Вех нахохлился и скорчил непонимающее лицо: «Что стряслось? Прочитал историю моих нарушений и собирается хорошенько посмеяться над ней вместе со своим другом?» Оказалось, всё было в точности наоборот. Из-за фамилии Веха, показавшейся надзорщику знакомой, он вспомнил недавно прочитанный материал о Ролгаде Молди и потому находился в кратковременном потрясении.
– С кем это мы имеем дело? – скептически переспросил сержант. – С каким-нибудь злостным преступником, а?
– Тут у него имеются, конечно, некоторые незначительные нарушения, но я совсем не из-за них так отреагировал! Если это не парадоксальное совпадение, то получается, что перед нами стоит сын основателя послесмертия! Так ведь, приятель? – осведомился он у Веха.
– Хе-хе, да, это так, – улыбнулся Вех, – однако не стоит из-за моего отца обособлять меня от остального мира. Я такой же, как и все, иначе я не шлялся бы по улицам, переполненным колоннами протестующих, правда? Проблем по горло.
– Теперь ты не будешь шляться один в опасной обстановке.
– Что это значит? Я не понимаю.
– Да, – присоединился Браун, – я тебя тоже не понимаю. Что это ты собрался делать, дружище? Если у тебя кончились претензии и если ты получил о нём необходимую информацию, то просто отпусти его!
– Оно и понятно, Браун, что ты не понимаешь. Не завали финальную аттестацию – знал бы, о чём речь идёт, дурень. Вот поэтому, в отличие от некоторых, я числюсь старшим сержантом, а не простым. Я говорю о такой функции нашей с тобой работы, как сопровождение. Это прописано даже в кодексе Надзора, на первых его страницах! Мы сопроводим Молди до безопасного места и выполним свой профессиональный долг.
– Одна поправочка, мистер «старший сержант». Сопровождение применяется только при наличии факторов, напрямую угрожающих жизни или здоровью гражданина, а также в отсутствие специальных режимов, таких, например, как режим особого положения, который своей силой перекрывает любые функции работников Надзора и вынуждает слушаться одних лишь приказов руководства. Как вам такое, любитель похвастаться результатами финальной аттестации?
Веху пришлось встрять в ситуацию, чтобы приятели друг с другом не погрызлись насчёт того, кто же прав.
– Вообще, – пожаловался он, – в этих дворах обитает какая-то банда ненормальных старух. Меня чуть не избили, пришлось пробиваться с боем! Так что, формально, это может считаться фактором, который угрожает моей жизни. Я займу позицию старшего сержанта, но только для того, чтобы как можно быстрее добраться до дома.
– И что мы собираемся делать? – ворчливо спросил Браун.
– Поднимемся на крышу и пойдём поверху, – указал ему напарник. – Это самый безопасный вариант, и к тому же никто нас не заметит и не потревожит.
Вех заметил пожарную лестницу, свисавшую с самой крыши, но начиналась она со второго этажа. Старший сержант посчитал её хорошим решением для подъёма наверх.
Прямо под пожарной лестницей имелась дверь. Её быстренько открыл Браун, воспользовавшись пластиковой картой Надзора. С помощью этой карты можно было попасть в любое помещение, оборудованное подобной карточной системой защиты.
Коридор жилого здания, в которое они проникли, был точной копией коридора в доме Веха. Стараясь не поднимать лишнего шума, троица поднялась по ступеням до второго этажа, вышла на миниатюрный балкончик, а уже с него перелезла на пожарную лестницу и под звуки стонущего от тяжести металла принялась подниматься на самый верх.
– Я одного не пойму: для чего это тебе вообще понадобилось сопровождать меня? – скрипя зубами от усталости, поинтересовался Вех у старшего сержанта. – Ну шёл бы я себе и шёл, ну встретил бы шайку бабушек, ну убежал бы от них, ну добрался бы кое-как домой… а вы тут засуетились, перехватили меня, бросили свои посты и будто в качестве какой-то личной охраны отправились вслед за мной.
Браун подтвердил слова Веха, добавив от себя, что никогда не видел своего приятеля таким настойчиво-целеустремлённым и что в подобных мероприятиях он принимать участия не собирался, но пошёл вместе с ним, дабы не остаться на скучном посту в одиночестве.
