Непрощенный

– Мы сделаем все, что в наших силах, товарищ генерал!

– Вы уже сделали, полковник! Такое сделали… Ладно, работайте! Жду доклада! – сказал замдиректора и отключился.

– Ф-фух! – вздохнул Логинов и посмотрел на Плотникова. – Все слышал?

– В общих чертах. Я думал, будет хуже.

– Конечно, будет, Плотников. Только позже. Когда информация дойдет до первых лиц. Единственное, что может нас спасти, это если мы подсуетимся и к тому времени по новой слепим Кащеева.

– Не слепим, – заявил Плотников. – Он не для того из этой чертовой штольни с переломами выползал, чтобы дожидаться, пока мы его опять слепим.

– Я тоже так думаю, – кивнул Виктор. – Тогда нам надо успеть хотя бы напасть на его след… Ферштейн, товарищ будущий матрос?

– Ез, оф кос, товарищ будущий рядовой.

– Ну тогда жми на газ! Займешься больницами, а я, чтобы не путаться у тебя под ногами, с ходу мотнусь в Симферополь…

– Хочешь подключить Моню?

– Не подключить, а поставить на уши! Это ж из-за него, дуролома, Кащеев ускользнул…

24

Санузел в офицерской каюте «Далласа» был так себе, на три с плюсом. Слева – металлический унитаз с металлической крышкой, прямо перед дверью – металлический умывальник, справа – душевая кабинка, вернее, просто поддон со шторой.

Однако бывший полковник ФСБ РФ Григорий Кащеев сейчас был рад и этому. Если точнее, то он был не просто рад, а пребывал в эйфории. После месяца, проведенного на свалке, возможность помыться в более-менее человеческих условиях была настоящим счастьем.

Кащеев сбросил с себя лохмотья и запихал их в специально приготовленный пластиковый мешок, после чего завязал его горловину. На полке умывальника лежали мыло «Сейфгард», бритвенная система «Жиллет-Мах3», зубная щетка «Орал-би», тюбик зубной пасты и стоял гель для бритья. Все было новенькое, в упаковке. Целый клад для бомжа.

Первым делом Кащеев освободил от упаковки мыло и нырнул под душ. Здесь была новенькая мочалка, и Кащеев, предварительно дважды намылив голову, принялся сдирать с себя налипшую грязь. Сперва вода под ним была черной, потом постепенно стала светлеть. Пройдясь мочалкой с ног до головы в третий раз, Кащеев решил, что теперь можно и побриться.

Повязав на бедра полотенце, он встал перед умывальником и нанес на заросшее лицо гель. После чего принялся скоблить щеки станком. Постепенно под клочьями пены стало проступать исхудавшее лицо.

То, что пережил Кащеев за последнее время, могло послужить основой для душещипательного романа. Вроде «Идентификации Борна». Только этого самого Борна, придуманного Робертом Ладлэмом, враги сбросили в шторм с сейнера, а Кащееву пришлось пережить кое-что пострашнее. Его проклятый Монин пес сбросил в бездонную штольню.

Однако Кащеев выбрался из нее. Но с переломами – без смещения – ноги и двойным левой руки. Он не рискнул обращаться в больницу, а поехал в Симферополь к доктору, у которого некоторое время назад тайно делал пластическую операцию. Это было жестокое испытание. По дороге Кащеев даже потерял сознание, но нанятый им водитель-частник этого не заметил.

Доктор был в шоке, но деньги сделали свое дело. Месяц Кащеев пролежал инкогнито в палате, предназначенной для послеоперационных больных. За это время он перебрал в голове множество вариантов. И в конце концов пришел к выводу, что в его положении единственный разумный выход – это продаться американцам.

После падения в штольню и полученных травм Кащеев находился в слишком ужасной физической и моральной форме, чтобы продолжать играть в прятки с ФСБ. Доктор сделал все возможное – убрал следы от собачьих укусов и обеспечил правильное срастание сломанных костей. Но полностью восстановиться за месяц Кащеев не сумел. Для этого нужно было просто больше времени.

Уплатив по счету, он остался на мели. То есть на то, чтобы снять квартиру и худо-бедно перебиться до зимы, деньги у Кащеева были. Но он понимал, что рано или поздно ФСБ выяснит, что он жив, и возобновит охоту. И Кащеев решил сделать ход конем…

25

Оперативная машина отдела контрразведки ЧФ была оформлена на одного из доверенных лиц Плотникова из местных. Выправлять у нотариуса доверенность было некогда, поэтому Логинову пришлось рискнуть, но по дороге из Севастополя в Симферополь гаишники его, к счастью, не тормознули.

