Сигнал

– Эвфемизм?

– Так вот: алкоголик – это гребаный эвфемизм в его случае!

Итан нахмурился. Уорден не удосужился его об этом предупредить, а ведь он знает о местных лучше, чем кто-либо, и не мог не понимать, что, вероятно, посылает лейтенанта на место самоубийства. По крайней мере, все на это указывало. Еще один. Уорден был прав, этот закон серийности становился невыносимым.

Они плыли молча около четверти часа, пока не приблизились к белому судну длиной по меньшей мере метров десять, с маленькой каютой прямо под навигационной рубкой. Палуба казалась пустой, якорь был поднят. Седильо обогнул судно и остановился, чтобы плавно пришвартоваться. Итан Кобб поднялся на борт и несколько раз громко позвал рыбака, но ответом ему был только свист ветра. Он наклонился и постучал по люку, который вел в каюту. Затем открыл его и спустился. Итан обнаружил узкий стол, кухонную нишу, где было только необходимое, и койку, помещавшуюся под носовой частью палубы. Не было никаких следов Купера Вальдеса. Оглядевшись, Итан заметил под столом кожаную сумку. Он присел и обнаружил сброшенную в кучу одежду, фотографию 1980-х годов: семейная пара лет сорока с сыном, который с гордым видом держит в вытянутых руках крупную форель. На дне сумки лежал охотничий нож, который сделал бы честь Рембо. Нащупав что-то твердое, Итан вытащил из бокового кармана пачку купюр в десять, пять и двадцать долларов. Как минимум пятьсот или тысяча, прикинул он. Больше в каюте ничего не было. Он задумчиво поднялся обратно на палубу.

Седильо привязал швартовы, поднялся к лейтенанту и начал технический осмотр. В морском деле Кобб почти не разбирался, поэтому предоставил действовать Седильо. Волны тихо покачивали судно.

Итан промокнул пот со лба. Было мучительно жарко. Он посмотрел кругом, на море с белыми барашками пены, потом в направлении суши. Скала с маяком пламенела под полуденным солнцем, Мэхинган Фолз лежал внизу, уютно раскинувшись между изумрудных холмов. Вдалеке возвышалась гора Венди, ощерившись серебристой антенной. Остальная часть берега представляла собой отвесные скалы с изогнутыми деревьями. Далеко на юге он заметил темный массив Манчестера-у-Моря – ближайшего к ним города, контуры которого не были отсюда видны. Салем был в той же стороне, скрытый за линией горизонта.

– Двигатели заглохли, – заявил Седильо. – Когда это произошло, рычаг акселератора был поднят, судно двигалось на полной скорости.

– Кончилось топливо?

Седильо склонился над двумя черными кожухами.

– Баки полны. И я… Ох, черт. Лейтенант, идите взгляните.

Лейтенант подошел и посмотрел, куда указывал пальцем его подчиненный. По корпусу растеклись капли крови, забрызгав и борт.

– Он мог упасть в воду и попасть в винты? – спросил Итан. – И из-за этого судно застопорилось?

– Возможно. Я не большой эксперт.

Седильо схватил багор и стал исследовать воду вокруг винтов. После нескольких попыток он покачал головой.

– Ничего, – сообщил он. – Если он вывалился за борт, его уже унесло течением далеко отсюда.

Рация вдруг затрещала, и они оба вздрогнули от неожиданности. Должно быть, Уорден пытался с ними связаться. Седильо включил было микрофон, когда звук стал гораздо громче, и полицейский застыл на месте. Послышались помехи, и внезапно хриплый голос ледяным тоном произнес что-то неразборчивое. «Иностранный язык», – предположил Итан. Голос заглушили ужасающие крики боли, недолгие, но страшно громкие, затем приемник выключился сам собой.

– Куда вы нажали?

– Это не я, – оправдывался Седильо.

– А что это за крики?

– Да откуда я знаю?!

Голос Седильо звучал напряженно, он был сильно обеспокоен услышанным.

– Есть мысли, откуда это могло звучать?

Седильо покачал головой и широким жестом обвел рукой все побережье:

– Откуда угодно, возможно, даже из-за границы.