– Несмотря на то что наши мнения расходятся во многих вещах, – завершал он говорить, – мы вместе прошли через многие трудности, мы завершили академию Надзора и стали теми, на кого равнялись во время обучения и даже ранее. Если нас за такое подвергнут дисциплинарному наказанию, я не отрекусь от друга детства и вместе с ним подставлю спину под удары со стороны начальства.
– Прямо-таки удары? – не без доли иронии удивился Вех. – Неужели вас так сильно бьют? – рассмеялся он.
– Нет, такого никогда не случалось, это я всё образно сказал. На нас даже кричат редко и то в случаях особо тяжёлых. На лекциях рассказывали о «прелестях» службы, которая была до Надзора – «пальцы»! Ой, то есть «полиция», вот это я сказанул, хо-хо! Отвратительное слово. Раньше все городские службы имели такие сложные названия. Как хорошо, что в наши дни имена органов или служб полностью отражают присущий им вид деятельности. Что-то я отвлёкся: хотел рассказать про «полицию». Так вот, нам рассказывали, что «полиция» – неважно, в какой стране – имела крайне жёсткие правила и постоянно оказывала давление не только на своих сотрудников, но и на простых граждан! Имели место быть случаи жестоких избиений, неподчинений законам, подставных задержаний и прочих гадостей. Мне было так противно выслушивать это и одновременно осознавать, что подобное вообще могло когда-либо происходить. К чему я это рассказываю: сейчас, при Надзоре, такой произвол искоренён. Академия – вещь тяжёлая, но не в плане оказываемого давления, а в смысле ответственности, которую на тебя постепенно возлагают. Волей-неволей приходится приспосабливаться. Нет и ещё тысячу раз нет: нас никто не бьёт.
Взобрались на крышу. Она не была плоской, а имела свой рельеф, присущий практически всем крышам. Кое-где приходилось выше поднимать ноги, чтобы не споткнуться, кое-где приходилось спрыгивать или спускаться по плавным наклонностям. Стоит заметить, что небо не оказалось прямиком как на ладони, чего Вех так сильно ожидал: этот жилой сектор был одним из единственных в своём роде ввиду заметно выделявшейся (на фоне прочих секторов) малоэтажности домов, вследствие чего к небу по-прежнему продолжали тянуться небоскрёбы, которые окружали горизонт со всех сторон и застилали своими громадными конструкциями бесцветную небесную гладь. Только и оставалось довольствоваться крошечным квадратиком неба над головой, который удалялся вверх на недостижимые расстояния…
Старший сержант упорно продолжал молчать, будто бы изначально он вовсе не услышал вопроса Веха, и шёл погрузившись в себя. Он был низкорослым, но до крайностей его рост не доходил. Он был пухлым, и от пухлости страдала его ловкость. Был он одет тепло, даже жарко: под стандартной формой Надзора явно скрывалось не менее двух слоёв дополнительной одежды, которую он непонятно каким образом сумел на себя натянуть. Голову его защищала шапка-ушанка с выпиравшим мехом.
Вех уже не надеялся на ответ и наплевал на неразговорчивость старшего сержанта, взявшего его на прогулку по крышам, но в душе его таилось желание поговорить хоть о чём-нибудь. Собеседника не находилось. Брауну разговоры были неинтересны. Его увлекало экстремальное скольжение по длинным склонам крыши, которое обычно оканчивалось попаданием распылившегося снега внутрь ботинок, а после этого до всех доносился короткий визг, сигнализировавший о том, что растаявший снег начинал стекать всё глубже и вместе с тем приносил надзорщику неприятные ощущения.
