Случайные родственники

– Вот это трава!

– Меня она тоже поразила, – сказала Лера. – Я чувствовала себя рядом с ней, наверное, как кузнечик чувствует себя в нашей. Мир меняется! А Кирилл просто зафанател от нее, все ходил вокруг, восхищался и заставил его щелкнуть на фоне испанского исполина.

– А у вас тут такая же растет, – вставила вдруг наблюдательная брюнетка, откусывая прямо с шампура чуть подгоревший кусок мяса.

– Да где? – удивилась Лера.

– За парником. Ты нам когда свою клумбу показывала, я заметила. Я еще подумала это тоже какое-то декоративное растение.

– Пойдем, посмотрим, – поднялась Лера.

Они вынырнули из беседки и пошли к парнику, за которым было заброшенное пространство, не тронутое аккуратностью Вадима Викторовича. Здесь лежали старые доски и трубы, валялись десятка три кирпичей, стояли две резервные металлические бочки, и колосилась огромная, почти древовидная трава.

Вечером, когда девчонок уже проводили в город, а в руках Вадима Викторовича снова загудел триммер, Лера взяла мужа за руку и потащила к парнику.

– Куда ты меня тащишь? – шутя упирался Кирилл.

– Сейчас узнаешь!

Перешагивая через кирпичи и старые трубы, она подвела его прямо к траве: за парником уже набирали семена несколько почти полуметровых колосьев.

– И что это?

– Трава какая-то.

– Какая-то!? Не та ли это трава, у которой ты в Испании хотел собрать семена и которую мой папа уже пол-лета как дурак косит! Эта трава?

– Да я взял-то всего несколько штук на пробу! Ничего и не прижилось почти, – хитро улыбнулся Кирилл.

– Совсем ничего?

– Ладно тебе ругаться, Лерка, – Кирилл притянул к себе жену и пальцами правой руки легонько почесал ее теплый беззащитный затылок. – Это, наверное, всё мутации…

Прислушавшись к жене, Кирилл перестал навязывать тестю любую совместную деятельность, ограничившись традиционным утренним вопросом:

– Вадим Викторович, чем-нибудь помочь сегодня?

Вадим Викторович смотрел по сторонам:

– Сегодня, наверное, не надо.

Долгие размышления были одной из фундаментальных черт Вадима Викторовича. Он мог думать над простейшим решением неделями, перебирать в голове разные возможности, мысленно слюнявить детали, но, так и не отыскав идеального варианта, соскальзывал в мучительное мрачное настроение, создававшее в доме серую душную атмосферу.

Вадим Викторович был не глуп, но мыслями своими сильно прерывист и перескакивал с одной на другую как блоха, пытаясь найти самую главную, и терял в этих поисках и все второстепенные. В этом плане Вадим Викторович был глубоко русским человеком, который так долго запрягал свои мысли, выбирая самую лучшую, что потом, отчаявшись найти идеал, выбирал любую и скакал на ней до помутнения рассудка. Но и скачки эти часто приносили Вадиму Викторовичу страдания: ему постоянно казалось, что все можно было сделать и лучше. Даже чай в моменты таких трудных исканий Вадим Викторович мог пить по-особенному.

– Вадик, мы чай пить садимся. Будешь? – кричала из кухни Элеонора Ивановна, разливая заварку из пузатого в красных маках фарфорового чайника.

Из комнаты в лучшем случае раздавалось покашливание. Вадим Викторович размышлял, хочет ли он чаю. А на столе появлялись пряники и печенье, звякали ложки.

Когда над чашками уже поднимались облачка пара, Элеонора Ивановна выглядывала в комнату и снова звала мужа:

– Вадюша, иди чай пить. Все готово.

– Не хочу пока, – отвечал Вадим Викторович и через пять минут появлялся на кухне. Удивлено смотрел на довольных родственников, подходил к шкафу и что-то в нем выглядывал. Элеонора Ивановна вставала, доставала чашку, ставила ее на стол, наливала заварку и кипяток, и вытаскивала из заначки две домашние ватрушки с творогом. Вадим Викторович брал ватрушку тремя пальцами и нехотя присоединялся к чаепитию.

