– Хорошо выглядишь, – сказал я, как мы вновь остались наедине.
– Спасибо.
– Новые духи?
– Нет, все те же.
– Ну да, точно.
Я пытался подобрать слова, но в голове все варианты звучали еще нелепее, чем то, что я уже успел озвучить. На мое счастье, неловкую тишину заполнил звук кофе машины, измельчающий кофейные зерна. Во время паузы я изучал У. Вроде ничего не изменилось за эти две недели. Строгая серая шерстяная водолазка, с маленькой изумрудной подвеской поверх. Идеально прибранные в хвост прямые каштановые волосы. Среди них выбивалась парочка серебряных волосков, впрочем, она их никогда не стыдилась. Выверенные черты лица, очерченные скулы и прямые густые брови. Глаза с линзами, придающим им ярко-зеленый цвет. Какой был настоящий цвет ее глаз – я так и не узнал. Во взгляде была рафинированная надменность, как и всегда.
– Сколько мы не виделись? Недели две? – кофемашина смолкла, и мне пришлось спешно что-то придумывать.
– Да, ровно две недели. Тоже была среда.
– Точно-точно. Хорошо выглядишь.
– Да, ты уже говорил, – У. с нетерпением посмотрела в сторону официантки. Та совершенно не торопилась.
– Как дела?
– Хорошо.
– Я рад.
– Ты меня за этим сюда позвал? Узнать, как дела?
– Ну да.
– Так вот, все хорошо. Все?
– Нет, не все. Мне… я скучаю по тебе.
– Прекращай. Мы уже все выяснили.
– Да, но…
Официантка бесцеремонно нависла над нами и поставила две чашки. У. ложечкой отодвинула пенку, и сделала глоток.
– Извини, не хотела быть резкой, – словно смягчившись от глотка горячего кофе, произнесла она. – А у тебя как дела?
– Бывало и лучше, – честно признался и я.
– Ничего, уверена будет лучше. Со временем. А ты, кстати, прочел ту книгу, что я тебе дарила?
– Про психологию? Нет, еще нет, пока нет настроения, лежит следующая на столе.
– Ну зря. Думаю, тебе бы понравилась. Там как раз есть про то, как справляться с потерей.
– То есть ты специально ее подарила, чтобы подготовить меня к потере?
– Нет, там в принципе, про шаблоны поведения человека. Многое, конечно, уже и так известно, но есть пара занимательных мыслей. Было интересно обсудить с тобой.
– Хорошо, обещаю прочесть.
– Да обсуждать уже не обязательно, – она усмехнулась. – Но лишним все-таки не будет.
– Прочту, прочту.
– Хорошо.
Мы синхронно сделали глоток кофе.
– Да я вспомнил как, мы здесь обедали два месяца назад. Как раз после той выставки?
– Все верно.
– Странная все-таки была выставка.
– Что же в ней странного?
– Ну все это современное искусство, честно скажу, терпеть его не могу.
– Хах, ну ради бога. Значит зря я старалась просветить и заинтересовать тебя.
– Ну оно, конечно, забавное, все эти деревянные инсталляции из детских санок и граблей. Но я его не понимаю…
– Ну вот и ответ, все постоянно не могут терпеть то, что не понимают. Вообще уже общедоступная идея, что искусство в наши дни отошло от привычных приемов. Раньше все было проще, можно было сказать: «Похоже или непохоже» или «Красиво или некрасиво». И этого было достаточно для оценки произведения. Но сейчас все усложнилось. Надо знать течения, источники вдохновения, подачу и бэкграунд отдельно взятого художника, чтобы понять есть ли в нем смысл и значимость. К сожалению, только так. Поэтому могу предложить только покопаться в этой теме, как следует до того, как самодовольно изрекать, что-то наподобие: «Я его не понимаю».
– Но разве весь смысл искусства не в том, что его надо чувствовать?
– Нет, его единственная задача – это воспроизведение себя самого. Произведение появляется не для того, чтобы кого-то восхитить или разозлить, а чтобы посеять зерна созидания в ком-то еще. И так до бесконечности.
– Что же, если так…. Как-то жестоко.
– Может быть, но разве человечество не занимается тем же самым?
Спорить с У. всегда было невозможно, на малейшую попытку донести сколько бы то ни было отличную точку зрения, она методично закидывала ссылками и фактами, что ничего не оставалась как стыдливо ретироваться. А в тех моментах, когда она была откровенно не права, и, я думаю, сама это понимала, она замолкала, но оставалась на своей позиции, возвращаясь к спору несколькими днями позже, если ей удавалась отыскать доводы в свою пользу. Если же нет – она попросту вычеркивала из памяти сам факт произошедшего спора. В любом случае ее позиция оставалась непоколебимой. Но я все равно каждый раз пытался что-то донести, даже не знаю зачем.
– Не согласен, мне кажется, прямая идея искусства – это донести чувство или идею, с которым оно создавалось во внешний мир из глубокой души художника и зацепить те же струны в ком-то другом.
– Честно никогда не понимала смысла выражения «Глубокая душа». Выгребная яма – тоже может быть глубокой, но это лишь означает, что в ней помещается больше дерьма. Но как бы там ни было, так думать – твое честное право. К счастью, вся эта вотчина вольна в интерпретации. Но очевидно, понимать куда лучше, чем просто чувствовать.
– Но, когда все понятно, разве не станет скучно?
– Ну что ты, никогда не может быть все абсолютно понятно.
– Да? Помню, как ты сказала две недели назад «С тобой все понятно».