Существо обиделось:
– Я не рожа – я Гониденек, в этом моя сущность, мое призвание, мои… да я что… я же в общем ничего.
– Понятно. Вы живете по карманам?
– Да, то есть нет… я хочу сказать у меня свои способности… ну и что, что они такие… а у кого сейчас есть способности?… я же ничего никому… есть другие намного хуже…
Гониденек говорил отрывисто – не то лаял, не то скрипел, голос у него был неровный, пискляво-хрипловатый. При этом Ведя заметил что, болтая, Гониденек, норовит залезть к нему внутрь шагоступов. Ведя щелкнул его по хвосту.
– Так вы местный или не местный?
– Да, я местный. Нет, я не местный. Я живу то там, то здесь, у меня нет места… –Гониденек тараторил, потирая хвост, и, видно, искал серьезных аргументов, чтоб не говорить. – А вас чуть твари не порвали.
– А у вас штаны промокли.
– Это не штаны – конфузливо ответил Гониденек, – просто волосы у меня на ногах растут немного… Да, промокли… Но это все из-за него! – он ткнул в Сокола. – Если б он так глупо не вертелся, я бы взял пиво без помех, но он вертелся, а пауки…
– Так это ты, стало быть, украл пиво! – закричал Сокол Авужго.– Сам украл, а на меня свалил?! Ах ты контрабандист, я счас тебя…
Он схватил Гониденека и стиснул так, что еще пару мгновений – и тот был лопнул. Но Ведя остановил Авужгу.
– Постойте, товарищ; это мы еще успеем. Так ты, значит, местный. Очень хорошо, замечательно. И наверное, знаешь устройство этого мира? Ну хоть в общих чертах? Знаешь о том, как тут что движется, превращается, что где растет. Нам бы это очень было интересно.
– Ничего я не знаю – затарахтел Гониденек, вертясь в воздухе (Сокол Авужго держал его за шиворот).– Я не знаю, я не слышу, я не думаю… зачем мне это – да мне это вообще неинтересно знать, где тут что растет, что превращается… Очень нужно превращаться… Очень нужно знать, как мир устроен! Да ни все ли равно как, если ничего не меняется… и я не против… зачем я буду что-то менять? Я что, свихнувшийся Зергер?
– А кто такой Зергер? – спросил Ведя.
Гониденек почувствовал, что сболтнул нечто лишнее.
– Да не знаю я Зергера, ничего не знаю; Господин Вор-Юн-Гак запретили мне знать про это…
Гониденек опять почувствовал, что сболтнул лишнее, даже слишком. Он хотел было вообще ничего не говорить, но Ведя Взмокин сжал гониденековский нос и стал вертеть его – настойчиво:
– А все-таки, кто такой Зергер? И кто такой этот ваш Вор-Юн-Гак? Забыли? Видно мысли у вас из головы в пятки перетекли. Надо их возвратить.
Сокол Авужго тряхнул Гониденека так, что у того уши в рот попали.
– Мне как бы это… не очень бы хотелось бы говорить про Зергера, потому что Зергер… Да вот он. Сами у него спрашивайте.
Он махнул хвостом в степь. Воздух в той области сильно сгущался и желтел как растекшееся масло; однако Зергера было видно – благодаря черному цвету одежды, которая, если не считать цвета, мало чем отличалась от взмокинской. Хотя Гониденек не переставая трясся и бормотал «конец, конец», Зергер не пугал своим видом. Тело его было гармоничное, высокое и очень худое, лицо – незнакомое, но располагающее. Зергер был чем-то похож на мудрого Коша; впрочем, и на Ведю Взмокина он тоже был похож, только не имел ушей и волос повсюду. Волосы у Зергера заметно росли лишь на верхней части головы, а лицо и руки были очень бледными, белыми будто снег. Наверное, это подчеркивало его особенность.
Ведя никогда не слышал про Зергера, но сразу же понял, что Зергер может делать нечто потрясающее.
Зергер создавал из старого новое. В одной руке он вертел маленький мешок, размером кулака в три, в другой – старый, полуистлевший кусок дерева. Зергер задумчиво поглядел на деревяшку и положил ее в мешок. Через пару мгновений он вынул оттуда кустик – зеленый-зеленый.
–Вот это здорово! –прошептал Ведя. – Вот это действительно явное воплощение созидательной деятельности! Очень выразительно, правда? – спросил он и потряс за хвост Гониденека. – Чувствуется творческий подход.
Зергер сотворил из коряги живой кустик, но, посмотрев по сторонам, спрятал его обратно в мешок, а потом вынул другой кустик, уже с клубнями. Его следовало бы посадить в землю, но сажать было некуда. Едва коснувшись земли, зелень гибла. Зергер превратил кустик в большой пук желтого и оранжевого мха, потом скомкал мох и сделал гриб – большой, крепкий гриб, морщинистый и твердый. Гриб упал на песок и застыл. Зергер задумался.
Ведя Взмокин опять набрался храбрости и подошел к Зергеру.
– Прошу меня извинить за возможное неудобство… тут мы встретили одного бегунка, который говорит, что вы знаете, как устроен этот нелепый мир. А нам это крайне важно.
Зергер живо повернулся:
– Как! Вы действительно считаете этот мир нелепым?
– Еще бы! Это не то слово; просто жуткий, гадкий и непонятный. Я тут совсем недавно, но могу сказать, что все здесь происходящее имеет какой-то отрицательный смысл. С рождением тут у них явно туго. Все как будто застыло.