– Я тут думал, как бы ответить на твой вопрос, – внезапно начал старший сержант, – и ответить на него так, чтобы это не звучало глупо, но так ничего и не придумал. Наверное, в данный момент я действительно поступаю плохо. Стоило оставить тебя в покое, Вех. Просто в одни моменты жизнь перехватывает управление, и уже не ты ей управляешь, а она тобой. Желание пройтись с тобой как раз и нахлынуло в один из этих моментов. Тем более, так обстоятельства интересно сложились: пару дней назад я читал статейку о твоём отце, в которой, между прочим, упоминался и ты, а сегодня обнаруживаю тебя гуляющим во дворе. По правде говоря, я превратился в настоящего зверя, перестал мыслить, мной овладели животные повадки. Нечасто увидишь вживую настоящего авторитета или просто личностью известную. Вообще, наше государство не поддерживает культ личности, то есть лидеров у нас практически нет вовсе. Каждый трудится во благо себя и окружающих, кто-то, конечно, в большей степени, кто-то в меньшей, но обесценивать труд одного за счёт более усердного труда другого – стезя вредоносная. Но иногда всё же выходят на свет те, кто до этого успел засветиться на каком-либо мероприятии или в каком-либо деле, такие, например, как твой отец. Теперь вся наука молится и на него, и на послесмертие, возникшее, без преувеличений, исключительно по его воле. Так я прочитал в статье. Ты же в данном контексте числишься «случайной жертвой» популярности своего отца, и к твоей персоне не может не возникать излишнего внимания. «Яблоко от яблони недалеко падает»: вдруг и ты совершишь переворот в мироздании, вдруг и ты приоткроешь бесконечно далёкие завесы бытия? Именно поэтому у меня возник к тебе интерес, и мне захотелось совершить с тобой прогулку, которую я юмористически подогнал под юридический термин «сопровождение». Потом, если ты обнаружишь что-то, что изменит мир, например, скажем, «переджизние», я буду вне себя от счастья! Сделаю гипсовый слепок своей руки, которую ты мне однажды удосужился пожать, с гордым лицом поставлю её в коридоре своей квартиры, как главный экспонат, и буду рассказывать всем гостям на пороге: «Смотрите, ребята, эту руку семь лет назад мне жал гениальнейший учёный Вех Молди, создатель переджизния!» Всё, что я сейчас сказал, безусловно, стоит воспринимать как шутку.
– Я тебя понял, гениальнейший сотрудник Надзора, однажды пожавший руку гениальнейшего учёного Веха Молди, – хихикнул Вех, внимательно дослушав до конца. – Тобой овладело животное стремление сблизиться с авторитетом, как ты его сам назвал. Но я, чёрт возьми, не авторитет! Говоря в контексте власти, то я – вообще никто! Обычный мальчик, который работает в Центре Изучения Послесмертия, созданным своим отцом, и притом работает спустя рукава! Он не стремится повторить успехов Ролгада, он занял свою нишу и плывёт по течению жизни. Он даже с трудом сдал последнюю серию зачётов, чего уж говорить про какие-то там высокие должности, требующие особых навыков. Он носится по всему городу из точки A в точку B, из точки B – в точку C, и неизвестно, сколько этих самых точек подвернётся на его пути. Проблем у него – просто гора! Надеюсь, этим я развеял ваши сомнительные мечты, товарищ.
Троица достигла тоненькой металлической плиты, которая служила мостиком для переправы между двумя домами, и беспрепятственно по ней прошла.
– Как идёт работа над послесмертием? – пожелал продолжить диалог старший сержант. – А то во всех источниках предлагается к изучению не высококачественный материал, а какая-то полупереваренная информационная каша. Все о послесмертии говорят, но одновременно с этим никто не понимает, о чём вообще идёт речь. То ли это некая секретная разработка, связанная с внедрением в наши умы новой матрицы, в которой будут возрождаться умершие, то ли это абсолютно новая вселенная, появившаяся вне зависимости от людей, но обнаруженная лишь недавно, то ли ещё что… Хотелось бы услышать ответ от человека, непосредственно имеющего контакты с этим делом и связи в научном сообществе, то есть от тебя.
– Ох, у меня самого информация о послесмертии – это сплошная каша, – покачав головой, высказался Вех. – Работа идёт вполне хорошо, замечательно, я бы даже сказал. Ходили слухи, что на изучение послесмертия государство выделяет немало средств, и следует из этого, что и работать должно становиться лучше. Правда, есть нюанс: слишком бурно всё развивается, слишком много нового приходится впитывать. Вчера занимался на одном оборудовании, сегодня – на тебе! – получай новое и отныне будь добр заниматься на уже нём. С одной стороны, это подогревает интерес, с другой – морока тяжкая, но интересная! – крикнул он случайно и сам того не заметил.
