– Отлично. Значит, через часок подскочу. Жди. Кстати и пива по дороге возьму, по-моему, тебе не помешает.
Кекс еще долго сидел на разворошенной постели, уныло глядя на гудящую в руке телефонную трубку. Конечно, не узнать Беса было довольно сложно, особенно ему. Ведь это именно Бес шесть лет назад выпустил ту пулю, что спасла жизнь добровольца по прозвищу Кекс, отправив в «поля вечной охоты» стрелявшего в него мусульманина. Вот уж, что называется сон в руку. Беспокойно заныл шрам на плече. Не к добру это все, что за дела такие вдруг появились у Беса, что вспомнил давнего товарища? Ну как бы там ни было, следовало собраться и хоть немного привести в порядок свою берлогу перед прибытием гостя.
С усилием поднявшись, Кекс огляделся по сторонам. Надо признаться, зрелище открылось неприглядное и удручающее. Комната пребывала в беспорядке и изрядном запустении. На обеденном столе в углу горкой высились шкурки от колбасы, хлебные корки и огрызки огурцов. Венчал натюрморт замызганный граненный стакан – молчаливый свидетель вчерашней одинокой пьянки. У ножки примостилась пустая бутылка из-под водки. Остальное убранство тоже не отличалось чистотой и упорядоченностью – рваные давно не стираные шторы на единственном окне, гора картин в аляповатых рамках ворохом сваленных в углу, разбросанные тут и там краски, кисти и различные приспособления для рисования и посреди комнаты колченогий мольберт с очередной работой художника. На холсте закрепленном на мольберте, изображенная в классическом готическом стиле демонического вида морда, парящая в голубом покрытом веселыми белыми облаками небе, опускала к покалеченному артиллерийским огнем городу на земле тонкий раздвоенный как у змеи язык. И по этому языку стройными рядами прямо в оскаленную пасть поднимались одетые в камуфляжную форму фигурки с оружием в руках. Темно-красными буквами, с которых каплями стекала кровь, поперек яркого неба тянулась надпись: «Наемники не умирают! Они отходят в ад для перегруппировки». Вид такого произведения искусства, несомненно насторожил бы любого психотерапевта. Однако в этой грязной замусоренной комнате оно смотрелось совершенно органично. Гораздо больше с интерьером диссонировал темного дерева антикварный столик, стоящий у окна. На лакированной поверхности замерли две черные витые свечи в массивном металлическом подсвечнике в окружении странного расклада непривычных для русского человека карт Таро.
Кекс горестно вздохнул, осознав масштабы необходимой уборки, и пнул под кровать кучку грязных носков и трусов совсем не озонировавшую и без того затхлую атмосферу. После непродолжительной борьбы с собой он решил, что наведение хотя бы косметического порядка в таком состоянии как сейчас вещь абсолютно нереальная. В конце концов, Бес, как и он сам, совсем не так давно обитал в местах и вовсе не походивших на человеческое жилье, а скорее на звериное логово. Утвердившись в принятом решении, Кекс подошел к длинному и узкому зеркалу, висевшему на стене, с отвращением вгляделся в стеклянную глубину амальгамы. Из зеркала на него смотрело весьма жалкое патлатое существо с неаккуратно подстриженной бородой и жирными засаленными волосами, свисающими на лицо длинными неопрятными сосульками. Под покрытыми красными прожилками больными глазами залегли огромные черные мешки, лицо было одутловатым и отливало нездоровой синевой. «Да, укатали сивку крутые горки», – печально подумал Кекс, качая головой. Только тело пока еще оставалось крепким и жилистым, покрытым жгутами тренированных мышц, но, скорее всего, это не надолго. Он скорчил зеркальному двойнику рожу и тут же скривился от очередного приступа головной боли. Ладно, хватит собой любоваться, если навести порядок в комнате не под силу, надо хотя бы пойти умыться, а то Бес испугается такого зрелища и удерет вместе с обещанным пивом. Он невольно улыбнулся пришедшей в голову мысли, вряд ли на этом свете, а возможно и на том, имелось что-то или кто-то способные напугать Беса. По крайней мере, так было раньше, там, в другом мире, в аномальном измерении которое по нелепой ошибке носит человеческое название – Босния. Хотя как знать, в то время и сам он был молодым, лихим и отчаянным, а водка пилась тогда с радости, или с горя, а не как сейчас, заливая ежедневный кошмар, вновь всплывающий из глубин памяти.
Не озаботившись тем, чтобы хоть во что-то одеться, Кекс как был, в развевающихся семейных трусах протопал в ванную. Толкнув когда-то белую, а теперь покрытую серыми потеками грязную дверь, он нос к носу столкнулся с абсолютно голой соседкой. Та, ничуть не смутившись, встряхнула обвисшей бледной грудью покрытой голубой сеткой вен и кокетливо заулыбалась. Опять не заперла двери, старая потаскуха! Сказать, что встреча была полной неожиданностью нельзя, соседка давно пыталась заарканить угрюмого холостяка и вдвое увеличить таким образом размер жилплощади на которой обитала с дочерью-подростком, вечно размалеванным как портовая шлюха лохматым существом с прокуренным голосом и манерами вогнавшими бы в краску даже прожженного сутенера с Тверской. По какой-то неведомой Кексу причине, соседка полагала свое обрюзгшее тело идеалом женской красоты и вполне серьезно считала, что стоит лишь его обнажить и любой мужчина тут же упадет к ее ногам. Устало оглядев (в который раз!) соседкины прелести, отметив про себя покрытые жесткими черными волосами ляжки, отвратительные жировые складки внизу живота, и едва сдержав неожиданный приступ тошноты, Кекс с тяжелым вздохом двинулся обратно на свою безопасную территорию.
