Закон и честь. Часть вторая. Иллюзия закона

Не прощаясь и оставив старика сверлить помрачневшим взглядом его спину, Джентри торопливо двинулся прочь. Больше его ничто тут не держало.

Перейдя проезжую часть и вступив на тротуар, Джентри остановился и обернулся к оставшемуся на другой стороне улицы огромному особняку. У старшего инспектора сложилось устойчивое мнение, что Шатнер многое не договаривает. О некоторых вещах он умолчал, а в чём-то и просто в наглую врал. Вопрос в том, какие такие грешки своих столь занятых и деятельных хозяев он покрывает…

Ноздри Джейсона широко раздулись, втягивая студёный ноябрьский воздух. А вместе с воздухом Джентри вдыхал аромат витающей вокруг опасности. Имение Гиллроев вызвало в нём самые неприятные, колющие прямо в подсознание ощущения. Словно в голове застучали маленькие молоточки, без устали бьющие тревогу. Да, запах жаренного… Джейсон как никто другой знал его вкус, такой осязаемый и пробуждающий азарт охотничьей гончей.

– Очень интересно… – пробормотал полицейский, рассматривая из-под полей шляпы старинный дом, напоминающий притаившегося в засаде огромного хищника. Было бы неплохо нагрянуть к этим богатеям с обыском. Но у него нет ордера. И вряд ли появится. Одних лишь подозрений и голословных обвинений на основании брехни уличного воришки, мягко сказать, недостаточно, чтобы убедить судью поставить нужную подпись на бумажке…

Джентри чуял, что всунул голову в осиное гнездо. Только бы не растревожить дремлющих в нём полосатых ядовитых убийц. Ему было достаточно собственных подозрений и сделанных в течение последнего получаса выводов. По крайней мере, половина из рассказанного Джеком Спунером было правдой. Гиллрои были на короткой ноге с Абрахамом Аткинсом. Элен Харт действительно работала в этом доме няней. И как в воду канула при весьма непонятных обстоятельствах. Заявления о её исчезновении раньше следующего понедельника ждать не придётся. Родители хватятся девушку только в воскресенье. Наверняка прибегут сюда. Выслушают ту же скормленную дворецким Джентри историю, и только потом обратятся в Империал-Ярд. А пройдёт уже целая неделя. А Джейсон не понаслышке знал, что если в Столице пропадал человек и его не нашли в ближайшие несколько дней, то на его дальнейшей судьбе можно ставить крест.

Положеньице… У него хватает проблем с распоясавшимся Попрыгунчиком. Гордон Крейг всё ещё находится под его присмотром. С начальством отношения самые напряжённые из всех за последние годы. И если он сунется с этой невероятной историей к Вустеру, то огребёт так, что мало не покажется. Комиссар и слушать ничего не захочет о якобы причастности столь уважаемых людей к исчезновению какой-то там девахи из Промышленных районов. А стоит Джейсону произнести имя директора Мерсифэйт, как его самого упекут в психушку. Доказательства, необходимы веские доказательства. А их у старшего инспектора не было и в помине. Собственно, он и сам до конца не был уверен в том, что Джек ничего не приукрасил, или же эта Генриетта Барлоу не навешала ему лапши на уши. На одних подозрениях и предчувствиях в его профессии далеко не уедешь. Хотя и без них никак.

Но складывать лапки и бездействовать Джентри тоже не собирался. Если всё сказанное Джеком окажется правдой, то может политься такое дерьмо… Дельце тянуло чуть ли не на преступление года. И так просто отступать Джейсон не хотел. Он недаром слыл известным упрямцем.

Элен Харт. Он никогда не видел этой девушки. Знать её не знает. Но возможно, что с каждой минутой срок отмеренной ей жизни стремительно истекает. Как падающие крупицы в песочных часах. Джентри внезапно захотел схватить эти часы и перевернуть.

_____________________________________________

Генриетте за последние месяцы доводилось прозябать и в более худших условиях. Не говоря уже о том, что зачастую просто напросто нечего было жрать. Всё познаётся в сравнении. Поэтому ставшая её тюрьмой запылённая комната спустя какое-то время стала казаться девушке вполне себе приемлемым жильём. За шиворот не льёт, ветер до костей не пронизывает, под ногами не хлюпает. Плюс выданное чудовищным тюремщиком старое, латанное, но всё же толстое ватное одеяло. Очень неплохо. Да и пища, которой потчевал её Попрыгунчик, была сносной. По крайней мере, регулярной. И о воде не забывал. Так что замёрзнуть или умереть от жажды и голода ночной бабочке не грозило.