– Но что же, всё-таки, представляет из себя послесмертие? Как над ним можно работать? В статье большее внимание уделяется личности твоего отца, нежели послесмертию.
– Послесмертием у нас называется процесс возможного попадания умершего человека в некую альтернативную реальность, отследить которую возможно путём введения в мозг определённого лекарства и использования специальных пластин. Реальность, куда перемещается умерший, достаточно похожа на нашу, но с сильно изменённой цветовой гаммой: трава – фиолетовая, солнце – небесно-голубое, и так далее. А более ничего и не известно! Вот так неожиданность! Мы следим за дёрганием экрана на протяжении нескольких минут (практически ничего за это время не происходит), и изображение обрывается. Лично меня это досадное положение не вводит в депрессию. Рим строился не сразу, вот и послесмертие образуется постепенно.
– То есть уже изначально для каждого из нас бережно подготовлено уютное местечко? – воодушевлённо, риторически, с теплотой в голове сказал старший сержант. – Я всегда знал, что жить надо по-человечески, и приятный сюрприз не обойдёт тебя стороной, когда ты будешь протяжно стонать от агонии…
– По-человечески или не по-человечески – вопрос спорный, – перебил его Вех. – Кто к нам только не попадался под нож, и их без всяких проблем судьба подпускала к послесмертию.
Браун перестал играться со склонами, сделался хмурым, побледнел и пробормотал досадно:
– Послесмертие отвратительно.
Услышав это, Вех поначалу взъерошился и приготовился к напряжённому обсуждению, но спустя пару мгновений предугадал ход мыслей Брауна и понял, что именно ему в послесмертии не понравилось. Теперь он тоже шёл нахмуренный, но всё-таки он не мог оставить эту колкую фразу в покое и потому ответил надзорщику коротким вопросом:
– Почему?
– Да, Браун, почему же? – включился и старший сержант.
– Неужели вы не понимаете? – раздосадовано, с голосом, полным печали, возмутился Браун. Ни Вех, ни старший сержант не понимали такой резкой перемены его настроения. Они, находясь в смятении, до того замедлили шаг, что невозможно было заметить движений их ног. – Неужели ты, Вех, не можешь этого понять? Ваше открытие – убийственное! Послесмертие не принесёт за собой ничего, кроме гибели желающих побыстрее к нему притронуться! Когда оно попадёт в руки граждан в целостном своём виде, будучи полностью изученным, то наша настоящая жизнь непременно потеряет всякую ценность! И что тогда выйдет? Влекомые жаждой очутиться в мире, наполненном яркими красками, люди посходят с ума и буквально начнут из окон вываливаться, лишь бы побыстрее завершить своё существование. Что, нравится вам такой исход?
– Ты всё преувеличил до небывалых масштабов, – поспешил опровергнуть слова Брауна Вех. – Во-первых, почему люди обязательно должны сойти с ума? У нас в большинстве своём здоровые и умные граждане. Да, на первых порах им будет интересно узнать, что из себя представляет послесмертие, но до намеренной погибели данный интерес никак не дойдёт. Это исключено само по себе. Во-вторых, серьёзной агитации послесмертия не предвидится. Повсеместно информация о послесмертии распространяться не будет, а узнать о нём смогут только те люди, которые самостоятельно проявят, так скажем, излишнюю любознательность.
– Да, возможно, я некоторые последствия внедрения послесмертия в жизнь преувеличил, но в целом всё произойдёт именно так, как я сказал, в особенности если альтернативная реальность послесмертия будет изображена только лишь в положительных красках. Если у этой реальности вообще нет отрицательных моментов, то государство напрашивается на подписание смертного приговора и себе, и народу. Кто вообще захочет жить в мире, где что-то надо делать? Гораздо удобнее убиться и оказаться там, где с тебя ничего не потребуют и где ты властен над самим собой.
