Закон и честь. Часть вторая. Иллюзия закона

Фурнье позволил себе короткий смешок. Поглаживающий седую бороду Седрик молча закивал, погрузившись в известные лишь ему одному размышления.

– Арти, ты опять меня опередил, – пожурила Доггерти Вероника. – Я собиралась сказать примерно тоже… Поймите, господа, Гордон Крейг уникальный во всех отношениях человек. Он работает за деньги, верно. Но вы же видели, с каким воистину неприкрытым пылом и отвагой, не боясь всех нас, он отстаивал свою точку зрения? Он же просто идеалист! А идеалисты двигают прогресс и рождают творения, способные перевернуть мир! А знаете почему?

– Почему же, миссис Карлайл? – не упустил возможности скептически проскрипеть Фурнье.

– Такие как Крейг верят в то, что делают, – женщина одарила присутствующих широкой улыбкой. На её пухлых щеках отчётливо проявились ямочки. – Этот мальчик готов в лепёшку расшибиться, но добраться до сути. Он первооткрыватель. Он один из локомотивов науки. И неужели мы пустим его под откос всего лишь из-за одной оплошности? И то, как верно подметил Артемиус, его провал был исключительно в наших глазах. Крейг верит в своё детище!

На какое-то время в зале наступила тишина. Каждый обдумывал последние слова Вероники. Среди находящихся за столом людей не было тупиц и недальновидных завистников. Каждый из них был в определённом роде уникальной личностью для Королевства.

– Вера – это главный движитель науки! Эббернати, вы так и не сказали ни слова. Хотя голосовали за.

Вероника повернулась к доселе молчавшему пятому члену Комиссии. Фурнье, Доггерти и Седрик все как один уставились на средних лет темноволосого мужчину с аккуратно подстриженными усами и в безукоризненном смокинге.

– Мы должны понимать, что одним только желанием изменить мир делу не поможешь, – разомкнул тонкие губы Альфред Эббернати. Говорил он тихо и не повышая тона, но его спокойный уравновешенный голос слышали все. – Крейг далеко не единственный наш сотрудник. И скажем прямо, не самый ценный. Конечно, он идеалист и подлинный фанатик своего дела. Он верит в то, что делает. Он действительно хочет и может. Это главное. Да, я голосовал за. Каждого из вас наверняка терзает вопрос – почему. Ведь даже вы, дорогая Вороника, сказав столь много лестных слов о Крейга, голосовали против. И вы, Артемиус, несмотря на все ваши взвешенные рассуждения. Гарри, вы были против по определению. А вы, Седрик, пошли в поводу большинства. Ну-ну, коллеги, не надо так яростно хмурить брови. Мы не первый год знаем друг друга.

Легко впоследствии рассуждать о морали и человечности. О надежде и идее. О том, что есть люди, способные изменить мир. Но так же есть и те, кто решает, кому это дозволено, а кому нет. И мы, мы те, кто решает и дозволяет. И мы запретили. Мы не дали Крейгу ни одного шанса. Я внимательно наблюдал за ним. Вы как всегда поразительно проницательны, Вероника. Вы верно подметили – он верит в себя, верит в то, что делает. Это изобретение, возможно, является для него наиглавнейшим трудом всей жизни. Но нам оно показалось бесполезным. Шуткой. Безделицей. Никчёмным творением заигравшегося учёного. Мы гордимся тем, что вправе решать. Мы снисходительны к тем, кто ниже нас. И мы те, кто может заглядывать в будущее. Но как мне кажется, в данном случае мы ничего не увидели. Гордон Крейг заглянул гораздо дальше нас с вами…

Эббернати умолк, испытующе глядя на не сводящих с него глаз коллег. Он знал каждого из них как свои пять пальцев. И это были не пустые банальные слова. Они вместе работали вот уже без малого два десятка лет. И, наверно, не было ни одного случая, когда их мнения очень уж сильно расходились бы. Это бы своего род брак. Союз. В горести и радости, в нищете и достатке. До конца дней. До гробовой доски. Разумеется, и среди самых крепких союзников случаются разлады. От ссор и недопониманий не застрахован никто.

Они, все пятеро, составляли отборочную комиссию ОСУ. Никто из них, ни вечно подозрительный желчный Гарри Фурнье, не обожающая строить из себя сердобольную тётку Вероника Карлайл, ни осторожный Седрик Моран, ни высокомерный Артемиус Доггерти, ни он сам, никто из них в своей жизни не придумал ничего стоящего. Ничего, чтобы оставить потомкам, ничего, что прошагало бы через века и вписало их имена в историю.

