9М. (Этюды о любви, страхе и прочем)

Проснувшись днем, я понял, что все окончательно изменилось. Их не было. Ни в моей квартире, ни за окном, нигде. Ко мне вернулось прежнее видение, окружающего мира. Я уже отвык от этой картины, свободной от красной паутины. Но я почувствовал себя гораздо лучше.

У меня была идея снова увидеться с К. Но я не нашел в себе силы, чтобы сделать это. Больше всего на свете, я не хотел возвращения того состояния. Я был рад своему неведению и покою. Ее я пару раз замечал на фотографиях со светской хроники, улыбающейся своей очаровательной улыбкой где-то на заднем плане. Она была прекрасна. Но больше она не появлялась, разве что в виде прибивавшегося ветром одинокого белого клочка бумаги.

II

.

Наконец наступила весна. Время новых начинаний и надежд. Но в тот год пришла совсем не та весна, которую с нетерпением ждут: с распускающимися цветочками, теплым ветерком с юга и улыбчивым солнышком. Заявилась ее уродливая сестрица-близнец. С непрекращающимися дождями, с грязью по колено и ветром, который пронизывал до самых костей. День без хмурых туч и дождя воспринимался как подарок небес. Но стоило на секунду расслабиться под ласковыми лучами, как сразу же по лицу начинал хлестать мерзкий холодный ливень. В общем, да, дрянное выдалось время года.

Как раз в один из типичных для той весны дней, я пытался безуспешно бежать от стихии, лавируя по тротуарам между потоками воды. У меня неплохо получалось ровно до того момента, пока я, поскользнувшись, не грохнулся в огромную лужу. Сидя в ней, я осознал, как же я ненавижу и все эти лужи, и предательские тротуары, и погоду, и весь этот чертов город. Надо было как можно скорее скрыться где-нибудь, чтобы спокойно высохнуть и может быть придумать скорейший план побега куда-нибудь в теплые края. На мою удачу, метрах в пятидесяти впереди слабо мигала неоновая вывеска. Под ней располагался некий старенький бар. По одному взгляду можно было понять, что он видел времена получше. Но на уровень престижа заведения в тот момент мне было наплевать, главное: чтобы внутри не было дождя.

В гардеробе полная женщина в возрасте, увидев, что одежду на мне можно выжимать, наотрез отказалась принимать плащ, но сделала это мягко и с сочувствием. Растроганный, но все такой же мокрый, я зашел в основной зал. Обшарпанность места можно было почувствовать даже с закрытыми глазами. Небольшое серое пространство, украшенное подыхающими неоновыми вставками в качестве декора и откалывающейся штукатуркой как дополнение к ним. Освещение было очень тусклым, однако в лучах света можно было разглядеть висевшую в воздухе трагичную пыль. У дальней стены размещалось возвышение для сцены. Возможно, раньше здесь был неплохой караоке-бар, пользовавшийся популярностью у местных. Сейчас же тут было не больше десяти человек, включая персонал. Я выбрал один из свободных столиков, повесил мокрый плащ на спинку облезлого стула и стал без интереса разглядывать расплывшееся от пролитого алкоголя старое меню. На сцене сидел косматый молодой человек с гитарой и фальшиво вытягивал высокие ноты. То ли он играл свое собственное произведение, то ли что-то известное, получалось все настолько отвратно, что разобрать отдельные аккорды и слова было невозможно. Да и аппаратура в заведении была под стать остальному уровню. Песня закончилась, я похлопал вместе с еще парой людей. Паренек сказал: "Спасибо" и затянул следующую мелодию.

– У нас сегодня музыкальный вечер непризнанных гениев. Два пива – минимум.

Я оглянулся, возле меня появилась девушка. Она была небольшого роста, в джинсах и черной обтягивающей блузке с закатанными рукавами. У нее была бледная кожа, пухлые губки и русые волосы средней длины. Мне особенно запомнился ее носик, с маленькой аристократической горбинкой. И если присмотреться, на нем еще крохотный шрам, старательно, хоть и не идеально, запрятанный под слоем тонального крема.

Маленький бейджик на правой груди кратко гласил: "П."

Непризнанный гений на сцене продолжал свое выступление. Он как раз добрался до того момента, когда забавное переходит в жалкое.

– Думаете, оно того стоит?

– На данный момент, дождь еще не прекратился. Так что особого выбора у тебя нет.