Из этой ситуации два выхода, и оба – болезненные, так как вообще не стоило тратить времени на изучение подобного убийственного процесса. Первый вариант: любая информация о послесмертии, которая хранится в открытом доступе, подчистую засекречивается; впредь проект «Послесмертие» – это тайная государственная программа, сокрытая от общества; посредством средств массовой информации вводится дезинформация, мол, работа над послесмертием остановлена ввиду невозможности его дальнейшего изучения. Это будет дорого и очень больно. Не исключена утечка информации, которая впоследствии может привести к общественной потере доверия к Правительству. Второй вариант: любая информация о послесмертии уничтожается; сотрудников Центра Изучения Послесмертия увозят подальше от людей и обеспечивают всю оставшуюся жизнь, заставляя хранить молчание, либо же убивают; Правительство раскрывает ошеломляющую тайну, что послесмертия никогда не существовало и что оно было внедрено искусственно для мотивации народа и повышения его работоспособности; начинается всеобщее негодование, которое постепенно угасает. Опять же, потери доверия к Правительству не избежать. Комплекс мер одного из этих вариантов необходимо провернуть в ближайшее время, пока общество ещё мало знает о послесмертии. В будущем избавление от последствий будет более массовым и кровопролитным. Как вам такое?
– Поживём – увидим…
Речь Брауна произвела на Веха впечатление самое что ни на есть пугающее. От громких заявлений, озвученных Брауном, по телу пробежался такой холод, что, казалось, парня искупали в ледяной воде и выгнали на улицу, и ледяная вода тут же превратилась в толстую ледяную корку. Впервые за весь срок работы над послесмертием Вех свою же собственную работу подверг сомнениям и сомнениям не пустым, не мимолётным, а вполне основательным и долгосрочным. У него началась настоящая паника. Его разрывало на части, он кричал внутри своего тела, какой он идиот и как же он мог самостоятельно до этого не додуматься. Идти дальше с надзорщиками он не мог: велик был шанс, что по его вине произойдёт нечто непредсказуемое и страшное.
– Стойте. – Он застыл на месте и вытянул перед собой руки, загородив Брауну и старшему сержанту проход. – Дальше и я иду один. Возвращайтесь назад.
– Что? – недоумевали оба.
– Ничего… просто возвращайтесь назад! Мне нужно побыть одному. Браун рассказал то, от чего мне мозги снесло. Уходите. Я самостоятельно доберусь туда, куда мне надо. Уходите.
– Не переживай ты так, Вех, – начал успокаивать его Браун. – Я всего лишь предположил дальнейший ход событий. Одному Правительству известны планы на послесмертие, а в Правительстве не дураки сидят, тем более уж, как ты сказал, если на его изучение тратится много сил. Значит, есть наработки, есть план… Но лично меня на данный момент послесмертие пугает. Возможно, если я увижу какие-нибудь положительные результаты, то своё мнение изменю. Ну чего ты так взгорячился? Подумал, что я обесцениваю твой труд? Вот так глупости. Не веди себя, как ребёнок. Труд каждого полезен, будь то научный сотрудник или надзорщик. Даже если исследование послесмертия провалится – что с того? Мы залатаем эту дыру и пустимся изучать доселе не изученные области нашего необъятного мира. Успокойся.
– Я вовсе не об этом… – с трудом выдохнул Вех. – Дело не в обесценивании труда, не в исследованиях, а в том, что за последнее время произошла цепочка фантастических событий, которую ничем иным, кроме как намеренной последовательностью, не назовёшь. Что, если послесмертие – звено в этой дьявольской цепочке, а я активно содействую его развитию? Впрочем, не утруждайте себя попытками понять мои мысли. Вы в этом спектакле не участвуете или участвуете, но занимаете второстепенные роли. Простите, если прозвучало грубо, но так и есть. А сейчас… прошу, оставьте меня наедине самим с собой. Не добивайте меня окончательно.
– До чего ты человека довёл? – поначалу рассмеялся старший сержант, но через пару секунд смех сменился серьёзным выражением лица и обвиняющим взглядом в сторону Брауна. – Всё, пойдём обратно, видишь, плохо ему. Прости нас, Вех, – обратился он к парню, – за то что мы без разрешения вторглись в твою жизнь, а в особенности прошу принять мои извинения, так как именно я затеял эту глупую прогулку.