– У-у, траханный импотент, – уловил он за спиной злобное шипение обманутой в лучших чувствах женщины.
Повторить поход в ванную он рискнул лишь после того, как соседка грузно прошлепала босыми ногами мимо его двери по коридору в свою комнату.
Бес ворвался в квартиру настоящим ураганом, дорого и элегантно одетый, благоухающий тонким французским парфюмом, он выглядел здесь существом из совершенно другого радостного и светлого мира. И даже угрюмая соседская девка, которой он мимоходом послал исполненный истинного шарма воздушный поцелуй, проводив его удивленным взглядом, выдала краткую, но емкую характеристику: «Во клёвый чувак! Такому бы и посреди улицы дала!», не сопроводив свои слова, против обыкновения, привычными матерными эпитетами.
– Ну, зови к столу, хозяин! – весело подмигнул Бес несколько оторопевшему от такого напора Кексу, кивая в сторону соседней комнаты. – Можем, кстати и дам пригласить!
– Нет уж! Эти всем подряд дамы, мне уже давно поперек горла! Обойдемся, как-нибудь, да и не люблю я общественных туалетов, куда каждый кому не лень может зайти отлить. Понимаешь о чем я?
– Бесспорно, бесспорно. Хозяин – барин, так даже лучше будет. Разговор у нас с тобой долгий, для чужих ушей мало предназначенный.
Кекс заворожено следил за тем, как растет на столе гора пакетов со всякой снедью к пиву, и даже непроизвольно сглотнул слюну при виде небольшого, на пять литров бочонка извлеченного из объемистой сумки гостя.
– Мочу из ларьков пусть пьют бюджетники и прочие лохи, а мы с тобой заслужили настоящий «Будвайзер».
До сих пор страдавший от жестокого похмелья Кекс жадно схватил наполненный прохладной влагой бокал, и даже не сдувая высокой пенной шапки, приник к нему пересохшими губами. Пиво тугим освежающим комком прокатилось по горлу и тяжело провалилось в желудок, растекаясь по всему измученному организму. Вскоре в раскалывавшейся голове плеснула теплая ласковая волна, смывая и боль, и похмельную тяжесть.
– Ффух, – облегченно выдохнул Кекс. – Хорошо-то как! Будто ангел босиком по душе пробежался.
Бес с довольной улыбкой наблюдал за товарищем, к своему бокалу он еще даже не притронулся.
Потекла неспешная степенная беседа ни о чем. Вспоминали общих знакомых, спокойно не горячась понапрасну, обсудили политические и спортивные новости.
– Интересная картина получилась, – кивнув в сторону мольберта, заметил Бес. – Со смыслом. Сам рисовал?
– Да какая там картина! Так, мазня! – смущенный похвалой Кекс поспешил развернуть мольберт обратной стороной к столу.
– А там в углу еще живопись?
– Там еще худшая мазня. Голые бабы и парусники в море. Специально на продажу.
– О, брат, так ты художник! – деланно удивился Бес, разумеется он отлично знал о роде теперешних занятий старого друга, но обстоятельства требовали пока скрывать эту осведомленность. – Ну и как, пользуются спросом нынче голые красотки?
– На жизнь хватает, – пожал плечами Кекс. – Вот только опротивело уже до тошноты. Хочется рисовать свое, то что волнует, будоражит кровь. Но такое ощущение, что это никому не нужно и не интересно! Вот голая телка или яхта на закате, это да, это они понимают и покупают! Обыватели!
– Да уж, наемников уходящих в ад, у тебя, конечно, вряд ли купят…
– Да что наемники! Что угодно, мало-мальски заставляющее думать, рождающее какие-то чувства, уже им не нужно! Как же, оно ведь тревожит, заставляет вспоминать, что в жизни существуют не только деньги и удовольствия на них покупаемые! Они не хотят этого знать! Тупые мещане! Почему? Почему они стали такими, Бес?! Ведь было же все иначе? В жизни был смысл, были цели…
– Да, когда-то были цели, – меланхолически прихлебывая пиво, согласился Бес. – А теперь все больше мишени.
– Что? Какие мишени? – удивленно прервал свою обличительную тираду Кекс, вопросительно взглянув на бывшего однополчанина.
– Такие как в тире, только живые в основном, – спокойно пояснил Бес, пристально глядя в глаза собеседнику.
– Ты хочешь сказать, что ты… Ты…
– Вольный стрелок. Знаешь, плохих людей наказал, хорошим помог, комиссионные в карман и гуляй рванина.
