Хроники вьюги
– Ты помнишь его? – тихо спросил он, и его голос был поглощён гулом оборудования.
Ответа не последовало. Лишь знакомое, давящее ощущение пустоты.
Он отошёл к массивному кристаллу, в который в реальном времени записывались все показания сенсоров резервуара. Его доступ был ограничен, но «Зеркало» дало ему ключ. Он достал из кармана небольшой рунический камень, прислонённый к той самой записке. Камень был холодным и испещрённым знаками, которых не было в официальных мануалах. Он приложил камень к поверхности логгера.
Кристалл отозвался тихим гулом. Внутри его глубины замерцали не текущие данные, а старые, архивированные записи. Светящиеся линии и символы выстроились в сложный узор, помеченный знаком инцидента №734. Он сконцентрировался, мысленно прокручивая временную метку до критического момента. И увидел это.
За три секунды до «взрывной кристаллизации» все датчики, отслеживающие ментальную активность «Серого Глаза», зашкалили. Но не в сторону хаоса. График был не пилообразным, а целенаправленным, почти осмысленным. Острая, сфокусированная вспышка, направленная в одну точку пространства – туда, где, согласно схеме лаборатории, должен был находиться оператор. Его отец.
А затем… обрыв. Светящаяся нить данных с пси-сенсоров Криддэна Гласиала не погасла и не взорвалась. Она испарилась. Словно его сознание не было перегружено, а было… стёрто. Аккуратно и точечно. Вурз откинулся на спинку кресла, по телу пробежали мурашки. Это было не нападение. Это был контакт. Односторонний, сокрушительный контакт. «Серый Глаз» не просто ударил его отца. Он в свою очередь считал его. Заглянул в самую суть. И то, что он там увидел, оказалось несовместимо с человеческим разумом.
Его отец не сошёл с ума от ужаса. Его разум был разрушен знанием. Знанием, которое он получил из источника, находящегося по ту сторону понимания.
Внезапно тишину лаборатории разрезал резкий, механический щелчок. Вурз вздрогнул и обернулся. Дверь в лабораторию была закрыта. Но на панели управления резервуаром загорелся индикатор, которого он раньше не видел – маленький, тусклый красный глазок.
Он понял. Его незримые покровители из «Зеркала» не просто дали ему ключ к данным. Они дали ему нечто большее. Они дали ему доступ.
Индикатор мигнул дважды и погас. Вурз медленно перевёл взгляд на резервуар. «Серый Глаз» по-прежнему колыхался в своей маслянистой среде. Но теперь Вурзу показалось, что в самой его глубине на мгновение мелькнул тот же красный отблеск.
Они не просто позволили ему узнать правду. Они подготовили для него следующий шаг. Они подключили его к той же системе, что когда-то подключила и его отца.
И теперь ему предстояло решить: отключиться и бежать, пока не стало слишком поздно. Или… послать ответный сигнал.
Решение пришло не как порыв отчаяния, а как холодный, безжалостный вывод. Бежать было некуда. Правда была здесь, за этим стеклом. И если «Зеркало» открыло ему путь, значит, они считали, что он может это вынести. Что он отличается от отца. Что его ум – не просто инструмент для анализа, а щит.
Он снова подошёл к панели управления. Его пальцы скользнули по холодному камню, нащупывая невидимые глазу выступы и неровности рядом с погасшей руной. Он вспомнил принцип «Колодца Безмолвия» – не сила, а точность. Не атака, а резонанс.
Он приложил ладонь к тому месту, где мерцала руна. Он не вливал в неё свою магию. Он позволил крошечной искре своего сознания, очищенной от страха и сомнений, коснуться её. Он послал не команду, а вопрос. Чёткий и ясный, как математическая формула.
«Что ты ему показал?»
Резервуар с «Серым Глазом» не взорвался. Стекло не треснуло. Воздух не задрожал. Вместо этого мир изогнулся.
Стены лаборатории поплыли, как дым. Свет кристаллов растянулся в длинные, призрачные полосы. Вурз стоял на месте, но ощущал, как падает в бездонный колодец, где нет ни верха, ни низа. И тогда он УВИДЕЛ.
Это не были образы. Это были концепции, влитые прямо в его мозг. Он не видел отца. Он почувствовал его отчаяние. Не видел существ. Он ощутил их голод – древний, безразличный и всепоглощающий, как пустота между звёзд. Он увидел структуру «Следа» не как туман, а как гигантский, пульсирующий организм, пронизывающий скалы Фростболта узами, не подчиняющимися законам пространства.