Я подчинился року судьбы, и она удалилась за барную стойку. Чтобы занять хоть чем-нибудь занять себя, я начал пытаться различить слова и мелодию, заодно, загибая пальцы под столом каждый раз, когда паренек на сцене откровенно лажал. Перебирая струны, он заметно нервничал, что передавалось и на вокал. К концу композиции все пальцы у меня были загнуты и нормально поаплодировать не получилось. Видимо, остальные делали то же, что и я, ибо с последним аккордом в зале повисла неприятная тишина. Ее спустя несколько тяжелых секунд прервал приободряющий оклик П. Обрадованный исполнитель выразил в микрофон персональную благодарность и предупредил, что следующая его песня будет последней на сегодня и она еще не окончена, но ему непременно хочется ее сыграть нам. Никто ему помешать не смог, и он начал следующую композицию, как две капли воды похожую на предыдущую.

П. принесла два кружки и стремительно удалилась. Я лишь успел сказать ей в спину "Спасибо". Она не обернулась. Я сделал пару глотков. Пиво было паршивое, как и все остальное в тот вечер.

Парень закончил выступление и начал неспешно собираться. Я подумал, что неплохо было что-нибудь перекусить. Прошерстил глазами вокруг, П. нигде не было. Оставалось только послушно пить безвкусное пиво и ждать следующего артиста.

Неожиданно свет задрожал в конвульсиях и погас. Даже многовековые неоновые вставки поддались наступившему мраку. Какое-то время ничего не происходило. Во тьме слышались лишь редкие шорохи вперемешку с отдельными словами шепотом. Я подумал, что как только починят свет, то я сразу же свалю оттуда, плевать если дождь все еще не прекратился. В полной темноте вкусовое восприятие обострилось и пойло из потертой пивной кружки стало совсем невыносимым.

Раздался женский голос. Без музыки, только лишь электрический гул аппаратуры как сопровождении. Она пела тихо и нежно, будто молитву или колыбельную. Звук окутывал пространство, которое без зрительных ориентиров казалось бесконечным. Тьма и тихий проникновенный голос. Она произносила слова с легким придыханием. Отрывисто, стараясь бережно донести каждое из них и поселить их глубоко в душе любого, кто мог слышать.

Вспыхнувший синий луч прожектора прорезал тьму, вырвав из мрака лицо П. Она стояла на сцене. Глаза ее были устремлены на свет. Она продолжала петь. Тело было неподвижно, ее глаза не моргали. Только губы были в движении, высвобождая строчку за строчкой. В волосы были вплетены три темно-бордовые розы. На ее лице черной краской была изображена повязка на глазах. Блузку сменило темно-синее закрытое платье, свободными драпировками стекавшее вниз.

Вступила ударная секция и одновременно зажглись еще пара проекторов, которые показали, что на сцене есть и другие музыканты. Главную роль взяла на себя гитара, П. на шаг отошла от микрофона. Стоя с закрытыми глазами, она сливалась с музыкой, каждая нота отражалась на ее лице, в движениях. Ее сценическая метаморфоза так поразила меня, что я не никак не мог вслушаться в музыку. Гипнотический, с размеренным битом электрический звук покорно ложился под ее голос. Она дрейфовала на нотам. Как только музыка остановилась П. замерла. Ритм-секция заменяла ей удары сердца. Хотя скорее наоборот. Сердце диктовало ритм.

Пятисекундная тишина и звук ударной волной обрушился на сидящих в зале. Следующая песня была явно написана в другом настроении. Словно в припадке звериного гнева, П. затрясло и она закричала в микрофон. Плавность и созерцательность сменила ярость. Она даже не пела, она кричала, требовала. Но при всем этом выступление не перешло в грязный панк-манифест. Мелодичность оставалось, но приобретала какое-то демоническое воплощение. П. бросало по маленькой сцене, было видно, что ей не хватает места, она металась словно в клетке. Она пыталась контролировать себя, чтобы в припадке не разнести все вокруг. Остальные музыканты отошли и прижались к стене. П. притягивала к себе микрофон, проводила пальцами по стойке и сжимала ее между показавших из-под полов платья бедер. Она погрузилась в транс. Была только музыка и она. Больше ничего значения не имело. Не думаю, что что-то могло вывести ее из этого состояния, за исключением, возможно, коды. По окончании второй композиции П. поднялась, под аплодисменты всех, кто был в зале, бросила дежурное "Спасибо" и движением руки дала начало следующей.