Своего рода люди-тени. Так иногда Эббернати в шутку называл себя и своих извечных сослуживцев. Тут они не сильно отличались от подобных Крейгу людей, скрывающих свои настоящие имена. Изобретения Крейга приписывали вымышленным учёным. Они же, члены отборочной комиссии даже не могли и этого. После Крейга останется не имя, но его творение. После них не останется ровным счётом ничего. Словно их и не было. Как будто четверо мужчин и одна женщина, проводящие почти всё время в неприступных стенах ОСУ, и не существовали никогда.

Но благодаря им решалось много больше, чем значили их имена. Они были тем мостом, что соединял мысль и действие, идею и результат. Они решали ни много ни мало, а развитие науки. Становление индустриального общества. Незримо писали картину мира и создавали пути его следования. Голосуя за или против, члены отборочной комиссии определяли жизнь государства и порядок на годы вперёд. В чём-то их деятельность была сродни работе парламента и политических мужей. Они не были учёными, чиновниками, правителями. Но были теми, кто многое решал. В быту они являлись обычными жителями города. Простыми подданными Империи. С другой стороны, они были незримыми пророками. Тенями.

– Весьма проникновенная речь, дорогой Альфред, – миссис Карлайл позволила себе добрейшую улыбку. – Вижу, ты и впрямь веришь в этого мальчика. Не удивлюсь, если даже больше, чем он сам! Что ты рассмотрел такого в его новейшем изобретении, чего не смогли увидеть все остальные? Не поделишься?

– Когда Крейг завил, что готовит настоящую бомбу, я предполагал нечто, скажем так, совсем иное, – не преминул вставить Фурнье. – Бомба должна взрывать мозг и поражать глаза. Но Я остался цел и невредим! Я не впечатлён. Мы изрядно потратились, чтобы обеспечить охрану Крейга и сохранность его изобретения. Пришлось надавить на кое-какие рычаги и поставить немало нужных подписей. И ради чего?..

Откашлявшись, Седрик негромко буркнул:

– Поддерживаю Гарри. Бесспорно, эта штука довольно занимательна. Но я никак не могу представить её полезное практическое применение. Она не годится ни для армии, ни для разведки, ни для досуга. На кого она рассчитана? Кто будет покупать этот аппарат, когда есть действительно более впечатляющие аналоги?!

– Иными словами коллеги хотят сказать, что придумка Гордона Крейга не принесёт нам ни пенни, – посмеиваясь, произнёс Доггерти. – Я называю вещи своими именами. Верно, друзья?

Эббернати смерил Артемиуса насмешливым взглядом.

– Мне кажется, что основная наша беда в том, что мы, увы, не вечны. И иногда забываем об этом. Мы пытаемся всё предугадать чуть ли не на поколение вперёд, дабы решить, что позволить, а что нет. Но мы не всеведущи и не можем знать, что на самом деле произойдёт через двадцать или тридцать лет. А кто-то знает. И это не только мистер Гордон Крейг. Вы забыли, что лишь благодаря столь прозорливо нанятому нами двору Крейг смог добраться до нас? На этот раз его путь был до того тернист, что шипы вырастали на каждом его шагу. Не забывайте об АНА. Я уверен, что им известно что-то, что не известно нам.

– Чушь! – запальчиво выкрикнул Фурнье. – Эти недоумки всего лишь посчитали, что Крейг стал опасен, что он занялся оружием… Глупцы. Да знай они все подробности, и пальцем бы не пошевелили! Должно быть, их лидеры сейчас от досады рвут на головах последние волосы!

– Да-да, милый Гарри, мы все знаем, что волосы для тебя больная тема, – проворковала Вероника. – Но признай, что в словах Альфреда есть зерно истины. Откуда им вообще стало известно о новом изобретении Крейга? Раньше наши с ними дороги не пересекались. И если бы не своевременная информация, мы бы прозевали всё на свете, а Гордон уже был бы трижды покойником. И его аппарат попал бы в их руки!

Фурнье побагровел. Разрядил обстановку Седрик.

– Да, попал бы. Чтобы через полчаса, в виду полной никчёмности оказаться на свалке.