И он понял. Его отец искал знания. Он хотел понять что это. Но «Серый Глаз» показал ему почему. Почему это существует. И это «почему» было настолько чудовищным, бессмысленным и несовместимым с человеческой логикой, что его разум, как перегруженный механизм, сломался. Это была не истина, которую можно было принять. Это был яд для любого, кто мыслил категориями причины и следствия.
Вурз не пытался понять это. Он не сопротивлялся. Он делал то, что умел лучше всего – наблюдал и структурировал. Он был не человеком, а прибором, регистрирующим безумие. Он чувствовал, как его собственная психика трещит по швам, но он продолжал смотреть, фиксируя потоки информации, как если бы это были данные с сенсора.
«Не принимай. Наблюдай.»
Внезапно видение (ощущение, знание?) прекратилось. Он снова стоял в лаборатории. Его тошнило, из носа текла кровь, а в левом глазу лопнул капилляр, залив белок красным. Он тяжело опёрся о стену, его тело била мелкая дрожь.
Но в его сознании, поверх боли и ужаса, плавал один-единственный, чёткий образ. Не концепция, а конкретная, зрительная картинка, которую «Серый Глаз» вложил в него в самом конце. Как ключ. Как ответ на его вопрос.
Он видел лицо отца. Не расплывчатое, а ясное. И на его лбу, прямо над переносицей, горел тот самый символ, что был на его обломке и на древней карте. И он понимал – это не просто знак. Это была метка. Клеймо. Признак того, что Криддэн Гласиал был не просто исследователем. Он был избран. Помечен самой сущностью «Следа».
И тогда из его груди вырвался не крик, а хриплый, беззвучный смешок. Горькое прозрение било в голову, как молот.
Они все ошибались. Его отец не стал жертвой. Он стал посланником. И его «исчезновение» было не трагедией. Это была миссия.
Вурз вытер кровь с лица. Его рука больше не дрожала. Боль и страх отступили, уступив место леденящей душу ясности. Его поиски только что кардинально изменились. Он больше не искал пропавшего отца.
Он шёл по следу посланника древнего зла. И «Зеркало» вело его прямиком к нему.
Вурз в беспамятстве добрался до своей комнаты. Он двигался на автомате, его тело выполняло рутинные действия, в то время как разум перемалывал обрушившуюся на него истину. Посланник. Помеченный. Миссия. Слова звенели в его голове, как погребальный колокол.
Он запер дверь и прислонился к холодному металлу, пытаясь перевести дух. Отражение в тёмном стекле иллюминатора было чужим: бледное лицо, запавшие глаза, один из которых был залит кровью. Он выглядел так, будто уже наполовину принадлежал тому миру, что приоткрылся ему в лаборатории.
Он подошёл к раковине и снова умылся, смывая багровые потёки. Левая рука всё ещё мелко дрожала. Он сжал её в кулак, заставив мышцы напрячься до боли. Контроль. Только контроль.
Он посмотрел на свой спартанский быт: стопка пергаментов, магические инструменты, узкая койка. Всё это вдруг показалось ему бутафорией, детской игрой в учёного, пока за стенами этой стальной коробки бушевала реальность, по сравнению с которой его поиски отца казались наивным лепетом.
Его отец не был невинной жертвой. Он был ключевой фигурой в игре, масштабов которой Вурз до сих пор не осознавал. И «Зеркало», и Пожиратели, и, возможно, даже сама Кэррик – все они были пешками или игроками в этой партии, где ставкой была не чья-то жизнь, а нечто неизмеримо большее.
Он подошёл к столу и взял холодный металлический обломок. Теперь он понимал. Это был не просто ключ. Это был сигнальный маячок. Часть некоего механизма, созданного либо его отцом, либо той силой, что его избрала.
Его разум, очищенный шоком, начал выстраивать новую, ужасающую гипотезу.
Что, если исчезновение отца не было провалом «Абберо»?
Что, если это был успех?
Что, если Криддэн Гласиал не сбежал и не был похищен… а был доставлен в нужное место, чтобы выполнить свою «миссию»?
И самый главный вопрос, от которого кровь стыла в жилах:
Играет ли «Зеркало» на его стороне? Пытаются ли они остановить отца?.. Или они ведут его по тому же пути, готовя ему ту же участь – стать следующим звеном в цепи?