Длинная и тягучая композиция была сродни ее платью. Среди длинных монотонных темно-синих атласных складок, образовывавших целую бесконечную композицию, мелькала призраком ее бледная кожа. Так и густой плотный темный звук был всего лишь антуражем для ее голоса. Аритмичная, неудобная и своевольная композиция с мелким, на первый взгляд, хаотичным вкраплением нюансов. П. все повторяла и повторяла припев, меняя высоты. Она оставалась на сцене примерно до середины песни. Пропев свои последние строчки, она вышла из света прожекторов, оставив четырех музыкантов на сцене справляться с мелодией. Доведя песню до логического конца, они поклонились публики и также скрылись за сцену.

Когда их выступление закончилось, свет в зале вернул прежнюю степень яркости, а гости вернулись ко своим разговорам. Я же оставался под невероятным впечатлением. Всего три песни. Идеальная смесь лиричности, агрессии, визуальной и аудио составляющей. И ведь они даже не представились.

Прожекторы заиграли яркими теплыми цветами и на сцене появились парень с гитарой и девушка с тамбурином. Вместе они начали играть веселую, простую и жизнеутверждающую песенку. Это привнесло ощутимый диссонанс с чувствами после группы П. Но зато они отвлекли от раздумий, и я вспомнил, что у меня еще полторы кружки пива. Пока П. был на сцене я к нему даже не притронулся.

Я заметил, как из двери, ведущей в гримерки или может куда-то в подсобные помещения, появилась П. Она снова была в черной блузке, джинсах и с хвостиком на затылке. Я следил за ней от двери до барной стойки. Видимо почувствовав на себе мой любопытный взгляд, она подошла и забрала со стола пустую кружку.

– Может быть еще чего-нибудь? – спросила П. На ее лице все еще были капельки пота и дыхание не вернулось к спокойному ритму.

– Великолепное выступление.

– Спасибо. Меню могу забрать?

– Да, конечно, – я немного растерялся.

Она забрала меню и удалилась в сторону бара. "Ну ладно, – подумал я, – в любом случае, она подойдет за счетом." Плащ еще не высох, потому я со спокойной совестью остался сидеть на стуле и цедить жидкое пиво. Я почувствовал голод, но просить ее принести что-нибудь съестное у нее мне не хотелось. Да и было подозрение, что в этом месте ничего есть не следует.

Музыканты группы П. прошли через зал с убранными в кейсы инструменты. Они перебросились с ней парой слов, обнялись на прощание и покинули здание. П. осталась присматривать за пустыми тарелками и бокалами.

На сцене в тот вечер появлялась несколько команд: после оптимистичного фолк-дуэта на сцене появились группа со скрипкой, контрабасом и беременной вокалисткой. Было умилительно наблюдать, как чуть ли не всем залом ее аккуратно провожали на сцену, усаживали на синтезатор, а после выступления таким же образом тихонечко уводили в гримерку. Но она вместе с товарищами справилась на удивление прекрасно. Бойко отыграли несколько цепляющих песен в стиле кабаре. Конечно, если бы она разродилась на сцене, то такой перфоманс точно перечеркнул бы выступление П. Но хвала небесам, нам всем крупно повезло в тот вечер.

Заведение потихоньку наполнялся людьми. За П. стало труднее следить вполглаза. Сидячие места все были заняты, от моего столика забрали оба свободных стула. Люди уже начинали выстраиваться по стеночкам и перед сценой. Теперь ей приходилось гораздо больше двигаться по залу, даже несмотря на то, что большинство посетителей ограничивались только выпивкой. Но она каждый раз улучала минутку, чтобы в сторонке тепло перекинуться парой слов с каждым из выступавших.

Последними в тот вечер на сцене появилось трио гаражных рокеров с маленькой, но голосистой девчушкой на вокале. На местных хедлайнеров пришло посмотреть довольно приличное количество людей. Мой столик пришлось убрать, чтобы освободить больше места перед сценой. Поэтому мне с моим полстаканом выдохшегося пива ничего не оставалось, как занять место среди стоячей публики. Стоит отдать им должное выступили они мощно, громко и грязно. Последнее в хорошем смысле слова. С танцами, руганью, слэмом, оголенной грудью и драйвом. Публика была довольна, за исключением, одной девушки, в которую прилетел брошенный вокалисткой со сцены пустой бокал. Она схватилась за голову, по щеке побежала кровь. П. стремительно растолкала всех, вытащила бедняжку из толпы и отвела ее в уборную, а зрители как ни в чем не бывало продолжили свой праздник жизни.

