Звезды Олега Диодорова

– Товарищ комбат! Там дальше – тоже драконы! Тоже валяются! Давить?

– Да. – вездеходы пошли несколько десятков верст до самого океана. Возле береговой линии оказались новые партии драконов, совсем свежие. Дракониха, шипя, отправила их на вездеходы; всех драконов расстреляли. Одновременно уничтожали кладки. В одном месте сразу могло быть две, три драконихи. Они все не могли быстро двигаться и лишь отдавали ментальные приказы. Драконы повиновались. Их уничтожили всех. Волки видели целое море яиц. Над ними возвышались отдельные шары, покрытые скорлупой – это тоже яйца. Наверное, из них вышли бы самки. Целый день и всю ночь вездеходы двигались по этой части материка. Время от времени бойцы задирали головы вверх, чтоб в потоке ветра поймать тепловые ленты. Так эмпирически иногда удавалось заметить приближение Драконьего Глаза, даже без приборов. Больше не было атак. Без вожаков и драконих ящеры могли жить, но не имели способности к самоорганизации. Они убегали, их догонял огонь; какие-то особи сумеют скрыться и в течение двух десятилетий их будут наблюдать в южных широтах. Некоторых представители спецслужб поймают. Биологический материал драконов исследовали в эксперименте, но вырастить новых ящеров никому не удалось. Биологический материал использовали для создания живых боевых систем, правда, без явного успеха. Драконы сгинули.

– Ребята, фотографируйте. Снимайте. Снимайте все подряд.

– Товарищ комбат, эфир!

– Зачем?

– Эфир есть, он восстановлен. Цифровые сигналы идут к колонне и в Кралепор.

– А, тогда передайте… или нет, друзья, я дам шифрограмму товарищу Ракитину. К сожалению, мы не можем послать фото. Мы можем послать спектры – те, что были до боя, и теперь. Из этого понятно, что волны исчезли.

Израсходовав весь боекомплект, вездеходы гусеницами давили последних драконов. Олег думал, что даже из одного яйца может вырасти поколение, в перспективе… но, впрочем, это же не бактерии. Как Саша говорила? Надо накрыть это место ковровым огнем. Тогда точно драконы не придут. Это одобрил Ракитин.

Из Кралепора пришла шифрограмма «Вертолеты будут! У полосы «…». Мои дорогие мальчики!». Олег решил спешить. Многим можно было еще успеть оказать помощь. Большая часть раненых была без сознания. Через специальную трубку им вводили в рот воду и пищевой раствор. У Олега Диодорова резко изменилась температура. Из холодных пальцы стали огненными. Надо спешить, но куда? Гораздо проще теперь двигаться вдоль океана к равнинной части на севере. Туда уже вышла колонна с топливом. Радостин думал: а вдруг у самих заправки не хватит? Снимать броню было нечем (а то можно было бы облегчить машины). Вездеходы шли на север без единой остановки, и от этого расход горючего слегка уменьшился. Товарищи с другой колонной уже вышли в заданный квадрат, а потом отправились на юг. Колонны встретились.

– Сюда прилетят? Или не сюда? Надо же лететь с пересадкой. С посадкой. Боже мой, я уже ничего не могу сказать. Надеюсь, это не навсегда.

Спустя десять часов пришли вертолеты. Владимир Берегов был в сознании и успел поговорить с Радостиным.

– Олег, болит страшно. Даже после укола – а без укола просто разрывает. Я что-то слышал о протезах… но не знаю. Наверное, это все, что я сумел в жизни сделать.

– Володя, нет. Мы успеем сделать еще много, ты только не унывай. Очень многое в наших силах.

Вертолеты поднялись в воздух; у Олега Диодорова скрининг-тест показал начальные признаки сепсиса. У других ребят положение тоже было тяжелым. На обеих высотах погибли все. На ребят, что пошли с Олегом и Владимиром, обрушилось превосходящее число драконов и драка выдалась чудовищной. Несмотря на все усилия военных врачей, ребята умирали прямо на борту, в первые часы после прилета, и после этого. Разрушенную ногу Владимира ампутировали по колено. Все говорили о том, что сделать искусственную ногу гораздо проще, чем кисть. Владимир все слушал безучастно. Через трое суток его состояние улучшилось. Владимиру принесли письма, которые лежали в штабном архиве уже три месяца.