Так и привыкать начнёт! А привычка – это страшная вещь. И стоит ей привыкнуть к нынешнему заточению, как считай, что наполовину она проиграла. Привычка убивает стремление идти вперёд, преодолевать трудности. Привычка уничтожает волю и на корню губит любую борьбу. Зачем сражаться, когда можно спокойно довольствоваться малым? А то ещё не известно, на что нарвёшься! Вдруг огребёшь по голове? Так для чего усложнять себе жизнь? Лучше так, потихоньку. Жива вроде пока, ну и ладно. А дальше видно будет.

Она изо всех сил гнала прочь подобные мысли. Нет, ни за что. Она должна быть начеку. Всегда наготове. И при случае использовать любой шанс. Пол шансика, чтобы сбежать. В любой момент эта захламлённая кладовка может стать её могилой. Она зависит от настроения маньяка. Безумный мозг страшного преступника определяет, сколько она ещё проживёт и как. И нет никакой гарантии в том, что через несколько минут похитивший её подонок не вломится сюда, чтобы убить. Вот вам и привычки…

Попрыгун милостиво оставил зажжённым притулившийся у двери газовый рожок. И Генриетта радовалась желтоватому огоньку застеклённого фонарика как яркому жаркому солнцу. Приглушенный свет создавал хоть какой-то, но уют в её темнице. Правда, он порождал множество прячущихся по углам теней. Но Генриетта не боялась теней. Она давно поняла, что в этой жизни бояться больше остального нужно людей.

Как и обещал, Джек принёс ей ведро. «Надеюсь, ты не промахнёшься и не напрудишь лужу мимо» – сказал он, глумливо ухмыляясь ей в лицо. – «Мне бы не хотелось заставлять тебя вылизывать собственную мочу!» Генриетта покраснела от стыда как вареный рак. Но она была не в том положении, чтобы спорить. Без ведра ей точно никак! Так же Прыгун не преминул напомнить, чтобы она сидела тихо как мышка и не вздумала бузить. Иначе он не ручается за себя и свои кулаки. Бежать ей некуда, услышать её никто не услышит, и она должна молиться, чтобы с ним ничего не случилось, иначе сдохнет тут и успеет десять раз разложиться, пока её всё же по чистой случайности найдут лет эдак через пятьдесят.

Угрозы маньяка несли в себе совершенно определённый посыл. Генриетта не была дурочкой, чтобы не уметь читать между строк. Но какими бы угрозами не сыпал Попрыгунчик, он не мог запретить ей думать о побеге. Она не собиралась подыхать в этой затхлой норе. О нет. Не для того она едва ли не впервые в жизни решилась поднять голову и перестать прятаться на дне, уткнувшись носом в грязь. Нет. Безропотно подставляться под нож в планы Генриетты не входило никаким боком. Она что-нибудь придумает. Пусть она и совершила немало глупых поступков, но назвать её глупой как пробка мог только тот, кто её совершенно не знал.

Девушка сидела в углу комнаты на продавленном диванном пуфике, закутавшись в одеяло. Она не отрывала глаз от горевшего газового рожка. Огонёк освещал крепкие запертые двери. Там, за этими дверями, была свобода. Но что толку пялиться на них? Да хоть протри она взглядом дыру в двери, она от этого не откроется. Надеяться на то, что её кто-то ну совершенно случайно найдёт и спасёт, тоже не приходилось. Поимо прочего Генриетта знала, что сказок со счастливым концом в жизни тоже не бывает. Никто её не спасёт кроме неё самой. Поэтому она сидела, подтянув коленки к груди и думала. Под толстым одеялом было относительно тепло, в желудке ещё не переварился обед из куска свежего хлеба с сыром и колбасой. В комнате было тихо. Поэтому ничто не мешало ночной бабочке сидеть и думать. И слушать.

Любой посторонний шорох, любой необычный звук мог помочь ей. Всё что угодно, лишь бы разбавляло тишину. Самый незначительный шум извне, который подарил бы надежду. Чтобы спастись, она должна, сидя внутри, хотя бы приблизительно определить, где она находится. И тогда уже можно будет думать о дальнейших перспективах. Поэтому Генриетта сидела неподвижно, навострив уши и затаив дыхание. Конское ржание, скрип кареты, гудок паромобильного клаксона, свисток патрульного констебля, голос, крик, плач – всё что угодно.

Пока же Генриетта улавливала только шебуршание местных мышей и шорох скрывающихся от глаз тараканов. Вполне себе обычные звуки любой забитой запылённом скарбом кладовки, в которую хозяева заглядывают от силы раз в полгода, чтобы подбросить очередную отслужившую своё вещь…