9М. (Этюды о любви, страхе и прочем)

– Прекрати, озлобленность тебе не идет. Я тоже была излишне резка в этих словах. Если тебя это задело – прошу меня извинить.

– Уже извинил, как видишь, раз пригласил тебя сегодня.

– Не похоже, но ладно, допустим. Извинил. Хорошо, никто же ничего никого не обидел, мы разошлись по-хорошему. Просто мы разные, ничего тут не изменить.

– А если я попытаюсь?

– Что именно?

– Изменить. И вернуть все как было.

– Не надо. Во-первых, никогда ничего не вернуть как было. А во-вторых, я говорю сразу прямым текстом, что даже не стоит пытаться. В каких других случаях стоит попробовать изменить положение дел, но только если действительно есть предпосылки, а не просто потому, что тебе хочется или кажется что-то там кажется. Тупая упертость – всегда бессмысленна. Если тебе, например, попадется книга, где на пятиста страницах будут напечатаны только буквы «Ы» и тебе скажут, что ничего кроме них в ней нет – ты же не станешь читать ее полностью в попытке найти среди текста хотя бы одну букву «Я»?

– Может и стану, – сказал я из-за желания ей противоречить во чтобы то ни стало.

– Что же, тогда мне тебя искренне жаль.

– Спасибо, обойдусь без твоей жалости.

– Как угодно, – У. сделала последний глоток кофе и аккуратно отставила чашечку в сторону. – Терпеть не могу выяснять отношения, когда уже все очевидно. Ты уже ровным счетом ничего не сможешь сделать, чтобы изменить ход вещей. Все закончилось.

– Зачем же ты тогда пришла?

– Только не вздумай интерпретировать мое появление, будто я скучаю и хотела тебя увидеть. Я пришла только для того, чтобы сказать все последний раз четко и ясно лично тебе. И точно убедиться, что ты все верно понял.

– Не легче ли было просто позвонить или прислать сообщение?

– Разумеется, легче. Но ты наверняка бы выдумал себе зацепку, поймал какую-нибудь ложную интонацию и решил, что это приоткрытая дверца, попытался бы продолжить общение, чего бы мне точно не хотелось бы.

– Понятно. То есть все прошло, и ты больше ничего не чувствуешь ко мне?

– Ох, и снова мы возвращаемся к прежней теме. Терпеть не могу повторять несколько раз, но ладно, скажу еще раз, надеюсь последний – между нами все закончено.

– Бред.

– Нет. Хватит. Сейчас ты пытаешься достучаться до жалости, что вообще довольно низко, надо заметить. Но пусть, ты же в данный момент в отчаянии. И даже не скрываешь этого. Можно было изобразить, что тебе наплевать на меня, чтобы попытаться сыграть на моем чувстве собственной важности и собственничества. Шансов могло быть больше, хотя ты бы все равно ничего бы не добился.

Ее слова прозвучали спокойно, с нескрываемым самодовольством, которое меня всегда жутко раздражало.

Я обиженно замолчал. Она перевела взгляд в окно, все тот же выточенный профиль. Я смотрел на нее. Она уловила это и вновь повернулась ко мне.

– Еще раз, я прекрасно понимаю, каково тебе сейчас. Радости мне это не приносит; если честно, мне все равно. Я не виновата, что ты успел себе что-то там понапридумывать, погрузиться в собственную сказку и теперь, сидишь такой грустный и несчастный, как бездомный котенок. Жалеешь себя. Не надо, ничего страшного не произошло. Так бывает.

– Спасибо, мы сразу же стало легче.

– Ок. Мы все выяснили? – У. задала вопрос показательно нетерпеливо, эти несколько минут были ей в тягость.

– Да, – я уже не мог выносить ее холодного довлеющего тона и пустого взгляда сквозь зеленые линзы.

– Хорошо, – она стала собираться, положила телефон в сумочку, надела свое пальто и уже было хотела вставать и прощаться.

– У., стой, – непроизвольно выпалил я.

– Да? Что-то еще?

– Почему ты решила все закончить? – Зачем я это спросил? Ее ответы мне явно не сделают лучше, но все-таки стоит все выяснить до конца. Хотя какая уже к черту разница?

– Я поняла в какой-то момент, что ничего у нас не выйдет.