В первые мгновения Владимир страшно обрадовался – все письма были от подруги Вари и от друзей из Благовещенской области. Друзья-волки пишут о том, что сейчас идет хороший рыбный сезон, также много диких уток. На заводах проблемы из-за разрыва производственных цепочек. Друзья надеялись, что вместе с Владимиром они все уладят. Владимир стал читать письма Вари после остальных – как обычно, он волновался, перед тем как открыть ее письмо, и не сразу мог это сделать.

«Дорогой Володенька, мы остались с Витей и Верочкой. Мама наша не выдержала… извини, я плачу. Мама ум… Виталий был в 234-м полку, они… его нашли… а на следующий день сказали, что Валерка… Василиса поехала на завод, а там… когда мама узнала про Василису, она прижала нас к себе и не отпускала весь вечер. Утром она не проснулась. Володенька, я желаю, чтоб ты вернулся невредимым!»

Голова Владимира тяжело упала на матрас.

Двое старших братьев Вари погибли в битвах с драконами. Со старшей сестрой случился несчастный случай – это все подстроено, это очевидно, подумал Владимир со злостью. У него не было сил даже встать с кровати. Для рук уже принесли специальные опоры, скоро нужно будет тренироваться ходить с ними, чтобы подготовиться к протезу. Владимир думал, что уже никуда не дойдет. Что писать Варе? Что он сам теперь никуда не годится? Что за ним придется ухаживать, как за младенцем? У Вари и без того столько горя. Совсем ничего не написать, или написать, чтоб она его забыла – жестоко. Они не давали друг другу клятвы в вечной Верности, но вместе с тем очень дружили. Владимир подумал, что возможно, он научится нормально ходить и тогда поедет в свой поселок. Если к тому времени Варя уже выйдет замуж, он нисколько не станет обижаться. Ребята поправлялись, но не быстро. Они находятся в санатории западного Кралепора, откуда до Благовещенска не так уж далеко. Владимир написал просто: мы победили, я ранен, нахожусь по такому-то адресу. В окрестных лесах обилие дичи, поэтому мясо добывать несложно. Виталий Дальноглядов заходил.

От Олега Радостина какое-то время совсем не было вестей. Об Олеге Диодорове знали, что его повезли в центральный госпиталь, поскольку его рана сильно нагноилась. Внутри бушевал сепсис, помимо этого развилась пневмония. Сепсис хотел опутать сердце, но его носители сгорали на подступах. Сепсис злился и в отместку атаковал все органы подряд. Иногда диагностика показывала, что некоторые ткани имеют высокий риск некроза; удалять их не решались. Проводили всевозможную инфузионную терапию. Тогда медицинские технологии имели ряд ограничений и некоторые осложнения было вылечить почти нельзя. Риск летальности по известным критериям оценивался в 50-70%. То есть была огромная вероятность умереть. Олег не чувствовал своего сознания, не слышал, как бешено колотится его сердце. Иногда его грудь начинала сильно давить вниз, а затем подскакивала. Сотрудников не хватало, и даже добровольцы из юных ребят порой падали с ног от усталости, настолько велика была нагрузка. Каждому из раненых старались помогать до последнего.

Олег не открывал глаз, но все же он видел – то, что не было связано с окружающей обстановкой. Довольно долго он видел предрассветную мглу – без контуров земли и других объектов, без звезд. Во мгле были искорки света – и все. Возможно, это был густой-густой туман, который ложиться на охлажденную землю ранним утром. Сквозь туман пробивалась одна звезда, совершенно белая. Олег не знал ее названия и не видел на небосводе. Звезда мерцала вдали – а потом неожиданно стала огромной. Тот туман, что висел перед глазами, стал просто частью ее поверхности. Звезда нисколько не обжигала. Олегу казалось, что он находится внутри звездной массы и наблюдает превращения ее вещества. Он видел колебания, языки, даже заметные всполохи. Он словно сам стал ее частью, поэтому звезда его не прогоняла и показывала свои секреты. Олег видел, как рождается энергия звезд (он знал это давно из курсов физики, там были данные исследований; а сейчас он просто видел те превращения). В звезде появился туннель, такой же яркий. По туннелю Олег моментально перенесся через огромное пространство и оказался в другой звезде. Это было удивительно. Звезды управляли пространством. Но еще Олег почувствовал, что еще есть разумная сила, которая тоже управляет пространством. Следовательно, возможность космических полетов существуют. Он испытал удовлетворение. Он заснул во сне. Тем временем сепсис охладел и потерял ряд опорных пунктов. Желая взять реванш, сепсис бросил отборных слуг в самую глубь тела. Но внезапно они столкнулись с лекарством. Сепсис стал чернеть и съеживаться.