Он опустился на стул, сжимая обломок в ладони. Чувство одиночества было таким всепоглощающим, что его почти тошнило. Ему не с кем было это обсудить. Не с кем разделить этот леденящий ужас. Илва? Торм? Кэррик? Любое слово, сказанное не в тот момент, могло стать его смертным приговором.
Он был абсолютно один. Сын, идущий по следам отца, который, возможно, стал чем-то большим. Или чем-то меньшим.
Вурз потушил светильник и уставился в темноту, на звёзды, скрытые за слоем метели и зачарованного кварца. Детство окончательно кончилось. Его личная война обрела новый, чудовищный масштаб.
Он больше не искал человека. Он шёл по следу явления. И конец этого пути уже не обещал воссоединения. Он сулил лишь окончательный выбор: стать следующим посланником или найти способ уничтожить самого первого.
Глава 3. Холодный расчет.
Боль была его новым компасом. Тупая, ноющая боль в висках, отзвук того, что коснулось его разума, теперь служила постоянным напоминанием. Каждый её укол был вопросом: «Стоило ли?» И каждый раз Вурз мысленно отвечал: «Да».
Он больше не метался. Шок от контакта с «Серым Глазом» кристаллизовался внутри него, превратившись в холодный, неумолимый стержень решимости. Его отец был не жертвой. Он был агентом влияния. И «Зеркало» вело Вурза по его следам, чтобы он либо занял его место, либо остановил. Он должен был выяснить, что именно от него хотят, и единственным способом было двигаться вперёд, но теперь – с двойной осторожностью.
Его первой целью стал отчёт №734. Он провёл за ним три дня, делая вид, что погружён в каталогизацию. Он искал не описания, а закономерности. И он нашёл её. Неуловимую аномалию в данных. За неделю до инцидента все показания «Серого Глаза» демонстрировали странную, едва заметную модуляцию. Не хаос, а ритм. Словно аномалия не бушевала, а… настраивалась на что-то. Или на кого-то.
Именно в этот момент к его столу подошла Илва. Её зелёные глаза, обычно острые и насмешливые, сейчас пристально изучали его.
– Ты выглядишь так, будто неделю провёл в обнимку с «Серым Глазом», не выходя отсюда, – заявила она без предисловий. – От тебя исходит вибрация, Гласиал. Такая же, как от перегруженного кристалла, вот-вот готового треснуть. Чувствуется за версту.
Вурз медленно поднял на неё взгляд, отложив перо.
– Протоколы наблюдений требуют концентрации. А не все последствия контакта с активными образцами видны невооружённым глазом.
– О, я знаю, – она фыркнула и положила на его стопку бумаг запылённую схему. – Я как раз имела «честь» лицезреть последствия. Моего первого напарника, Айвора, вывезли отсюда с «перегоревшими синапсами» после того, как он решил, что может «договориться» с одной мелкой аномалией. Он всё ещё шепчет стишки в белоснежной палате в Титании. – Она указала на схему. – Это – принципиальная схема пси-динамического стабилизатора. Того самого, что стоял в «Дельте» во время инцидента с твоим отцом. Он вышел из строя за двенадцать минут до основного выброса. Не из-за перегрузки. Он самоуничтожился. Как по команде.
Она посмотрела на него прямо, и в её взгляде не было сочувствия, лишь холодное, профессиональное любопытство.
– Иногда, чтобы понять, почему что-то взорвалось, нужно знать, кто первым отключил пожарную сигнализацию. Не пытайся «договориться», Гласиал. Просто запомни: здесь всё взаимосвязано. И иногда тишина перед бурей – самая громкая вещь на свете.
Она развернулась и ушла, оставив его со схемой и с гудящей в голове мыслью. Это не была помощь. Это было предупреждение, переданное через историю. Она знала, что он копает, и показывала ему пропасть, в которую он может упасть.
Следующей остановкой был Гормит. Вурз пришёл в Утилизацию с «испорченным» калибровочным кристаллом. Он молча протянул его старику.
Гормит взял кристалл, повертел в руках, и его потухший взгляд скользнул по Вурзу.
– Опять лезешь, пацан? – его голос был похож на скрежет гравия. – На нём не просто пыль. На нём… эхо Глаза. Ты не на свидание ходил. Ты в его логово заглянул. Чувствуется.