– А вот этого мы наверняка не знаем, коллега, – Эббернати выразительно взглянул на бородача. – Что-то в этом есть. И мы проворонили суть этого. Я как никогда чувствую, что сегодня мы совершили ошибку. И остаётся только надеяться, что она нам не аукнется в будущем. Вы не поняли? Появилась ещё одна сила, способная влиять на наше привычное мироустройство. И это не пустые догадки. В АНА научились анализу. Они стали заглядывать вперёд. А Крейг просто придумал то, чего мы не можем понять. Нам ещё есть, чему учиться в этой жизни. Запомните это.

Глава 3

Стивену Дэвису этот пассажир не понравился сразу. Обычно в подобных случаях говорят – что-то укололо, толкнуло под локоть. Мол, посмотри на него. Приглядись повнимательней. На первый взгляд этот тип ничем не отличался от остальных, заполонивших смотровую площадку «Левиафана» людей. Всего лишь очередной турист. Ещё один гость столицы. Безликий человек из толпы.

В то утро, встретившее просыпающийся город привычным холодом и мелкой моросью, Стивен Дэвис понял, что, в особых случаях, кричащим во всю глотку инстинктам нужно доверять. Нехорошее предчувствие появилось, когда он, переодетый в униформу, одним из первых вступил на палубу дирижабля. Со стороны всё выглядело так, как и сотни раз до этого. Начало обычного рабочего дня. Рутина и вызванная пасмурной погодой зевота. Стивен работал в компании уже пять лет. И ни разу, забираясь по надёжному и устойчивому трапу внутрь небесного гиганта, он не споткнулся. Но всё когда-то происходит в первый раз. Зацепившись носком ботинка за порожек и с трудом удержав равновесие, Стив в сердцах чертыхнулся.

Войдя внутрь, он словно увидел всё с новой стороны. Как будто до сего дня жил с зашторенными глазами. Он изумлённо покрутил головой, пытаясь понять, что изменилось. Он смотрел и не находил ответа. Всё было, опять-таки, как всегда. Тот же корабль, та же обстановка, те же члены экипажа.

Дэвис яростно встряхнул головой, сбрасывая непонятное наваждение. И вроде всё встало на свои места. Успокаивающе улыбнувшись удивлённо посмотревшей на него Джессике, Стивен мысленно ругнулся. Спустя какое-то время он поймёт, что то мимолётное наваждение было сигналом, первым звоночком. Чёрт, да ему уже тогда надо было разворачиваться и сваливать из «Левиафана» к чертям собачьим!

Этот человек не понравился Дэвису сразу. И эта внезапно возникшая на пустом месте неприязнь была своего рода вторым тревожным звоночком. Вот только раздалась его трель слишком поздно…

За пять лет работы стюардом на борту круизного небесного лайнера Королева Виктория класса «Левиафан» Стив повидал всяких людей. Поднимаясь в воздух три раза в неделю в течение круглого года, небесный исполин никогда не знал недостатка в пассажирах. Благо всегда хватало туристов из других страх или же просто приезжих из глубинки, желающий полюбоваться с высоты птичьего полёта достопримечательностями Столицы. Каждый год огромный дирижабль переносил в своём чреве тысячи людей. И Дэвис насмотрелся на всяких. Мир богат на разных интересных индивидуумов. Богатые иностранцы, преуспевающие дельцы, накопившие деньжат работяги. Да просто решившие потратиться любопытные. Вход был свободен для всех, начиная от детей шести лет и заканчивая почтенного возраста старцами. Неважно, носил ли ты усы или юбку, был светловолос или смугл, Королева Виктория в равной степени привечала всех гостей без исключения.

Стивен Дэвис повидал людей. Как ему думалось, даже неплохо изучил их. Но этот пассажир… Он не вписывался ни в одни из известных стюарду критерии. Он вызывал у молодого человека тревогу и смутное неприятное чувство опасности. Стоило ему чуть дольше, чем на секунду задержать на нём взор, как в низу живота начинало стремительно холодать, а в сердце покалывать острыми спицами.

Столь настораживающий Дэвиса человек был одет в длиннополый дорого покроя плащ, обут в пошитые явно на заказ чёрные ботинки. На голове в тон плащу серая широкополая шляпа, в руках трость. Воротник плаща был поднят, достигая ушей человека и скрывая часть лица. Насколько мог судить Стив, этот тип был коротко острижен и не старше сорока-сорока пяти. Он всё время стоял, не оборачиваясь, у панорамного окна, так что лица его Стив практически не видел. Кто знает, может именно несколько странное поведение этого человека так настораживало стюарда? Создавалось впечатление, что человек с тростью специально оставался на одном месте, не крутил головой, и, не отрываясь, смотрел в окно, любуясь видами проносящейся внизу Столицы.