– Какая удача встретить по-настоящему умное, думающее лицо! – сказал Зергер. – Признаться, я совсем отчаялся поговорить с кем-нибудь порядочным. Впрочем, вы же не отсюда… А как ваше имя? Вы творческий работник?
– Ведя Взмокин. А как вы догадались, что я творческий?
– У вас инструмент через плечо. Но зачем же вам понадобилось проникнуть в это совершенно гиблое место, в этот зла тлетворного рассадник?
– Вообще-то это секрет, но вам скажу открыто. Мне поручено очень важное задание… в этом мире.
– Точно – вставил Сокол Авужго. – Место здесь не того чтобы… Помереть от тоски можно!
– Скука – отвратительная вещь, – согласился Зергер, – мне это хорошо известно. Ведь я Зергер – Отец Смерти, но уверяю вас, к окружающему безобразию я не имею никакого отношения. Более того, я хотел бы сделать совсем иначе. Я лично считаю, что смерть – лишь промежуточный этап между жизнью и новой жизнью, между старым и новым. Умирая, старое не исчезает, оно становится новым, и нужно, чтобы новое было еще лучше, еще прекраснее старого. Смерть нужна… но не она должна лежать в основе мира, а созидание. А здесь, видите, как назло, в основе всего лежит смерть. Здесь нельзя ни родиться, ни умереть. Изменять что-либо запрещено – то есть можно меняться внешне, но внутри все остается прежним.
– И я слышал об этом – сказал Ведя, вспоминая слова Коша. – Но ведь Вы вроде что-то создавали, с помощью мешка этого самого…
– Увы – мои возможности здесь настолько ничтожны, что вполне можно говорить об их отсутствии. Они собраны в этом мешочке – насколько же он мал и жалок по сравнению даже с этой степью! Я вообще-то мог бы развить их до гораздо больших размеров, но… ведь любые явные изменения здесь находятся под бесконечной властью Вор-Юн-Гака! А он необыкновенно жадный и самолюбивый тип.
– Кажется, я начинаю понимать сокровенную сущность здешних правил. – сказал Ведя. – А я слышал, что тут хозяин какой-то Ничтов.
– Да, Ничтов – формальный хозяин и повелитель Вор-Юн-Гака, но Вор-Юн-Гак ему практически не подчиняется. Ведь Вор-Юн-Гак – Подлый, Хитрый Змей, мастер лжи и обольщения. Любит власть и богатство. (Кто их не любит, проворчал задавленный Гониденек). Здесь, в этом Мире он допускает изменения лишь когда это выгодно для его интересов. Обычно он не позволяет ничему меняться, и никто не умирает. Пока он сам не захочет. Но если будет нужно, то любой находящийся под властью Вор-Юн-Гака просто исчезнет, словно и не было, а все его внутренне богатство Вор-Юн-Гак возьмет себе. Дурачки из других миров едут сюда за бессмертием… олухи; ну да, они поживут, поживут, а потом исчезнут – если Вор-Юн-Гак захочет. Или превратит в какую-нибудь гадость. Вы их уже видели?
– Да, такие выразительные рожи попадаются нечасто. Мы тут еще изловили одну – по прозвищу Гониденек. Вы не знаете, кто он? Физиономия и поступки не позволяют заподозрить его в благородстве.
– Совершенно верно, – сказал Зергер и подошел к Гониденеку. Тот согнулся в сверх-покорной позе и обнюхивал зергеровские сапоги. – Таким типам благородство недоступно. Гониденек – мелкий проходимец, который долгое время крутился вокруг Змея Вор-Юн-Гака, выполнял подлые поручения. Но он сам – простенькое существо; все его пакости и желания ничтожны, а Вор-Юн-Гаку нравится только грандиозное. Гониденек тщеславен, но все его тщеславие направлено лишь на то, чтоб чего-нибудь стащить… куда ты лезешь?!
Пока Зергер говорил, Гониденек изловчился и захватил гриб, созданный из полена. И тут же съел.
Зергер ногой подбросил Гониденека вверх, а потом схватил его за уши:
– Ну, ты, жалкий потрох. Последний вариант живого сожрал!! Где я теперь найду что-то для творчества? Если тебя Вор-Юн-Гак недоуничтожил, так я могу это легко исправить. Жаль, мешочек слишком мал…
– Могу предложить вам яблоко – сказал Ведя, – добытое мною после долгих трудов в лесу. Не знаю точно, какое оно, но судя по всему живое.
Яблоко, вредный красный шар, так и не съеденный Ведей, упал в мешок Зергера. Мешочек сжался, потом раздулся, из него полился неяркий свет и вылетел сокол. Не такой как Авужго – настоящий сокол, мощный, стройный, медно-красного цвета.
Сокол сел, посмотрел на Зергера и подмигнул. Он посмотрел на Ведю и тоже подмигнул. Показал Авужге язык, потом взмахнул крыльями, едва не сбив Гониденека, и полетел.
– А он здесь сможет уцелеть? – спросил Ведя.
– Я думаю, сможет – сказал Зергер, и попытался улыбнуться. – Кажется, мы с вами сотворили нечто такое, перед чем не властен сам Хитрый Подлый Змей, нечто… жизнеутверждающее. А у вас больше нет ничего живого?