Натужно гудя движком, машина взбиралась от Хаджибеевской слободки к расположенной на горе Мониной усадьбе. И Логинов потянулся к телефону. Ответил Моня не сразу, видно, долго раздумывал, отвечать ли вообще. Но наконец буркнул в трубке:

– Да!

– Здоров, Моня!

– Здорово, Витек! Тебе чего?

– Да просто решил узнать, как дела.

– А-а… Ниче дела, Витек. Как ты из Крыма умотал, сразу стали налаживаться. Отстроился и вообще… Так чего ты хотел?

– Ты, Моня, мне вроде как не рад, а?

– Честно, Витек?

– Ну да!

– Я тебя, Витек, уважаю и все такое, но если бы я тебя не увидел больше никогда в жизни, я бы сильно не расстроился. Скорее даже наоборот.

– Спасибо за откровенность, Моня, взаимно. Но должен тебя огорчить. Тебе придется меня увидеть. И, боюсь, не один раз.

– В каком смысле?

– В прямом, Монь. Я уже к твоим воротам подъезжаю…

– Ты что, с дуба упал?

– Нет, Монь, из Балаклавы только что вернулся.

– Оттуда?

– Оттуда, Монь. И хочу тебя кое-чем обрадовать. Так что дай своей доблестной охране команду, пусть открывают ворота.

– Блин, Витек, если б ты знал, как ты мне дорог…

26

Еще в частной клинике Кащеев отпустил бороду, а едва выписавшись из нее, вышел на связь с американцами. То есть обратился в крымское представительство одной благотворительной организации. По роду своей прежней службы он прекрасно знал, какие из этих организаций функционируют на деньги спецслужб.

Кащеев встретился с представителем «Гуманитарного фонда» Томасом Симпли. Это был краснощекий, пышущий здоровьем молодой человек в очках с тонкой оправой. Симпли не был кадровым сотрудником ЦРУ, хотя и работал на Лэнгли. Когда Кащеев сообщил ему, кто он, Симпли здорово разволновался. Однако быстро взял себя в руки и провел «интервью», записав ответы Кащеева на диктофон.

Симпли заверил, что как можно скорее передаст «материалы» «руководству», однако честно предупредил, что это займет «определенное» время. Речь шла о том, что контакты с ЦРУ поддерживало только руководство «Гуманитарного фонда». То есть «материалам» предстояло пройти по довольно длинной бюрократической цепочке.

Кащеев понимал это с самого начала, но искать прямые выходы на агентов ЦРУ в его положении было слишком рискованно. Поэтому, условившись с Симпли о связи, Кащеев тут же с головой нырнул на городское дно. Сперва он поменял свою одежду на найденные в мусорном баке обноски, а потом как следует измазался. И поселился на городской свалке под видом сторожа сгоревшей церкви. Опытнейший оперативник, Кащеев просчитал, что уж здесь-то ФСБ наверняка не додумается искать его. Точно так же, как уголовный розыск никогда не додумается искать сбежавшего зэка-рецидивиста на престижном вернисаже или оперной премьере.

Это был отличный план, тем более что на свалке Кащеев рассчитывал пробыть максимум неделю. Каждый день он отправлялся к обычному железобетонному столбу, на котором Симпли несмываемой краской должен был поставить условный знак.

Но знак не появился ни через неделю, ни через две, ни через три. И даже спустя месяц его не было. Сперва Кащеев терялся в догадках, а потом рискнул и наведался к офису «Гуманитарного фонда». Вывеска была на прежнем месте, и самого Симпли – живого и здорового – Кащеев тоже увидел. Это означало, что никаких форс-мажоров не случилось и «материалы» благополучно переданы «руководству».

Кащеев был близок к отчаянию. Конечно, времена, когда за любым перебежчиком из СССР ЦРУ в любую точку земного шара немедленно посылало персональный самолет, давно прошли. Однако же Кащеев был далеко не «любым». В прошлом он являлся не просто полковником Федеральной службы безопасности, а сотрудником Управления собственной безопасности ФСБ, то есть святая святых главной спецслужбы России.