, а глаза приняли сострадательное выражение.

– Ме-е-е-е? – с жалобной интонацией повторил он стон хозяина.

– Молодец, понял, беги.

Козел вздохнул, лизнул Костину ногу и прижался к нему всем своим теплым, лохматым телом.

– Вот бестолковый! Да не надо меня жалеть! У меня ничего не болит! Это у больных болит! В больнице, где Калерия работает! Козел немного отстранился и опять наклонил голову набок. Вся его поза словно говорила: «Продолжай, хозяин, я весь – внимание».

– Калерия, Калерия, отнеси записку Калерии, – догадался наконец Костя.

Он совсем забыл, что у Мухтара и медсестры из ФАПа особые отношения.

Мухтар резко мотнул головой, отчего его бородка весело взбрыкнула, повернулся и резвым галопом поскакал в сторону села. Комаров проводил его долгим взглядом и успокоился только тогда, когда пыль, поднятая напарником, немного улеглась. До прибытия машины было время, и Костя решил пока выстроить в голове логическую цепочку событий.

– Итак, если погибший – Пенкин, то его подруга, должно

быть, Савская. Это уже хорошо. Хотя и плохо. Савская – дама не дружащая с логикой и здравым смыслом. Для того, чтобы создать себе рекламу, она способна на все. Даже на признание себя виновной в убийстве. Но способна ли она на убийство?

Кто же ее знает! Чужая душа – потемки.

Костя вспомнил, сколько драгоценного времени отняла у него в прошлый раз Савская. Чтобы подогреть к себе интерес односельчан и самого участкового, она призналась в несовершенном убийстве и два дня сидела в КПЗ, распевая песни из репертуара уголовников и раскорябывая себе ссадины, якобы, полученные при допросе. Вполне возможно, что и сейчас она взялась за старое.

А с другой стороны, в прошлый раз Савская сама прибежала к Комарову и попросилась посидеть в обезьяннике, хотя улик против нее не было. А теперь не приходит, хотя улики есть. То есть поведение ее идет по другой схеме. Ладно. Сейчас это вопрос решить невозможно. Сразу после прибытия машины надо идти к ней.

Комаров поморщился. Каждая встреча с Савской и ее вздорной собачкой стоила ему солидных пробоин в ауре. Почти всегда эти встречи заканчивались мучительной головной болью, неприятным кислым привкусом во рту и нежеланием видеть всех особ женского пола, кроме одной. Он вспомнил о Василисе. Почти неделю не видел Костя эту тоненькую, но сильную девочку, в которой самым удивительным образом сочетались детскость и взрослая обстоятельность, наивность и ответственность за все, чему посчастливилось находиться в поле ее влияния.

Приятные думы грубо нарушил вполне приземленный и реальный вой сирены милицейского УАЗика. Костя прищурился от солнца: по дороге стрелой мчался Мухтар. За ним, вульгарно виляя задом на кочках, медленно ползла машина. Вот она притормозила около Комарова – из нее вышел Ведерко и молоденький сержант-водитель. Громко хлопнув дверцей, спрыгнула крепкая, словно столько что сбитая высокоскоростным миксером девушка. Она подбежала к Комарову:

– Как ты? – спросила девушка Костю, заглядывая ему прямо в глаза, – тебе не было страшно одному? Я быстро приехала?

Это была Калерия Белокурова, медсестра из ФАПа. Калерия совершенно не подходила под стандарт типичной старой девы. Нетипичность ее состояла в том, что она публично не страдала от своей жизненной неустроенности и до сих пор не была обделена вниманием сильной половины мира сего. Калерия была действительно хороша собой – светлую длинную косу трудно было обхватить одной рукой, плоский живот, высокая грудь и сильные ноги просто кричали о нерастраченной, находящейся в самом расцвете женской силе. Как только девушке исполнилось восемнадцать, около ее дома выстроились колонны сватов, но Калерия мягко и деликатно выпроваживала делегатов. Она не хотела идти замуж без любви.

