Хохот Демиурга. Плаха и Веха

Становится душно, одновременно с этим поезд трогается. Проводница заглядывает в купе проверить билеты.

– Скажите, случайно нет свободных мест в плацкартном? – интересуется девушка, сидящая около меня.

– Весь поезд с общими местами.

– Как такое может быть, впервые встречаю подобное.

– Вы знали, на что идете.

– Нет, между прочим, – вмешивается полноватый парень, – пробовал на вашем сайте найти фотографии, есть только вагона-ресторана и мест в Сапсане…

– Нам же ехать девять часов, – с грустцой добавляет девушка, сидящая около меня.

Проводница тяжело вздыхает:

– В этом году такое впервые. А что поделать? Узбеки зимой заморозили сто семьдесят вагонов – десять составов. Поездов не хватает.

Таджик смотрит впереди себя. А может, он и узбек? Все они на одно лицо…

– Как заморозили? – спрашиваю.

– А вот так! Зимой поезда надо отапливать… трубы и полопались…

– Так это же зимой было… И вообще, причём тут узбеки?

– А кто у нас работает?

– Не знаю… А кто ими руководит?

Проводница не отвечает, завершает проверять билеты.

– Скажите, а окна открываются? – это девушка, сидящая около меня.

– Сейчас поезд скорость наберёт, наверное, кондиционер заработает, – туманно отвечает проводница.

– Как теперь спать? – вздыхает всё та же девушка.

Полноватый парень кивает на другую девушку с моей полки, та, заняв витиеватую позу, засыпает.

– Она врач, – поясняет ее подруга, – ночами дежурит – так что может спать в любой ситуации и в любом положении…

Поезд набирает скорость, духота не сходит. Таджик выходит из купе, возвращается с горячим чаем в стакане с фирменным подстаканником. Выхожу покурить в тамбур (там, где раньше в стену была встроена пепельница – теперь наклейка с перечеркнутой сигаретой, которую все игнорируют). В тамбуре уже курят и что-то обсуждают трое ребят, объясняясь, оперируют русским и английским языком – интернационал, студенты по обмену, интеллигенция…

Возвращаюсь в купе. Идёт живое обсуждение зеркал, участвуют все, кроме таджика и спящей в странной позе йога девушки.

– Или мы как в передаче. «За стеклом». И большой брат сейчас наблюдает за стримом, – видимо, выдвигает уже не первое предположение девушка, сидящая около меня.

– Ага, – подхватывает полноватый парень, – и как доберёмся до Питера, начнётся второй тур, отцепят вагон, пассажиров распределят по восемь человек в купе и поедем обратно в Москву.

Почти все нервно смеются.

– А мне кажется, – говорю я, сам думая, чем бы закрыть впивающуюся в бок лестницу, – что зеркала для того, чтобы мы видели, какими вошли и какими выйдем после…

– А я бы даже поспала, – говорит черноволосая девушка, – если бы было, что положить под голову…

Таджик тянется на багажную полку, достаёт оттуда пакет с одеялом, протягивает девушке.

– Спасибо большое…

В купе молчание, у таджика заканчивается чай, он выходит и возвращается с новым полным стаканом в подстаканнике. Душно – спина и подмышки в поту…

Едем, разговаривая и как-то нервно шутя, час, другой, третий. Таджик молчит, девушка-врач (инфекционист, о чём нам сообщила её черноволосая подруга) спит. Народ всё чаще топает по коридору в сторону проводницы…

Проводница заходит, просит помочь Славу (уже успели познакомиться) помочь. Они открывают в коридоре все окна. Становится свежее.

Хожу курить. В тамбуре интернационал распивает пиво. Из подслушанных разговоров узнаю, что они – русский, немец и узбек. Немец на ломаном русском рассказывает товарищам впечатления о какой-то стране:

– Они животные, – акцентом выделяется звук «ТН», – я на площате фотографировал, ко мне попрасили закурить, я сказал, что не курю – а мне дали этого, как по-русски? Бзды!

В коридоре мужик у открытого окна говорит меланхолично:

– Сейчас ехали, лось стоял – килограммов на четыреста…

Понимающе киваю, возвращаюсь в купе. Ближайшая соседка по месту рассказывает:

– А я как-то в купе ехала три дня и две ночи. Тоже не спали. Место на верхней полке было у тучного такого мужика – он пришёл и заявил: «Обычно я раздаю соседям беруши, но сегодня забыл купить. Сейчас я пойду в ресторан, вы пока спите. Ночью приду сильно пьяный и буду храпеть». И он сдержал обещание.

Инфекционист, услышав смех, просыпается и на нас всех рассеяно смотрит.

– А столбняк – это инфекция? – спрашивает моя соседка. – Меня просто как-то медвежонок в заповеднике укусил…

Инфекционист занимает новую сложно выполнимую позу и засыпает.

Дремлю сидя – видятся мимолётные сны о тюрьме и переполненной камере… Просыпаюсь в ужасе.

В курилке интернационал пьян и по пояс гол. Узбек рассматривает волосатую грудь немца:

– У нас тут редко растут волосы, – говорит он немцу на русском без акцента, – если переводить с узбекского, то мы их называем «борода ангела». Все женщины были бы твоими…

Мужик у открытого окна в коридоре всё так же меланхолично делится своим очередным наблюдением:

– Сейчас проехали деревья, выглядит, будто они растут вверх ногами. Красиво…

Понимающе киваю, возвращаясь на место.

Сильно хочется спать, глаза слипаются.

– Смотрите, – ровно и спокойно говорит моя соседка, – туман и рассвет. И месяц…