В опасной игре поневоле

– Ты хочешь, чтобы я тебе рассказал, да? Милая квартирка, совсем недалеко от “Профсоюзной”. Думаю, те, кто надо, уже засекли, откуда я звоню. Я тут удавил одного толстого мальчика. Я спросил монтера Иванова, отчего у вас на шее провод. Вот и у нашего мальчика на шее провод. От чего – от телефона. Мне пора, дружок, извини, очень спешу!

4

2 февраля 2000 года, четверг

В кабинете было накурено. Игорь Евгеньевич Иванов поздоровался за руку с присутствующими мужчинами, а добравшись до Серовой, с нежностью расцеловал ее в обе щеки. После чего с некоторой нарочитостью распахнул окно.

– Тебя-то не продует, Николай Васильич? – заботливо спросил он у Максимова, молодого еще мужчины с могучим торсом и коротким ежиком совершенно седых волос, сидевшим ближе всего к окну.

– Понимаю тебя, – отозвался Максимов. – Сам хочу бросить курить.

– Тут не закуришь, так запьешь, – сказала Серова. Валентина Николаевна, единственная здесь дама, была старше всех по рангу – “важняк”, следователь по особо важным делам Моспрокуратуры. На Серовой красовался форменный китель, окружавшие ее трое мужчин были в штатском.

Присутствие на рабочем совещании красивой женщины всегда вносит если не остроту и новизну ощущений, об этом-то речи нет, поскольку все здесь давно и хорошо знали друг друга, то, во всяком случае, создает особую атмосферу. Валентина Николаевна в свои сорок лет была весьма привлекательна, круглое с ямочками лицо ее обрамляли живописные светлые кудряшки, а за стеклами дорогой оправы поблескивали весьма проницательные и несомненно женские глаза.

– Ну, что мужики? Все теперь в сборе. Свежие идеи нужны как никогда. Думают все. Лукич, излагай!

– Гербалайф позвонил в “Сирену” в 17.22 с квартирного телефона, – монотонно начал Пахомов, которого из-за внешнего сходства с молодым В. И. Лениным все присутствующие называли Лукичом. – Хозяин квартиры – Любкин Давид Анатольевич, 39 лет, – задушен телефонным проводом. Следы борьбы на месте преступления имеются, но от этого толку мало; каких-либо отчетливых улик преступник не оставил. Оперативники и участковый опросили жильцов дома. Ориентировку с возможными приметами маньяка довели до каждого. Высокого блондина не видел никто.

– Может, он не такой уж высокий?

– И не блондин?

– Может, – легко согласился Пахомов. – Кто-то из соседей видел трех подозрительных кавказцев, два свидетеля запомнили незнакомого военного, полковника…

– Настоящий полковник, – сказал, точнее, пропел Максимов, подражая Алле Пугачевой.

– Место там оживленное, народу полно, время – конец рабочего дня… – продолжал Пахомов.

– Подожди, Лукич, – дружелюбно, но твердо прервала его Серова. – Что мы знаем о том, как он, Гербалайф этот, вошел в квартиру?

– Известно, как, – пожал могучими плечами Николай Максимов. – Ворвался следом за Любкиным, когда тот открывал дверь.

– Это не катит, – возразил Лукич. – У нас есть свидетельства двух партнеров Любкина, которым он звонил из дома в 14.10 и в 15.30. А момент наступления смерти определяется экспертами довольно точно – с 16.30 до 17.15 плюс-минус пятнадцать минут. Сказанное подтверждается и звонком Гербалайфа в 17.22 – сразу после убийства.

– Да, Гербалайф – важный свидетель, – пошутил Иванов.

– То есть, Любкин находился у себя дома где-то с 14 часов, и был цел и невредим как минимум до пятнадцати тридцати, – невозмутимо продолжал Пахомов. – Последний звонок, судя по всему, сделал в 15.30, – Пахомов сверился с записью в своем блокноте, – да, в полчетвертого, он звонил к себе в офис.

– Следовательно, начиная с двух часов дня потерпевший был в квартире один? – Валентина Николаевна встала, подошла к окну и закрыла его. Мужчины, не сговариваясь, проводили взглядами стройную фигуру Серовой.

– Не обязательно. Я утверждаю только, что никто не знакомый вслед за ним в квартиру не врывался.

– Это важный момент, – заметила Серова, возвращаясь на свое место. – Мы готовы допустить, что Гербалайф и его последняя жертва были знакомы? Так?