Ждать пришлось долго. Уже дети ее одноклассниц и подруг пошли в школу. А ОН все не появлялся. ОН, который осмелился бы прижать сильным, не терпящими возражений руками девушку к своей груди, а потом мягко, но властно взять в руки мощное сердце Калерии и легонько сжать его так, чтобы оно тихо екнуло и наполнило тело и голову сладкой невесомостью. Калерии был нужен только такой.

Когда в Но-Пасаране появился Костя, Калерия не обратила на него особого внимания. Ну, симпатичный мальчишка. Смешной, немного чудоковатый, не-по деревенски суетливый. Но когда ее дурная мамаша решила во что бы то ни стало заполучить нового участкового в зятья, а тот сумел отбиться, Калерии стало любопытно: что же представляет из себя этот малыш, сумевший противостоять ее настырной и крикливой мамаше?

Постепенно она разглядела в этом мальчике личность и взяла его под свою опеку. Она так мощно ухаживала за Костиком, что Но-Пасаран мгновенно сделал выводы: каменное сердце неприступной Калерии растаяло. Но надеждам сельчан не суждено было сбыться: при всем своей уважении к девушке, Комаров так и не смог преодолеть свой страх перед ее атлетической силой и африканскими эмоциями. Поэтому Калерия осталась терпеливым и порой слегка назойливым телохранителем Комарова. И Костя знал, что что бы с ним не произошло, единственный, кто одолеет ради него огонь и воду, сплетни и выговора начальства – это Калерия Белокурова. Верный и бескорыстный Санчо Панса российской милиции.

* * *

Ведерко с Костиной помощью осмотрел место происшествия, похлопал Комарова по плечу, пожаловался на безбожное изобилие работы и выразил надежду, что Костя и в этот раз не ударит в грязь лицом и активно поможет ему в работе. Не уточнялось, что помощь эта выражалась в полном взваливании на неопытные Костины плечи всего груза расследования. Это и так было ясно. Начальство на то и существует, чтобы отдавать указания и пожинать лавры.

Костя отказался ехать с машиной. Он давно заприметил в себе какую-то связь между мозгом и ногами. Когда ноги работали, мозг соображал гораздо лучше. А если у него появлялась возможность высказывать свои соображения вслух, то это было еще лучше. До села было минут пятнадцать ходьбы, за это время Костя мог немного поразмышлять. К тому же он решил зайти по горячим следам к Ариадне Савской и хозяину сенника – Семену Семеновичу Куркулеву. То, что Куркулев был отцом Василисы, несколько подогревало это желание.

Первым на выходе из села и стоял дом Куркулева, или Бирюка-на-окраине, как еще его звали в Но-Пасаране. Когда Комаров пытался нанести ему визит в первый раз, он долго искал калитку в хитросплетении из кусков сетки-рабицы, трухлявых досок и колючей проволоки. Куркулевы не любили чужих и принимали все возможные меры для того, чтобы эти чужие не смогли проникнуть на их территорию. А чужими для Куркулевых были все люди, прописанные за пределами их дома.

Скрывать от посторонних глаз было что. Во дворе Куркулевых было много диковинок: на всех постройках хозяйственного назначения висели аккуратно намалеванные таблички с пояснениями, для чего, собственно, предназначались эти самые помещения. Если скромных знаний английского хозяев хватало, то надписи были сделаны на этом простом и всем понятном языке. Кто знает! А вдруг какому-нибудь пробегающему мимо американцу приспичит по нужде! Он вполне может постучаться в культурный дом Куркулевых и воспользоваться помещением с надписью «Whaterclose». И даже избрать себе кабинку по половому признаку – Семен Семенович специально для этого сделал два отделения туалета. И даже расщедриться и заплатить за посещение туалета валютой. А что? у них там ничего не делается бесплатно. Бирючиха сама это в сериале видела. Правда, мексиканском, а не американском, но какая разница? Что американцы, что мексиканцы – Вера Степановна не видела между ними никакого различия.