– Так ты за этим ко мне?
– Ну вроде того. Есть одно дело, в Африке, довольно прибыльное. Хочу тебе предложить присоединиться.
Кекс опустил глаза и надолго задумался. Бес продолжал неспешно прихлебывать из своего бокала, исподтишка наблюдая за художником, но не пытаясь прервать его раздумий.
– Нет, Бес, я больше не хочу, – глухо промолвил Кекс, так и не подняв головы, больше всего на свете ему сейчас не хотелось встречаться с все понимающим насмешливым взглядом однополчанина. – Мне хватило в прошлый раз на всю оставшуюся жизнь. Я больше не могу, не хочу этого! Меня до сих пор мучают кошмары! Меня выворачивает наизнанку, когда случайно натыкаюсь в газетах на статьи о Боснии! Извини, я ничем не смогу тебе помочь.
– Что ж, насильно мил не будешь. Если тебе нравится, то и дальше рисуй для зажранного быдла голые сиськи. Тоскуй, мучайся, спивайся. Каждый волен выбирать сам. Но на всякий случай вот тебе моя визитка, не потеряй. Если вдруг передумаешь, позвони, только не тяни – я подожду одну неделю. Потом будет поздно. Ну а теперь мне пора, провожать не надо.
– Извини меня, Бес, – Кекс все же нашел в себе силы поднять голову, но смотрел все равно куда-то мимо, пряча глаза. – И еще… Не приходи больше сюда, ладно? И не звони…
– Обещаю, – серьезно ответил уже стоявший у двери Бес. – Ты сам ко мне придешь. Я верю в это, ты не сможешь вот так…
И он медленно обвел рукой убогую комнатушку.
В прихожей он нос к носу столкнулся с соседкой Кекса и ее дочкой, обе были наряжены как на праздник и размалеваны не хуже клоунов в цирке. «Специально дожидались», – безошибочно определил Бес.
– Оревуар, милые дамы. Счастлив был с вами познакомиться.
– Пока-пока, папик. Заглядывай, коль охота будет – пупками потремся. Такому сладкому во все дырки дам, – пискнула соседкина дочка и тут же словила от матери подзатыльник, что ее впрочем, не слишком расстроило.
Бес остановился и внимательно посмотрел на это годившееся ему в дочери существо.
– Знаете, юная леди, наиболее сексуальной частью женского тела я считаю мозги – извращенец, что делать… Так вот, дам, наделенных этой особенностью в последнее время все меньше, так что если она вдруг имеется в наличии у Вас, то я готов достать Вам с неба звезду и прочие глупости. Вот только придется изрядно потрудиться, чтобы доказать мне наличие у Вас способности мыслить. За сим разрешите откланяться. Простите, руки целовать сегодня не буду, ибо это явный перебор.
Ответом ему был недоуменный взгляд девственно пустых синих глаз, щелчок надутого пузыря жвачки и запоздалое, обращенное к матери:
– Чиво-чиво, он мне сказал?
– Не обращай внимания, дочка. У-у, траханный импотент!
После ухода Беса художник еще долго цедил пиво, задумчиво глядя куда-то вдаль. Потом тщательно убрал со стола и даже помыл посуду. Закурил и, выдавив на палитру краски, подошел к незаконченной картине. Он работал, не замечая течения времени, полностью поглощенный процессом творения, не нуждаясь ни в пище, ни в отдыхе, даже сигареты были забыты. Когда Кекс наконец оторвался от своего шедевра, в окно уже вовсю заглядывала бледная луна, а темное вечернее небо усыпали звезды. Еще раз окинув взглядом свою работу, художник удовлетворенно кивнул. На полотне произошли заметные изменения – на заднем плане, частично заслоненное демонической мордой, появилось лицо человека средних лет в черном берете с двуглавым орлом. Если бы женщины из соседней комнаты увидели это лицо, то без колебаний опознали бы странного утреннего гостя, произведшего на них весьма сильное впечатление. Вот только заходивший с утра человек был весел и шутлив, постоянно лукаво улыбался, на холсте же четкие, как выбитые на медали, черты выглядели холодно и сурово, а в слегка прищуренных глазах плясал опасный угрожающий огонек. Что ж, именно таким запомнил Кекс своего бывшего командира.
Художник распахнул окно и, наслаждаясь струящейся с улицы вечерней прохладой, закурил, с ногами забравшись на подоконник. Внизу равнодушный к молекулам-людям мегаполис продолжал жить своей обычной жизнью: гудящей стаей неслись в разные стороны машины, переливался всеми цветами радуги неон реклам, где-то далеко выли сирены. Кекс смотрел на ночной город, а перед глазами против воли вставал совсем другой, далекий, оставшийся в другом мире и в другой жизни. В той жизни, в которую ему предлагали вернуться.
– Ляксей Петрович, чайку выпить со мной не желаете? Там, чай, кофе, потанцуем, полежим. И-ик…
Стук в дверь и пьяный, и от того более противный, чем обычно, соседкин голос прервал очарование ночи. Кекс лишь досадливо дернул головой и промолчал, надеясь, что она уймется сама.