– Что он строит? – тихо спросил Вурз, опуская формальности. – Мой отец. Что он делает в «Следе»?
Гормит отложил кристалл и снова взялся за свой вечный кинжал.
– Строит? – старик усмехнулся, коротко и сухо. – Он не строитель. Он… смотритель. Или дворник. – Он ткнул лезвием в сторону глухой стены. – Там, за всеми нашими стенами и щитами, есть Дверь. Древняя. Его работа – подметать перед ней порог. Смазывать замки. Чтобы она не заржавела. А вся эта шумига с «Высотой», с аномалиями, с выбросами… – он махнул рукой, – …это просто сквозняк. Шум из-под порога. Предвестник. Ты нашёл свою карту. Хватит копаться в чужих отбросах. Иди и посмотри на саму Дверь. Если хватит духу.
Это было всё, что он мог получить. Но и этого было достаточно. «Дверь». «Сквозняк». «Предвестник».
Вызов к Кэррик пришёл на следующее утро, как он и предполагал.
Кабинет руководителя был таким же стерильно-холодным, как и всегда. Кэррик сидела за своим базальтовым столом.
– Вурз, – начала она, отложив в сторону его отчёт. – Ваша продуктивность… впечатляет. И несколько тревожит. Вы прорабатываете объём материалов, на который у стандартного стажёра ушёл бы месяц.
Она сложила пальцы домиком.
– Протокол и распорядок существуют не для того, чтобы усложнять жизнь. Они – буфер между нашим любопытством и тем, что скрывается во льдах. Ваше рвение похвально, но я не могу позволить вам прожечь себе разум, как… некоторым вашим предшественникам. Ваше отстранение от полевых работ остаётся в силе. Это не наказание. Это мера предосторожности.
– Я понимаю, госпожа Кэррик, – ровно ответил Вурз, глядя ей прямо в глаза. – Но если сквозняк уже гуляет по коридорам, не лучше ли узнать, что за дверь его пропускает, чем просто затыкать уши?
Глаза Кэррик сузились на долю секунды. Он видел, как в них мелькнуло что-то – удивление? Предостережение?
– Любопытная аналогия, – её голос стал ещё более отточенным. – Но именно поэтому я выдаю вам этот пропуск. Ограниченный доступ к Архиву картографических данных. – Она протянула ему бланк. – Если уж вы ищете сквозняки, изучайте трещины в скалах, а не в протоколах. Возможно, геология региона даст вам ту… новую перспективу, которую вы так ищете. На санкционированной основе.
Он взял бланк. Ограниченный доступ. Но доступ. К картам. К тем самым картам, где могли быть обозначены старые, забытые тоннели, ведущие к «Двери».
Вурз вышел из кабинета, сжимая в руке пропуск. Его незримые покровители и начальство вели с ним сложную игру. Илва показывала ему механизм взрыва. Гормит нарисовал картину катастрофы. Кэррик дала ему инструмент для поиска эпицентра.
Они двигали им по доске, и он это понимал. Но теперь у него было достаточно данных, чтобы начать строить собственную стратегию. Он знал, что ищет. Дверь. И он был готов пойти и постучаться.
Архив картографических данных оказался лабиринтом. Не физическим, а информационным. Сотни свитков, кристаллов с голографическими проекциями и каменных плит с высеченными планами ярусов «Высоты» и прилегающих скальных массивов. Воздух здесь пах старым камнем и слабым, едва уловимым запахом озона – побочным продуктом работы магических носителей.
Вурз начал с самого очевидного – с официальных, утверждённых карт. Он изучал их с методичностью автомата, сравнивая современные схемы с теми, что были составлены пятьдесят, сто лет назад. Он искал расхождения. Замурованные тоннели, перепрофилированные залы, изменения в маркировке зон опасности.
И он нашёл. Небольшую, но значимую деталь. На карте столетней давности один из нижних вентиляционных тоннелей, ныне помеченный как «заблокированная шахта №12», имел ответвление, уходящее на северо-запад, в сторону «Инеистого Следа». На всех более поздних картах этого ответвления не было. Его не просто зачеркнули – его стерли, а контур основной шахты был аккуратно перерисован.
«Иди и посмотри на саму Дверь».
Слова Гормита теперь звучали не как метафора, а как прямое указание. Это ответвление и было тем самым путём.