Олег снова видел картины, теперь уже настоящие сны. В них мелькали и проносились этюды, зарисовки, пейзажи, которых он не видел именно в такой форме, но которые вполне могут существовать. Он видел и кралепорские города, поселки, словно находясь в воздухе, вровень с самыми высокими крышами. Наверное, поэтому он не мог разглядеть жителей. Олегу вводят простой коллоидный раствор. Кровезаменители закончились во всем Кралепоре. Сепсис – повержен. Олег увидел знакомые лица, друзей, беседующих друг с другом. Он видел их словно на экране, отдельно от самого себя, и не мог с ними поговорить. Олегу очень хотелось увидеть Викторию, но видел только ребят-волков. Возникли очень красивые поля и холмы над широкой рекой. В белом платье стоит прелестная волчица. Олег подумал, что это его мама, которой он никогда не знал. Он родился и учился в детском доме Благовещенска и мечтал, что когда-нибудь мама придет. От волчицы идет бесконечное тепло. Она пошла вперед, прямо к тому месту, откуда Олег смотрел.

– Олежек, братик мой, ты поправишься! Обязательно! А я скучаю без вас.

Света стала очень много. Затем, наоборот, стало темновато, и как будто появился потолок. Не в силах повернуть головы, Олег глазами стал искать что-нибудь, указывающее на признаки Кралепора. Вдруг его захватили иностранцы. Олег поймал носом след оконной рамы. Это хорошо. Так пахнут кралепорские окна.

Он заснул и пролежал еще сутки, не наблюдая никаких картин. Ему стало гораздо лучше, только не было сил подняться. Олегу сказали, что сейчас опять лето, и даже не начало. Выходит, он лежит уже больше трех месяцев. В санаторий из разных мест звонил Олег Радостин. Ему говорили: «борется, борется». Радостину хотелось быть с друзьями, но обстоятельства так сложились, что он вынужден был перемещаться постоянно.

Когда вертолеты поднялись, он произнес:

– Мы пойдем за товарищами – возможно, имея в виду, что будет держаться курса вертолетов. Одиноко команда двигалась к десятой долготе. По пути к полуострову постоянно были разговоры, споры, шутки. Сейчас во всех машинах народа гораздо меньше. И к тому же не хочется говорить. Сильно радоваться победе не было психологических сил. Сразу после уничтожения драконов над плато исчез разрушительный фон, и можно было давать любые дальние сигналы, насколько позволяла техника. Сейчас в эфире слышен треск иностранных частот. По океану спешат к местам боя; возможно, и по суше тоже. Олег допускал, что иностранные военные захотят атаковать их отряд, и старался не задерживаться. Из двух машин вынули запчасти и переставили на другие. Все, что можно, с тех машин сняли. Взрыв опрокинул корпус. Казалось, что уничтожаешь часть себя. Но в целях конспирации нельзя оставлять никаких целых вещей, даже обрывков. Пусть катаются на каркасе. Еще до десятой долготы пришло сообщение.

«Олег, ты – комдив. Ракитин». Шифр абсолютно точно ракитинский, но как это трактовать, Олег не знал. Очень не хотелось бросать вездеходы: ими можно долго пользоваться, и не только сейчас.

Левой рукой Виталий Дальноглядов набирал команды связи. На правой все пальцы уцелели, но были очень изрезаны. Ими сейчас нельзя работать. Горючего остается на двадцать километров. Потом придется какие-то машины просто бросить. Но и в тех, что останутся, горючего может не хватить.

– Может быть, написать? – робко сказал Виталий. Ребята начали спорить:

– Кому? Кайстрову? Это лапоть. А его жена – …!(забавное слово, обозначающее, что жена ничего не соображает, к тому же она совершенно не красивая). Комдив авиации погиб! А эти лисы нежные ничего не привезут. Они трусы!

– Ребята, я напишу сам. – Радостин подумал и дал стандартное обращение, с указанием инициалом и кода. Его код совсем не как у Ракитина, гораздо проще. Его могут спутать или проигнорировать. Ответ прибыл в рамках стандартного времени.