– А вы говорили, кончились ватрушки, – Кирилл смотрел прямо в глаза Элеоноре Ивановне.

– Кончились, а теперь и нашлись! – отвечала теща, и на лице ее проступала дерзкая мысль: она выше всех этих мелочей.

Первое время Кирилл думал, что Вадим Викторович над всеми издевается.

– Да, он просто не может принять решение, – успокаивала мужа Лера.

– Да что тут думать: пилить засохшие ветки или нет? Что тут думать? Понятно же, что все равно придется пилить! – возмущался Кирилл.

– Это тебе понятно, а он должен все обдумать и взвесить, а самое главное, сам, понимаешь, сам это решения принять, без натиска со стороны. Иногда ему проще промолчать или сделать вид, что он не понимает вопроса, чем склониться к какому-нибудь даже совсем простому решению, какой-то определенной мысли.

– Так я же помочь хочу!

– Самая лучшая помощь ему – это не трогать его мир, который он себе здесь создал. Мир, в котором хозяин только он. Ну, просто папа такой…

Понаблюдав за тестем, Кирилл убедился, что Вадим Викторович и правда не всегда вредничает, а часто просто не может решиться, но результат иногда получался один и тот же. Услышав, что «помогать сегодня, наверное, не надо» Кирилл с Лерой уезжали купаться или просто гулять, а когда возвращались, заставали непредсказуемого Вадима Викторовича за ремонтом садовой дорожки. Выяснялось, что тесть весь день двигал массивную бетонную плитку, убирал треснувшую, подвозил на тачке песок и гравий, укладывал новую и надорвал себе спину.

– Вадим Викторович, что же вы не сказали, что будете плитку менять? Я же вас спрашивал, чем помочь!? – удивлялся зять.

– Тогда было не нужно…

Кирилл переодевался, хватался за тачку, чтобы подвести еще песка, перетаскивал плитку, но все равно выходило так, что зять бездельник.

И тогда Кирилл решил скорректировать свой несправедливый имидж. Если характер родственников нельзя переделать, а переделать его нельзя, то можно попробовать использовать некоторые его черты. Кирилл стал прислушиваться к размышлениям Вадима Викторовича и выцарапывать из них его маленькие бытовые мечты.

– Хорошо бы заменить эту пленку на стекло, – говорил Вадим Викторович, рассматривая прохудившуюся пленочную крышу теплицы.

Уже зная, что мысль эта будет еще долго блуждать в голове тестя, Кирилл незаметно замерил огородную оранжерею, заказал в ближайшем городке стекло, договорился с жившими по соседству молдаванами и, выбрав день, когда тесть уехал в город по делам, организовал застекление парника.

Вернувшись из города, Вадим Викторович не сразу заметил, что парник перестал, как раненая птица трепыхаться на ветру порванной пленкой, а, обнаружив, долго изучал случившуюся перемену. Кирилл ждал неподалеку.

– Как, Вадим Викторович, нравится? Вы же давно об этом мечтали! – спрашивал Кирилл, и, не дождавшись ответа, уходил в дом.

За ужином, забытая, казалось, тема, неожиданно проступала между котлетами и овощным салатом.

– Такое толстое стекло не обязательно было ставить, – говорил Вадим Викторович, цепляя вилкой дольку жареной картошки, – и стыки можно было не замазывать, это же не космический корабль.

– А что плохого в толстом стекле? – заступалась Лера. – Крепче будет.

– Непродуманно все получилось, – ворчал Вадим Викторович.

После второй акции, когда, подслушав очередной зарождающийся замысел тестя, Кирилл молниеносно заменил на участке обветшавшие скамейки, Вадим Викторович осознал, что его устоявшийся мир может вот-вот рухнуть под натиском пришельца и его новой тактики. На этот раз Вадим Викторович думал быстро и через Леру попросил своего зятя больше никогда ничего не делать на даче!