– А сейчас мы пролетаем над собором Святого Михаила, – приятный голос Джессики, усиленный подвешенными под потолком гондолы электрическими рупорами, комментировал каждый преодолеваемый небесным кораблём ярд. – Дорогие гости, обратите внимание на сложную архитектуру соборного комплекса зданий. Это староверонский стиль, берущий своё начало от…

За пять лет работы на борту Королевы Виктории Стивен не хуже Джессики стал разбираться в городских достопримечательностях и вполне мог подменить любого гида. Сама Джессика находилась в изолированной от посторонних обзорной рубке, находящейся в нижней точке гондолы, окружённая со всех сторон ударопрочным стеклом. Всего же у дирижабля было две палубы. Огромная гондола вмещала в себя нижнюю палубу, сделанную по принципу пассажирской, с рядами уютных кресел, санузлом и ресторацией. И верхнюю палубу, изнутри которой через боковые панорамные окна открывался воистину потрясающий вид. В носу гондолы располагалась рубка управления. Экипаж корабля насчитывал восемь человек – два пилота, бортмеханик, гид, четыре стюарда.

Несмотря на колоссальные размеры и огромный вес, «Левиафан» принимал на борт максимум двести человек. Вторая палуба представляла собой огромную вытянутую каюту, абсолютно пустую и не предназначенной для размещения пассажиров на время подъёма и посадки. Она заполнялась туристами только когда корабль уже набирал необходимую высоту.

В тот день, что не заладился у Стивена Дэвиса с самого утра, дирижабль поднял в воздух над раскинувшейся под его необъятным брюхом столицей сто девяносто шесть человек. И один из этих почти двух сотен очень сильно не понравился Стивену практически с первого взгляда. Стюард даже не смог определить, откуда он. На иностранца вроде не похож, на праздного андерца тоже. Любитель воздушных экскурсий? Скучающий горожанин? Приехавший из какого-нибудь медвежьего угла деревенщина? На каждый из этих вопрос Стивен решительно отвечал сам себе – нет.

Не выпуская из правой руки трость, подозрительный пассажир стоял на одном месте, будто подошвы его дорогих ботинок приклеились к устланному недавно заменённым ковровым покрытием полу. Громадный дирижабль имел до того плавный ход, что на его палубах спокойно можно было разгуливать хоть вдрызг пьяным. Никакой вибрации и качки. Отсутствие шума обеспечивали отлично звукоизолированные стены и переборки, ни одно самое чуткое ухо не могло уловить жужжание размещённых на корпусе гондолы бензиновых движителей. Колоссальных размеров оболочка, скрывающая в своих недрах непроницаемые ёмкости с водородом, легко поднимала немалый вес на высоту до полутора тысяч ярдов. Подвешенная к сигарообразной оболочке корабля пассажирская двухпалубная гондола издалека выглядела маленькой мышкой, зажатой в когтях хищной птицы.

Исподтишка рассматривая подозрительного человека, скрывающего своё лицо, Дэвис не забывал об остальных пассажирах. Он катил по центру палубы гружённую выпивкой и закуской тележку и раздавал дежурные улыбки. Многие не отказывали себе в бокале шампанского или красного вина. Спиртное на борту «Королевы Виктории» вполне отвечало и самым взыскательным требованиям.

Навскидку обзорную палубу громадного дирижабля заполнила от силы половина пассажиров. Остальные предпочли остаться внизу, устроившись в удобных креслах и глазея в иллюминаторы. Голос Джессики доставал везде. Из обслуживающего персонала наверху, помимо Стивена, находился присматривающий за порядком Шон Каннингем. Всегда подтянутый и бдительный. Прошедший специальные курсы, он мог как оказать первую медицинскую помощь сражённому приступом высотной болезни пассажиру, так и успокоить перебравшего с аперитивами смутьяна.

В данный момент Шон был занят тем, что из всех сил принимал крайне суровый вид под взглядом двух хихикающих девиц в нарядных платьях и шляпках. Каннингем молодцевато подкручивал кончик чёрного как смоль уса. Форменная фуражка залихватски заломлена на короткостриженых бобриком волосах, во рту блестят все три два зуба. Чёртов франт, чуть не сплюнул под ноги Стивен. Поимо всех очевидных достоинств у его сослуживца имелся один серьёзный недостаток. При виде смазливого личика и выглянувшей из-под юбочных оборок ножки, Каннингем тут же начинал по-петушиному раздувать грудь, зачастую теряя всю свою хваленую бдительность. И, разумеется, он ни малейшего внимания не обращал на загадочного пассажира, приклеившегося к панорамному стеклу.

