На этот раз Микелис на секунду замер с открытым ртом.
– Почему вы так решили?
– Следы укусов. Рваные раны, отсутствующие куски мяса. У него огромный рот. Это единственная зацепка, если только нам удастся ее использовать. Судмедэксперт сказал, что это самый большой рот, который он когда-либо встречал. И поразительные зубы.
– То есть?
Алексис сглотнул, его смущали эти подробности.
– Острые. Как будто вся челюсть заполнена клыками.
Криминолог задумался, прикрыв рот крупной ладонью. Наконец, отняв руку, он совершенно серьезно спросил:
– То есть вы охотитесь на вампира?
– Иногда мне так кажется…
– Вы имеете дело с чем-то средним между психотиком и психопатом. От первого – безумие, от второго – дотошность и тщательная осторожность. Довольно необычный случай, я согласен.
– Я вас предупреждал.
Микелис сделал глоток кофе и спросил:
– Какая связь между двумя сериями убийств?
– У трех девушек, найденных на востоке Франции, также имеется буква *e, она вырезана ножом на ягодице с левой стороны.
Микелис какое-то время сидел сосредоточенно, погрузившись в свои мысли.
– Вы уверены, что у них разный почерк, что это двое разных убийц? – наконец спросил он.
– Все наводит на такую мысль.
– Еще зацепки?
– По первому – ничего. Второй менее дотошен. Помимо следов укусов мы обнаружили отпечатки автомобильных шин на двух из трех мест преступления.
– Модель машины определили?
– По следам удалось установить расстояние между осями, радиус поворота колес и тип шин. В принципе эксперты НИИ криминалистики[1 - Научно-исследовательский институт криминалистики Национальной жандармерии. – Здесь и далее примеч. перев.] считают, что это «рено-твинго» первой модели.
– ДНК в следах укусов? Слюна…
– Ничего… Надо сказать… это каждый раз месиво. Судмедэксперт только руками развел: все залито кровью, она портит весь биоматериал, которого и так крайне мало.
– Итак, у вас есть двое серийных убийц, которые, как вам известно на данный момент, начали преступную деятельность примерно в одно время и подписываются одним и тем же символом.
– Мы не знаем, то ли они действуют сообща и обмениваются опытом, то ли это два урода, которые перед освобождением из тюрьмы договорились устроить соревнование и теперь живут каждый сам по себе. Но они как-то связаны.
– Изучите американские дела, например дело Норриса и Биттейкера, Оттиса Тула и Генри Ли Лукаса или, ближе к нам, в Германии, дело Левендела и Вирца. Вы обнаружите, что дуэты серийных убийц существуют. На них можно учиться.
– Я прекрасно это знаю. Но на сей раз они как будто действуют не вместе, а параллельно.
– Это еще предстоит доказать. Необходимо детально изучить дело и узнать больше.
Алексис взглянул на толстую красную папку. Следует ли воспринимать последнюю фразу как ободрение?
Микелис слушал внимательно, с интересом; настала пора рассказать ему остальное:
– Это еще не все, – снова заговорил жандарм. – Месяц назад одна из наших служб по борьбе с педофилией обнаружила, что по интернет-форумам гуляет несколько фотографий: изнасилованные мальчики с красной буквой *e, нарисованной на спине. Два разных мальчика. Все три эксперта-психиатра, с которыми мы консультировались, говорят, что это действует совсем другой человек, – слишком много различий и мало совпадающих деталей между убийством взрослых женщин и надругательством над этими мальчиками.
Алексис выдержал паузу, словно добиваясь большего эффекта, и ледяным тоном добавил:
– Итак, у нас трое преступников, которые одинаково подписывают свои деяния.
Микелис невозмутимо смотрел на него, держа в одной руке фотографию жертвы с родинками, в другой – чашку остывшего кофе.
– По-вашему, это организованная, четко выстроенная сеть или просто бредовое пари между бывшими зэками?
– Понятия не имею. У нас ничего нет. Педофильские снимки отследить не удалось, они тонут среди сотен других в сети, установить автора невозможно.
– Единственная зацепка – этот символ… А по двум убийцам? Есть какие-то направления поисков?
– Мы продолжаем работать над списками входящих и исходящих вызовов на все мобильные телефоны в районах, где были обнаружены жертвы, до и после совершения преступлений, сопоставляем десятки тысяч номеров. Изучаем все видеозаписи, которые удалось получить в округе, – с автостоянок, банков, платных дорог – в надежде обнаружить что-то значимое, но это титаническая работа, и пока она ничего не дала.
– А на камерах наблюдения заправочных станций или банкоматов не попадался «рено-твинго»?
– Мы все просмотрели – рабочего материала нет. Правда, камер немного, преступления совершены в сельской местности: оборудования мало, а возможных направлений слишком много.
– В генетической базе данных тоже ничего?
– Нет. Тот, кого мы назвали Фантомом, там не фигурирует. Есть отпечатки подошвы в лесу Дабо, возле трупа одной из девушек: это прогулочная обувь типа «тимберлендов», но точную модель мы пока не определили. Размер тридцать шестой, а если учесть рост убийцы, нет никаких доказательств того, что след оставил он. И это все, что у нас есть.
– Свидетелей нет? Ни по одному делу?
– Никого. Хотя мы объехали всю округу, опросили всех, заезжали на дальние заправочные станции в этом районе. Ничего. Преступники действуют аккуратно.
– Очень аккуратно.
Алексис мрачно кивнул.
– Мы все понимаем, что это значит: они не остановятся. Их нужно быстро найти, иначе у нас появятся другие трупы. Ну вот, теперь вы в общих чертах знакомы с делом.
Микелис допил свою чашку, затем встал и оперся на раковину. Алексис не сводил с него глаз, высматривая малейшие признаки заинтересованности. Криминолог вздохнул и пожал плечами:
– Я не знаю, что вам сказать.
– Признайте, дело невиданное. С таким случаем даже вы никогда не сталкивались.