Когда группа закончила играть, все потянулись к выходу. Дождь ненадолго прекратился и на улице образовалась маленькая тусовка. В основном, публику представляли молодые люди с альтернативным ходом мысли, но была и парочка затесавшихся седых рокеров со стажем. Уже основательно пьяные, они рассказывали о том, какие были подпольные концерты во времена их молодости. Молодежь слушала, весельчаки не упускали возможности издевательски подкалывать и зубоскалить от собственных острот. Но старые волки пропускали беззубый сарказм мимо ушей и с душевной теплотой продолжали вещать. После пары сигарет люди начали рассасываться кто куда. А я вернулся в помещение, взглянуть на П., ну и расплатиться. Судя по вывеске снаружи, заведение закрывалось через двадцать минут. Внутри уборщицы уже приступили к своей работе. Все стулья в заведении один за одним оказывались перевернутыми вверх ножками. П. была за барной стойкой, протирала стаканы. Напротив нее еще оставались, видимо, самые преданные любители музыки. Она кивала с поджатыми губами и общим выражением лица недвусмысленно намекающим, чтобы они уже свалили. Я довольно недружелюбно вклинился между ними.

– Я хотел бы попросить счет.

– Благородно, – ответила П. и отправилась в сторону кассы. Я уже подготовил оплаты на пару купюр больше в качестве чаевых. Она взяла банкноты, пересчитала и вопросительно взглянула на меня. Я кивнул ей, что все верно. "Благодарю», – бросила П. положив необходимую часть денег в кассу. а остальное – себе в задний карман. После этого она вышла за дверь, отделявшие служебные комнаты. Оставались только я, два любителя музыки, неспешно решавшие, куда идти дальше, да и уборщица, которая уже завершала свой ежевечерний ритуал. Не самая веселая компания. Немного помявшись, я вышел на улицу. Снаружи опять зарядил мерзкий дождь. Оставшись под навесом, я закурил. Минуту спустя вышли оба чувака с бара. Они стрельнули у меня по сигарете и ушли под ливень. Я стоял один, спешить мне особенно было некуда. Дождь, словно чувствуя безнаказанность, даже не думал прекращаться.

Спустя несколько минут из дверей появилась П. Она взглянула на небо и скорчила гримасу отвращения. Достала зонт и уже готова была выдвигаться, но тут заметила меня в сторонке.

– Ждешь кого?

– Угу, сухости.

– Ладно, пойдем. У меня есть зонт.

Она передала зонт мне, и мы быстро отправились вниз по улице, при этом стараясь аккуратно лавировать между луж. Дождливый вечер в городе выглядит весьма сюрреалистично. Размытые огни преломляются в каплях дождя, отражаются в лужах, краски искажаются при ломке зеркальных поверхностей. Выглядит завораживающее, еще бы не было так мерзко холодно.

– Так понял, тебя зовут П.?

– Да, форма мне досталась от предыдущей официантки, но вот бейджик безраздельно мной.

– Мне понравилось ваше выступление, – опять повторился я.

– Спасибо, но, по-моему, звук был ни к черту, – ответила П., даже не улыбнувшись.

– Хм, ну вроде я все слышал.

– В прошлый раз было лучше, а сегодня взяли и подогнали все специально для этих панков в конце вечера. Им то по хрен, ударные да гитара, и чтоб погромче. Но вот лично мне – этого мало. Еще хорошо, что я работаю там, в противном случае вообще бы сплошное месиво из звуков. Да и что за мода такая бросаться в людей всяким дерьмом? Возомнили о себе хрен пойми что.

– А с той девушкой что?

– Нормально все. С истерикой минут пятнадцать останавливали кровь бумажным полотенцем. Но швы накладывать не придется. Она успокоилась, когда поняла, что ее миленькому личику ничего не грозит. Потом закинула пару стопок на баре за счет заведения. А по окончании еще и ушла в объятиях гитариста. Долбанный рок-н-ролл во плоти.