По ту сторону связи возникла небольшая заминка. Затем Софья продолжила голосом мечтательным, но одновременно каким-то сухим, чеканящим:
– Помнишь, как в детстве мы в шутку называли тебя Боно? А ты тогда обижался, говорил: «Хватит сравнивать меня с каким-то волосатым рокером». А мы еще тебе в ответ: «Дурачок, этого рокера во всем мире знают». Я много видела твоих чудачеств, но сейчас… Нет никакой разницы – ты это сделал или нет. Ты мой друг и ничто этого не изменит. Пойми важную вещь – совсем скоро ты станешь как Боно, а может и покруче. О тебе точно узнает весь мир! Вот только…
Голос Софьи Касперской стал еще более жестким и акцентированным:
– Вот только… как говорил мой покойный папа-адвокат: когда возникает что-то непонятное – время нанимать хороших юристов. А в твоем случае, как мне кажется, это надо делать срочно. Пока тебя не утащили куда-нибудь в Гуантанама и не препарировали твой мозг где-нибудь в подземной лаборатории. Потому что – если это сделал ты – то это пи…ц как круто, а если не ты – то это пи…ц как страшно! Ты меня хорошо понял?..
Из уст утонченной Софьи русский мат звучал настолько убедительно, что Бонадвентур даже не думал сомневаться или спорить.
– Как думаешь – сколько у меня времени? – спросил он.
– Считанные часы, – ответила Софья.
Бонадвентур прервал связь, открыл в коммуникаторе присланный Софьей контакт и написал сообщение:
«Мое имя Бонадвентур Петров. Обращаюсь по рекомендации Софьи Касперской. Нужна ваша помощь».
В этот момент в помещение ворвался помощник Ли. Его лицо и одежда были перепачканы чем-то зеленым.
– В лаборатории № 3 – ЧП, – сказал Ли, стряхивая с себя ошметки зеленой слизи.
Бонадвентур узнал в ошметках внутренности робота.
– Ого, вы пробили обшивку?..
– Мы разнесли болванку в клочья! – воскликнул Ли.
Лаборатория тактильности номер три напоминала шабаш грудничков, добравшихся до банок с зеленкой. Зеленым был даже потолок.
– Какова мощность?
– Не смогли измерить, шкалы не хватило, – почему-то шепотом произнес Ли.
– А где тело робота?
– Везде, – Ли обвел взглядом все внутреннее пространство лаборатории. – Болванку раздробило на тысячи кусочков и разметало по стенам.
– А материнская плата?
Ли продемонстрировал свою ладонь, на которой лежало несколько мелких черных обломков.
– Мы нашли шесть кусочков, где остальное – пока неизвестно. Думаю, обнаружим, только когда все соберем и просеем через сито. Ну или отожмем тряпками в ведро. Я даже не знаю, как это все собрать…
– Так значит, у нас получилось…
– Выходит, что получилось, – согласился Ли. – Только, похоже, мы зашли не с того конца. В техзадании не было сказано изобрести адскую бомбу…
– Да уж, – согласился Бонадвентур. – Вместо того чтобы уменьшить защитные свойства роботов, мы выдумали какой-то жуткий способ их уничтожать. А каков был носитель?
– Пуля.
– Пуля?..
– Да, обычная девятимиллиметровая пуля с разрывным сердечником. Только вместо разрывного порохового заряда в сердечнике было что-то другое.
– И что же?
Ли как-то странно улыбнулся.
– Надо спросить у Моники…
– Какой Моники?
– У вашей Моники. Ваш компьютер просил его называть теперь именно так…
Ли показал рукой на центральную консоль управления, куда в штекер транслятора была воткнута материнская плата с оранжевой полосой посередине. Оранжевая полоса означала, что данная плата используется кем-то из сотрудников лаборатории в качестве личного помощника. Подобные переносные устройства размером с небольшой смартфон использовали те, кто не заморачивался с внешним видом своих помощников, не очеловечивал их.
«А как она сюда попала?» – хотел было спросить Бонадвентур, но решил промолчать и освежить собственные «файлы памяти».
Почему-то снова вспомнился прощальный взгляд мамы и это ее «шапку надень». Затем он вспомнил поездку в машине, где дал этой черной коробке с оранжевой полосой имя Моника. Потом была встреча с Джессикой Уотсон и эксперимент в лаборатории № 1. Так себе эксперимент, ничего экстраординарного. Моника, тьфу, материнская плата все время лежала в кармане. Затем он подключил ее через блютус к основному серверу и дал задание – проанализировать результаты последней серии экспериментов в лаборатории № 1. Поручил найти способы улучшить результаты. Спустя минут двадцать Моника прислала на коммуникатор сообщение, что оптимальный вариант найден. Затем спросила разрешения на тестовое испытание в лаборатории № 3, где есть готовая болванка. И он его, это разрешение, кажется, дал. Или не дал?..
Последнего он точно не помнил. Но ведь не могла же материнская плата провести эксперимент самостоятельно!
«Восстание машин, – мысленно улыбнулся Бонадвентур. – А еще и сигнал с Марса! И вся эта хрень в один день! Да черта с два! Это ж не мультфильм, это реальная жизнь».
С этой самой мыслью он вынул из консоли управления материнскую плату по имени Моника и направился в свой кабинет.
Помощнику Ли он велел оставаться в лаборатории, соскребать со стен зеленые останки.
Едва войдя внутрь кабинета, Бонадвентур законнектил Монику с кабинетным коммуникатором и спросил:
– Что было в той пуле? Назови состав…
В ответ прозвучали уже знакомые щелчки. Трескотня длилась с полминуты. Затем прорвался голос Моники.
– Этого в файлах нет.
– Хватит придуриваться. Что было в сердечнике пули?
– Этого в файлах нет.
– Требую применить протокол «Глубокий поиск». Снять все ограничения на файлообмен, – приказал Бонадвентур.
Снова что-то захрустело, защелкало, а затем последовал неожиданный ответ:
– Вы велели заархивировать и засекретить данные.
– Я велел? Какого черта? Я даже не помню, чтобы давал добро на эксперимент.