Но одного пути было мало. Ему нужно было понять, что он ищет. И тут ему пригодилась схема, подброшенная Илвой. Изучая отчёт №734, он сопоставил данные о выбросе с картой. Эпицентр энергии не совпадал с расположением лаборатории «Дельта». Он был смещён. Как раз в сторону того самого стёртого ответвления.
Его отец не просто находился в лаборатории в момент инцидента. Он был в том тоннеле. И «Серый Глаз» был не причиной, а инструментом. Маяком, или ключом, который что-то активировал в том месте.
Вурз откинулся на спинку каменной скамьи, вглядываясь в мерцающие линии голографической проекции. Он чувствовал, как отдельные фрагменты мозаики начинают сходиться, образуя ужасающую картину. Его отец использовал «Серый Глаз» для какого-то ритуала в том тоннеле. Что-то пошло не так, и его разум был «считан» и переписан. Но цель была достигнута – «Дверь» была не просто найдена. Она была подготовлена.
Теперь ему предстояло самое сложное. Одному спуститься в заброшенную шахту было бы самоубийством. Ему нужен был предлог. И, как по заказу, предлог нашёлся сам.
Торм, появившись на пороге архива как воплощение молчаливой угрозы, бросил на его стол небольшой свиток.
– Задание, – буркнул он. – Проверить целостность конструкций в нижних ярусах. После последних толчков. Составить акт. – Он многозначительно посмотрел на Вурза. – Одному. Без привлечения лишнего внимания. Руководство хочет избежать паники.
Вурз медленно взял свиток. Это была отмычка. Официальное, подписанное Кэррик разрешение на доступ в заброшенные сектора. «Без привлечения лишнего внимания». Это могло означать только одно: его движение вниз было не просто санкционировано, оно было запланировано.
– Понял, – коротко кивнул Вурз.
Торм задержался на секунду.
– И захвати с собой полный комплект аварийных маячков, – добавил он, и в его голосе прозвучала нехарактерная нота. Почти… предостережение. – Нижние ярусы… они не любят гостей. И не всегда отпускают.
С этими словами он развернулся и ушёл.
Вурз остался один с раскалывающейся от напряжения головой и официальным предписанием идти туда, куда он и так собирался. Его вели. Аккуратно, но неумолимо. Подсовывая ему нужные инструменты и нужные возможности.
Он свернул карты и поднялся. У него был пропуск, задание и примерное направление. А также ледяной ком в груди, который подсказывал, что на этот раз его ждёт не простое испытание. Его ждала встреча с наследием отца. И, возможно, с тем, что тот оставил за той самой Дверью.
Вернувшись в свою каморку, Вурз запер дверь и развернул на столе схему, оставленную Илвой. Пыльный пергамент испещряли причудливые сплетения линий, рунические обозначения энергопотоков и кристаллических матриц. Это была не просто схема – это была анатомия защиты, сложнейший механизм, призванный гасить психические вибрации.
«Он самоуничтожился. Как по команде».
Слова Илвы звенели в ушах. Вурз водил пальцем по линиям, мысленно реконструируя работу стабилизатора. И тогда он увидел это. Почти невидимое, отмеченное не чернилами, а легкой царапиной иглы, отклонение в одной из второстепенных рунических цепей. Его мозг, отточенный годами учебы, мгновенно простроил логическую цепь. Модификация была актом отчаяния, грубой и поспешной попыткой встроить аварийный клапан.
Он откинулся на спинку стула, и по его спине пробежал ледяной холод, куда более страшный, чем гнев. Он понял. Это была не диверсия, направленная на убийство. Это была паническая попытка спасти его отца.
Кто-то внутри «Абберо» – возможно, те, кто позже станет «Зеркалом» – увидел, что Криддэн Гласиал заходит слишком далеко. Он не просто изучал «Серый Глаз»; он вступал с ним в резонанс, его разум погружался в пучину Следа, и обратной дороги могло уже не быть. Саботажник попытался создать аварийный контур, который должен был резко отключить питание ядра аномалии в критический момент, вызвав контролируемый сброс энергии и разорвав гипнотическую связь.
Но они ужасающе просчитались. «Серый Глаз» не был простым генератором. Он был живым, мыслящим существом – или его подобием. Внезапное отключение он воспринял не как спасение, а как нападение. Как попытку заглушить его «голос».
И он ответил.