Налив в требовательно подставленный бокал приторного на вкус розового вина, Дэвис покосился на стоявшего почти напротив него человека с тростью. Пожилая дама, приняв бокал и гортанно прокаркав благодарность, величественно удалилась. Шурша юбками, она протиснулась между двумя дородными джентльменами и стала рядом с так интересующим Стивена пассажиром. Она что-то спросила у него. Как не напрягался Стив, он не смог ничего услышать. Но вопрос пожилой дамы, судя по всему, остался без ответа. Подозрительный тип, не поворачивая головы, лишь пониже натянул шляпу и, сжимая в правой руке трость, отошёл в сторону, оставив даму в состоянии лёгкого возмущения, а стюарда в неприятно занывшем в области груди предчувствии чего-то плохого.

Слегка постукивая тростью по полу, человек, низко опустив голову, прошёл мимо Дэвиса, едва не задев его локтем, и двинулся в хвостовую часть палубы. Стивен торопливо развернул тележку и последовал за ним. Он продолжал доброжелательно улыбаться, громко спрашивать, не хочет ли кто-нибудь освежиться. Но его глаза не отрывались от спины удаляющегося странного пассажира. Пожалуй, Дэвис и сам себе не смог бы ответить, зачем он это делает. Что толкает его на подобные поступки. В общем-то, он особым героизмом не отличался и никогда не совал нос не в свои дела. Но нынешняя ситуация его порядком нервировала и заставляла вести себя, мягко говоря, неадекватно.

Пройдя мимо подкатившего к посмеивающимся молодкам Каннингема, Стивен опалил стюарда уничижающим взором. Который тот, впрочем, стоически проигнорировал, незаметно для окружающих показав коллеге средний палец.

– Чёртов идиот, – под нос ругнулся Дэвис, не отвлекаясь на перепалку с напарником. Он боялся потерять из виду неторопливо шагающего подозрительно пассажира. Стоит тому нырнуть в бурлящую по обе стороны от прохода гурьбу возбуждённо переговаривающихся людей и вновь высмотреть его быстро не получится. Уж слишком много на палубах дирижабля было плащей, пальто, сюртуков и шляп. На верхнем ярусе небесного колосса поддерживалась вполне комфортная температура, но не настолько высокая, чтобы пассажиры раздевались до исподнего.

– А сейчас мы пролетаем над знаменитым Университетом имени Артура Соммервиля. Основанный в тысяча шестьсот восемьдесят первом году самим великим естествоиспытателем и путешественником, университет в довольно краткие сроки быстро занял одно из лидирующих положений в среде высших учебных заведений…

И как только Джессике удаётся каждый раз рассказывать одно и тоже, не меняя жизнерадостного тона и ещё умудряясь при этом постоянно вворачивать в заученный до зубов и неизменный по определению текст что-нибудь новенькое? И ещё красивый, звучный, ласкающий слух голос. Девушку было не только полезно слушать, но и приятно. Однако уходящему прочь человеку с тростью лекции Джессики были совершенно не интересны.

Подтверждая догадки Стивена, подозрительный пассажир свернул к ведущей на нижнюю палубе лестнице, чьи маршевые пролёты были огорожены надёжными и достаточно высокими перилами. Хочет спуститься вниз, значит… Надоело смотреть на дышащий, словно огромное мифическое животное, город, раскинувшийся на сколько хватало глаз далеко внизу. Гудящий неслышными здесь голосами людей, машин, механизмов и дышащий тысячами фабричных и заводских труб.

Персонал корабля для спуска на нижнюю палубу также мог пользоваться специальным грузовым лифтом. Хитроумный механизм был способен легко поднимать и опускать до четырёх человек или две полностью гружёные тележки со спиртным и закусками. Стивен без промедления вкатил тележку на лифтовую площадку, закрыл решётчатую дверцу и достал из кармана лифтовый ключ. Вставив ключ в прорезь, он запустил привод подъёмного устройства. Негромко загудев, лифт начал свой неторопливый спуск на нижнюю палубу. О нетерпения Стивен переминался с ноги на ногу. Скорость пыхтящего механизма значительно уступала быстрым человеческим ногам, прыгающим через две ступеньки лестницы.