Прикосновение к Николь

– Я не профессиональный музейщик. Эта работа, скорее, случайность в моей жизни.

– Неожиданные события часто складываются в закономерности, – Дарио ввинчивал штопор в винную пробку. – А что за музей?

– Литературный. Музей-квартира одного русского писателя.

– Достоевского? – спросил Кристоф.

– Нет, Булгакова. Он прославился своим мистическим романом.

Дарио вытянул пробку и разливал вино:

– И все-таки не могли вы устроиться на работу в музей совершенно случайно. Какое у вас образование?

– Я окончил философский факультет.

– Дарио! – Кристоф заскрипел плетеным креслом. – В наших спорах неожиданно появился арбитр!

– Не думаю, что я могу судить чьи-то мысли.

– Не скромничайте, – Кристоф перебил Михаила. – Мы с Дарио любим поспорить, скрестить языки! И для баланса мнений третий собеседник нам часто просто необходим.

Дарио поднял бокал:

– Давайте выпьем за Сислея! За его гений.

Михаил попробовал вино: оно было превосходным. Кристоф поставил на стол пустой бокал:

– А кого считать гением? Вот Ротшильд, он гений? Как вы думаете? – Кристоф повернулся к Михаилу.

– Какой из них?

– Неважно. Пусть самый богатый.

– Для тех, кто считает богатство и влияние гениальностью, наверное, да.

– Каждый из нас в душе стремится к влиянию и богатству! И если Ротшильд или кто-то другой в этом преуспел, разве он не гений?

– По-вашему, гений тот, кто достигает наибольшего успеха? – уточнил Дарио.

– А есть другие критерии?

– У гения как минимум должен быть творческий любознательный ум.

– Ну знаете! – усмехнулся Кристоф. – Человек, не обладающий фантазией, миллиардов не заработает! Я же не говорю о лавочнике, который торгует сельдереем.

Возле стола появились Драгана и Николь. Одна держала в руках блюдо с сырами, а другая – большую тарелку, на которой лежали разрезанные тела апельсинов, яблок и персиков.

– Мы тоже хотим вина, – сказала Драгана, ставя на стол сырное ассорти.

– Конечно, – Дарио встал. – А Горан придет?

– Обещал минут через двадцать, – ответила Драгана, – мы как раз успеем завершить наш аперитив.

Николь села рядом с Михаилом и стащила с тарелки дольку апельсина. Дарио принес два бокала и вторую бутылку:

– Я чувствую, что одной нам не хватит. А Горан – это мой внук.

– И мой сын, – улыбнулась Драгана.

– Да, и ее сын. Не без этого, – подтвердил Дарио. – Молодой бездельник.

– Папа, ну зачем ты? – нахмурилась Драгана. – Расскажите лучше, что вы тут обсуждали.

– Мы говорили о гениях, – сказал Кристоф. – Дарио считает, что богатый человек гением быть не может.

– Не передергивайте, коллега, – возразил Броссар, – я сказал только, что большие деньги не являются критерием гениальности. А это не одно и то же!

– Ладно, оставим деньги, – Кристоф шумно выдохнул. – А полководец, по-вашему, может быть, гениальным? Наполеон, например. Он не художник, не поэт, и не ученый, но даже многие враги считали Бонапарта гением.

– Победы в больших сражениях, – ответил Дарио, – это, прежде всего, психология. А высшая психология, как и высшая математика, тоже инструмент познания мира. Поэтому полководец, конечно, может быть гениальным.

– Дарио, – Николь только пригубила вино, – а вы не слишком строги?

– Я просто не терплю, когда гениальность приписывают обыкновенным бытовым событиям. Нельзя испечь гениальный торт, сшить гениальный костюм, забить в ворота гениальный мяч. Гений только тот, кто открывает законы, управляющие Вселенной. А значит, и нами. Люди, сконструировавшие электрический чайник, фен или стиральную машину, обычные ремесленники, исполнители чужой гениальности. Они только нанизали бусы своих изделий на гениальное открытие электричества. Я иногда думаю, что гении – это одно из доказательств существования Бога, потому что они открывают людям его тайны.

– Но при жизни они часто никому не нужны, – негромко произнес Михаил.

– Конечно, – подхватил Дарио, – как же принять то, что еще никому непонятно! Но зато потом, когда новая реальность доходит и до остальных, миллионы людей начинают зарабатывать славу и деньги на чужих мыслях. Музыканты исполняют Моцарта, им рукоплещут мировые столицы! Они богаты и знамениты! И общество считает их гениями. А Моцарт давно умер в нищете, и даже могила его затерялась.

– Гениальность замешана на печали, – сказал Михаил. – Великие люди, которые видят дальше нас, хорошо понимают, что любое их открытие, в сущности, только божественная улыбка. Даже если оно перевернет человеческую цивилизацию, то все равно не сможет изменить мироздание. Поэтому и подлинные произведения искусства всегда с привкусом грусти.

– Господи, как у вас все трагично! – воскликнул Кристоф. – Бедные гении! И все-таки главное открытие в жизни мужчины – это женщины! Давайте за них выпьем!

За столом засмеялись. Драгана назвала Кристофа изысканным ловеласом, и тот покраснел от удовольствия. Дарио подлил всем вина.

– А мне обидно за исполнителей, – Николь поставила свой бокал на стол. – Они первыми прикасаются к замыслу гениев, хранят и развивают их наследие. Музыку Моцарта быстро забудут, если не будет музыкантов. Я бы назвала этих людей хранителями.

Николь поджала нижнюю губу и замолчала.

– Справедливо! – поддержал Кристоф. – На одних гениях далеко не уедешь! Они то впадают в депрессию, то спиваются, то помирают! А жизнь должна продолжаться!

– Я не думал никого обижать, – Дарио посмотрел на Николь, – я только хотел подчеркнуть разницу.

– Привет! – на террасе появился молодой темноволосый парень лет двадцати. В руках он держал яркий мотоциклетный шлем.

– А вот и наш Горан! – Драгана поднялась навстречу сыну.

– Здравствуй, мам, – Горан подставил под поцелуй матери свою загорелую щеку, которая была частью красивого, сильного лица с подвижными карими глазами. Они быстро скользнули по незнакомым гостям и задержались на Николь.