– Строго говоря, я ничего такого не утверждаю. Но если предположить, что убийца и Любкин были между собой знакомы, то вполне вероятно, что они пришли вместе, примерно в четырнадцать часов.

– Какие еще есть варианты?

– Я думаю, Любкин, дурилка картонная, просто впустил этого Гербалайфа, – предположил Николай Максимов с обычной для себя долей уверенности.

– Да, возможно, но нас интересует, были ли они знакомы. Вот что важно!

– Едва ли Любкин открыл бы дверь незнакомцу…

– Тем более своему убийце, – фыркнул Максимов. – Не так уж трудно вынудить хозяина отворить дверь, – со знанием дела заявил он. – Что, Лукич, не согласен? Или есть данные, что безвременно ушедший был параноиком и всего на свете боялся?

– Таких данных у нас нет, – обсуждение отчасти напоминало перекрестный допрос Лукича, но последний держался вполне уверенно. – Но есть вот что. На месте преступления следы борьбы обнаружены только в комнате, в гостиной. В прихожей никаких следов борьбы не обнаружено.

– Мысль понятная, все просто как банан. Но мы не знаем, как Гербалайф проник в квартиру. Вот если бы знали, мы, возможно, имели бы объяснение, почему он не набросился на Любкина прямо в прихожей. Например, Гербалайф мог представиться инспектором Мосгаза, а к газовой плите, я помню, можно пройти только через гостиную.

– Действительно, – поддержала Серова, – убийца мог изобрести предлог, чтобы войти в комнату. А зачем? Ну, возможно, убедиться, что в квартире никого больше нет.

– Еще одна деталь, – монотонно продолжал Пахомов. – В комнате, где произошло убийство, не обнаружено следов уличной обуви. Никаких. Хотя на улице, сами знаете, слякоть. Хозяин квартиры, понятно, был в домашних тапочках…

– В белых? – уточнил Максимов.

– …В них его и нашли. Но выходит, что и убийца, войдя в квартиру, переобулся?

– Ты, Лукич, считаешь, что они были знакомы?!

– Я пока потерплю с выводами.

– Понятно, не хочешь давить на нас своим авторитетом, – кивнула Серова. – Еще какие мнения?

– Я, господа-товарищи, тоже считаю, что Гербалайф и Любкин были знакомы. И более того, у меня имеется некоторая версия произошедшего, – сказал Иванов. – Дело в том, что я успел сегодня утром побеседовать с покойным. – И Игорь Евгеньевич рассказал собравшимся о своем визите к Любкину.

– Чего ж молчал, чего ж сразу-то не сказал? – удивилась Серова. – Нравятся тебе, Игорь, театральные эффекты.

– Это еще не все, – пропустив ее реплику без ответа, продолжал Иванов. – Вот, смотрите, пожалуйста, что мне удалось выудить из записи телефонного разговора. Гербалайф после убийства звонит Леопольду в “Сирену” и мимоходом заявляет, что, дословно, хотел предупредить заранее (имеется в виду совершенное убийство), но тебя, мол, то есть, Леопольда, не оказалось на месте. Однако анализ сделанных в “Сирену” звонков убедительно свидетельствует – не было, не было такого звонка, – Игорь Евгеньевич, торжествуя, обвел взглядом собравшихся. – Лжет Гербалайф. Спрашивается, почему?

– Да, почему? Давай уже, колись! Замучил ты хрупкую женщину-прокурора.

– Складывая все вместе, я пришел к выводу, что убийство Любкина не было спланировано. Любкин после встречи со мною, очевидно, срочно вызвал к себе Гербалайфа и чем-то так его напугал, что тот решился на радикальные действия, причем немедленно.

– Для не спланированного убийства слишком мало улик. Он, Гербалайф этот, мог бы оставить нам хоть окурочек. Он, гад, над нами издевается!

– Ему очень везет, вот и все.

– А что, Игорь, из вашего с ним разговора мог почерпнуть Любкин? Чем он так всполошил убийцу?

– Не знаю, – честно признался Игорь Евгеньевич. – Но насколько я помню, ничего там не было. Просто Любкин решил, что нам многое известно, чего, сами понимаете, нет и в помине.

– Слабак был Любкин, мир праху его. И спасибо ему, однако.

Ну, что ж, – подытожила Серова, – займемся связями покойного. К слову, наш Гербалайф действительно гомосексуалист? И что в этом плане известно про Любкина?

– Про Любкина пока ничего. Да и относительно Гербалайфа у нас ничего нет, кроме его разговоров с “Сиреной”. А это только слова.