«Вертолет придет, товарищ комдив».

– Это уже у них игра! Называть меня комдивом. Ведь даже Геотар Гардарикович не имел такого звания.

– Как же он теперь? – спросили ребята и смутились. Они хотели сказать, у Геотара осталась супруга с пятью детьми.

– Старшенькие уже почти взрослые, они уже многое могут. Я туда съезжу.

– Олег, я слышал, у нее характер – еще круче, чему у самого дяди Геотара. Я не представляю, как с ней говорить об этом. Как ей сказать – и уцелеть.

– Да, я, признаться, тоже совсем не знаю. Но я же должен. Я ведь был командир. Сейчас, во всяком случае. Нужно еще понять, как теперь работать. Полагаю, все военные части будут переформированы. Я бы больше хотел заняться научной и конструкторской работой. Что меня теперь может отвлечь?

Олег вздохнул и еще раз подумал о Саше. На границе Кралепора не было почти никого. Отдельные отряды находились по приказу комдива Столокова – чтобы просто хоть кто-то был посреди огромной территории. Отряд дошел до железной дороги. Олег решил доехать в столицу одной из западных областей, как раз туда отвезли часть раненых. На его запросы о вездеходах никто не отвечал. Поскольку кругом были дела, Олег попросил ребят помочь местным волкам в работе. На вездеходе можно выполнять полевые, строительные, лесозаготовительные работы. Виталий познакомился с волчицей. Он и вся оставшаяся команда сейчас подчинялась Радостину напрямую. Радостин хотел выяснить, можно ли отпустить всех, кто не хочет быть в армии. До столицы области он не мог поговорить ни с кем из командиров. Он дозвонился до Столокова.

– Вам должны передать награды. Сказать, чтоб сюда везли?

– Награды нас уже не радуют. Все равно. Товарищ комдив…

– Слушай, давай по имени. Ты тоже теперь комдив.

– Я? Это не преувеличение?

– Сам Ракитин решил. От него лежит официальное уведомление. Его нельзя отменить. Он же распорядился о наградах Вам!

– А вертолет тоже Ракитин дал?

– Нет. Это Изморов. Передай ему привет. Кстати, он теперь грустный, у него что-то с женой. Сейчас нужно держать ухо востро. Намечается коллапс кадров. Молодые офицеры не хотят служить! Это дикость! Совет назначил временным руководителям товарища… – Олег негромко покашлял. Тот комдив, что руководил войсками на южной равнине, сейчас выполняет роль председателя. Столоков начал говорить, что тут и там из частей увольняются волки, не желая служить при таком председателе. По мнению Столокова это странно, ведь большинство волков – не сосунки, почти у всех есть боевой опыт. «К чему такое мальчишество? Правда, денег нет» – Столоков сказал, что с весны в войска деньги не поступают. Предприятия останавливаются. Иностранцы предлагают помощь, но непонятно, как все это будет происходить. Столоков покачал головой. Он совсем неплохой волк, он двадцать лет боролся с бандами, заработал два ордена и четыре раны. Из-за последней ему трудно бегать. Его перевели на координирующую должность. В городе Олег не заметил беспорядков, хотя в продовольственных магазинах пусто. Лисята бегают, держа в руках не то игрушки, не то ярко раскрашенные ветки. Они делают вид, что стреляют друг в друга. Увидев Радостина, они замерли, а потом стали играть вновь, но уже без крика. Лисицы тревожно смотрят на волков.

– Тут попробовали что-то раз сказать против армии. Я дал приказ стрелять поверх головешек. Вроде бы ничего не испортили. Разврат! Лисы не бояться ругать наши боевые части. Я слышал, ближе к центру кругом стоят тряпки с картинками, они мигают. Даже говорят.

– Инновации в одежде? Текстиль и микросхемы?

– Да нет! Просто показывают… как хронику! Народ в ажитации. Я не знаю, почему комдив терпит. Ведь ему подчиняются все части. А, части расходятся. Пишут рапорты. Ты не собираешься сбегать?

– Я еще не знаю, что мне делать! Я должен ехать в столицу?

– Да, отправляйся. Там тебе обязаны дать штатное расписание, ведь ты комдив. У тебя нет легковых машин? На вездеходе неудобно, долго. Я тебе дам колеса. Еще возьми н/з. Говорят, с этим даже в столице проблемы.