Итан нахмурился. Все это ему очень не понравилось. Люди кричали от боли. Им было действительно очень больно. Как он сможет определить источник сигнала? Такое казалось невозможным, но он был не силен в технике. Он решил, что сейчас это не самая приоритетная задача.

– Мы разберемся с этим… происшествием, когда вернемся. На такой посудине, думаю, нет черной коробки, как на самолете?

– Нет. Возможно, у меня получится извлечь какую-то информацию, когда мы вернемся. Но ничего не обещаю. Если хотите знать мое мнение, лейтенант, Купер Вальдес свалил далеко отсюда, и мы не скоро снова его увидим.

– В каюте его сумка с вещами.

– Он смотался рано утром на полной скорости и вовсе не на рыбалку.

– Откуда вы знаете?

Седильо лукаво улыбнулся, и это не вязалось с его обеспокоенным видом секундой раньше.

– На борту ни одной сети. Он отправился без рыболовных снастей.

Итан кивнул в знак согласия.

– Когда человек ускользает подобным образом, – настаивал Купер, – обычно это значит, что он замешан в какую-то мутную историю.

– Это не объясняет происхождение крови на борту. Разве что если он упал.

– Возможно, это не его кровь!

– Узнаем после анализов, – сказал Итан, сильно сомневаясь.

– Опытный моряк, хороший механик – странно, чтобы он мог допустить такую ошибку. Если лодка шла полным ходом, зачем бы он стал совать нос между двух винтов? Тем более, что была качка…

Итан посмотрел на укрывшийся между двумя холмами город. Он, казалось, их поджидал.

Итан представил себе побег Купера Вальдеса посреди ночи с сумкой в руках, как он прыгает в свою лодку и мчит на полном ходу, охваченный паническим страхом, пронизывающим ужасом, который подгоняет его, заставляя бежать без оглядки. Итан почти видел, как Купер оглядывается, чтобы бросить прощальный взгляд на Мэхинган Фолз, как слышит у кормы подозрительный шум, как, несмотря на скорость и качку, подходит, наклоняется и…

– Вернемся, – сказал он. – Я хочу осмотреть его дом.

Плеск океанских волн за бортом звучал как дьявольская насмешка.

15

С плохо скрываемым нетерпением Том Спенсер проводил жену до машины по аллее позади Фермы. Он обнял Оливию и одарил ее прекраснейшую из улыбок, пока она увозила Зоуи на прием к педиатру. Чад и Оуэн гуляли где-то со своими новыми приятелями, а Том наконец остался дома один.

Момент, которого он так долго и так нетерпеливо ждал.

Ночное пробуждение сильно его напугало. Пока темные пятна плясали под потолком, он чувствовал, как его сердце колотится все сильнее. Потом он вскочил, чтобы в ванной скорее умыться холодной водой. Там, при ослепительном освещении, он разглядывал себя в зеркале, желая понять, не лишился ли он рассудка.

И все же он знал, что ему не привидилось. Он именно потому не мог уснуть, что знал: его подсознание уже обо всем догадалось, и требовалось время, чтобы и разум принял факты, чтобы отважиться взглянуть правде в глаза, какой бы кошмарной она ни оказалась. Вот почему он не ощутил сначала весь ужас ситуации, когда осматривал укус на ноге Чада, хоть все и было очевидно.

Чтобы убедиться, что не сходит с ума, он тихо зашёл в комнату к сыну и попросил его задрать штанину, якобы желая проверить, что рана не воспалилась.

Рана, конечно, никуда не исчезла, но сам факт ее появления был пугающим для рационально устроенного мира. Глядя на нее во второй раз, Том окончательно понял, что столкнулся со следами иной реальности.

Никогда челюсти Оуэна не могли бы оставить подобных отпечатков. Даже зубы Тома были бы для этого недостаточно велики. То, что укусило его сына, обладало огромной челюстью. Это настолько бросалось в глаза, что Чад с высоты своего тринадцатилетнего опыта не то чтобы ничего не видел – он отказывался что-либо признать.