Вместо контролируемого сброса произошёл катастрофический обратный выброс. Энергия, которую пытались остановить, обрушилась на Криддэна не рассеянным фоном, а сконцентрированным, сокрушительным тараном. Благие намерения, рожденные в страхе, стали фатальной ошибкой. Попытка вырвать его из лап Следа лишь сильнее вбила его в ледяную хватку аномалии, сломав разум не постепенным поглощением, а одним мгновенным, невыносимым ударом абсолютного знания.
Рука Вурза непроизвольно сжалась. Теперь он понимал леденящую суть правды. Его отец не пал жертвой случайности или злого умысла. Он был сломан ошибкой. Чьей-то отчаянной, но неумелой попыткой помочь. И теперь всё «Абберо» – и Кэррик, и тайное «Зеркало» – были вынуждены скрывать эту чудовищную оплошность, эту профессиональную и человеческую катастрофу.
«Зеркало» вело его к правде не просто как к информации. Они вели его к их общей боли. Они искупали вину, направляя сына, надеясь, что он сможет исправить то, что они когда-то сломали.
Схема лежала перед ним, уже не просто чертежом, а вещественным доказательством чудовищной ошибки. Каждая линия, каждый рунический узел кричали о панике и отчаянии того, кто пытался вмешаться. Вурз медленно, с невероятным усилием воли, сложил пергамент и убрал его. Гнев был бессмысленной роскошью. Ярость не воскресит отца и не исправит сломанное. Оставалось только холодное, безжалостное понимание: он имеет дело не с врагами, а с согрешившими от страха людьми, и эта правда была страшнее любой злонамеренности.
С этим знанием он направился в Архив картографических данных. Пропуск Кэррик в его руке теперь казался не ключом, а печатью молчания, официальным разрешением копаться в ране, которую само руководство боялось вскрыть.
Архив встретил его гробовой тишиной, нарушаемой лишь шелестом пергамента. Он начал с официальных карт, и его взгляд, заточенный новым знанием, сразу выхватил ту самую аномалию: на старых чертежах – ответвление от шахты №12, на новых – гладкая, непротиворечивая стена. Стирание. Не просто консервация, а тотальное отрицание. Так прячут не неудачный эксперимент, а доказательство преступления.
Он потянулся за свитком с детальным планом, но его рука наткнулась на пустоту. Сердце на мгновение замерло. Неужели Кэррик уже успела?..
– Ищете план нижних вентшахт? – раздался у него за спиной тихий, знакомый голос.
Вурз обернулся. Перед ним стоял тот самый вечно чихающий архивариус. В его потухших глазах не было и тени рассеянности – лишь глубокая, вековая усталость и… что-то еще. Сожаление? В его протянутой руке лежал нужный свиток.
– Он… у меня, – архивариус прочистил горло. – Проверял на предмет ветхости. – Его пальцы, старые и костлявые, ненадолго задержались на свитке, когда Вурз взял его. Это был не случайный жест. Это была передача. Передача вины и ответственности. – Будьте осторожны, – старик добавил почти беззвучно, и его взгляд говорил красноречивее любых слов: «Мы уже однажды ошиблись. Не заставь нас жалеть снова». – Старая бумага… легко рвётся. Особенно та, что хранит неудачные черновики.
С этими словами он сгорбился и, снова превратившись в невидимку, зашмыгал вглубь стеллажей.
Вурз развернул свиток. Это была не официальная копия, а черновая калька, снятая вручную. И на ней, как на исповеди, было выведено то самое стертое ответвление. А на полях, тем же уставшим почерком, что и на первой записке, стояла фраза:
«Слышишь песнь? Она поёт за стеной. Он поёт за стеной».
Вурз замер, вглядываясь в эти слова. «Он поёт». Не «оно». «Он».
Ледяная дрожь пробежала по его спине. Это была не просто метафора. Его отец не просто «исчез» или «стал смотрителем». Он был там. За этой стеной. И он… пел. Его разум, его душа, переработанные Следом, стали частью той самой «Песни Льда», что манила и губила.
«Зеркало» вело его не к разгадке. Они вели его к источнику их вечного стыда. Они не могли исправить свою ошибку, но они могли подвести к двери того, кто стал её живым результатом. В надежде, что сын сможет сделать то, на что у них не хватило духа или умения – либо остановить песнь, либо присоединиться к ней, положив конец мукам.