– То есть в какой именно момент? Все вроде было хорошо, мы же гуляли, ходили на всякие выставки, на которые ты меня затаскивала, некоторые мне правда нравились. Мне правда иногда казалось, что мы словно из разных миров, но, как мне кажется, это, наоборот, должно подстегивать интерес. Помнишь, как мы по незнанию забрели в тот старый театр, который успел закрыться пару лет назад? Как мы зашли с черного входа, на цыпочках пробрались мимо охраны и сидели в пустом темном зале.

– Помню. Было довольно мило. Но в воспоминаниях всегда остается только хорошее, не надо на них уповать.

– Но именно тогда, мне показалось, что все было так здорово и что ты была счастлива?

– С чего ты взял, что я тогда была счастлива? Да, было интересно и немного волнующе. Но это всего лишь старый заброшенный театр, не более.

Я хотел было подловить ее на обратном, но, покрутив покадрово тот эпизод, с изумлением понял, что картинка, на которую я слепо ссылался отличалась от той что была в действительности. В тот момент она улыбалась, держалась меня за руку, крадясь на цыпочках по старым коридорам, отвечала на мои поцелуи на пыльных зрительных табуретах. Но на этом все. Когда мы вышли оттуда, я был под сильнейшим впечатлением от нашего спонтанного приключения. А она первым делом забралась в телефон, чтобы найти, где поблизости можно перекусить. Я продолжил дальше, вспоминая, что еще успело произойти за эти два с половиной месяца. Я никогда не видел ее счастливой. И даже больше, не видел ее в злости или апатии, ни разу она не смеялась заливисто, чтобы на глазах выступали слезы, не плакала от грусти, не подергивала носом в отвращении. Только ровный тон приветливая улыбка, и совершенно спокойное приветливое настроение. Ничего из произошедшего не вызывало никакой реакции. И как я раньше этого не замечал?

– То, что из разных миров – это ты хорошо подметил. – продолжила У., как только поняла по моему запутавшемуся взгляду, что я наконец-то смог увидеть то, что все время лежало на поверхности. – Не было какого-то конкретного момента. Когда ты знакомишься с человеком – ты словно выдаешь ему аванс, некий кредит доверия. И после этого смотришь, насколько он его оправдывает. И с каждым мелким действием или фактом, он его или увеличивает, или же обратное. Каждое неправильное ударение, каждое ложное заключение, каждый твой нелепый поступок его сжигал. Не то, чтобы я какой-то богоподобный судья, чтобы решать кто хорош, а кто нет. Я давала тебе шансы, подсказывала, как я хотела бы, как хотела, чтобы ты себя вел. Но все впустую. И как раз две недели назад – у тебя этот аванс закончился. И когда это происходит – появляется четкое осознание, что это никуда не ведет. После этого растягивать расставание – только лишь потеря времени, как твоего, так и моего. Но не принимай близко, к сердцу, у тебя множество хороших качеств, наверняка кто-то оценит. Удачи!

– «Как хотела бы, чтобы ты себя вел», – повторил я глухим голосом. Она уже было собиралась выйти, но остановилась, как раз рядом со мной. – То есть мне надо становиться лучше, чтобы соответствовать тебе, что ли? Почему нельзя полюбить именно таким, какой я есть?

– Таким какой ты есть? – повторила уже она. После чего наклонилась ко мне, ее лицо поравнялось с моим, замерло на расстоянии поцелуя, что сердце кольнуло в груди. – Насколько надо быть жалким, чтобы сказать это вслух? А за что тебя любить? С чего ты решил, что в тебе вообще есть что-то особенное, заслуживающее этой самой любви? Запомни, никто не будет любить тебя таким, какой ты есть. Такой как ты есть ты никому не нужен. Любить такого как ты есть, можешь только ты сам, и то ничто иное как никчемная самоутешающая мастурбация. Для этого надо быть самым последним идиотом. Почему хоть кто-то должен это делать? Тебя будут любить, только если ты будешь подходить кому-то, оправдывать ожидания, и точно соответствовать чьему-то чужому образу, который уж точно не построен на тебе самом. Любить тебя будут только если ты станешь чьим-то отражением, только так. Поэтому забудь раз и навсегда свое «таким какой я есть» и стань кем-то другим. Надеюсь, это наша последняя встреча. Прощай.

Она вышла из кафе. Я просидел еще минут пятнадцать, свой кофе я так и не допил. Расплатился по счету, забрал свою куртку с вешалки и вышел из заведения. Больше в него я никогда не возвращался, хотя мне очень нравилось, как там готовят ризотто.