Десять

– Это хорошо, Рустам. Хорошо, что ты человек ищущий. Знаешь, верующий человек сто раз подумает, прежде чем совершить какой-то страшный поступок. У нас всех послушаешь: все такие тихие, спокойные, все верующие. Но как включишь новости по телевизору, страшно становится – кто всё это совершает? Христиане стреляют, католики стреляют, мусульмане стреляют… Страшно. Одно дело, когда родину защищать надо. А когда одни в своей же стране своих же и убивают? Когда миллионы людей вроде бы верующие, но настолько далеко их дела лежат в стороне от веры, что начинаешь сомневаться… А ведь всё… Ведь всё начинается с простого смешка, издёвки такой, смешной и неважной вроде на первый взгляд… Вот как сегодня, да, Атыр? – Николай поставил кружку на стол, словно ставя точку в своем рассказе. Атыр молча смотрел в свою кружку, словно что-то вспоминая, Андрей сидел в стороне от стола, и, казалось, уже спал.

Комар наверху не унимался.

– Андрюха! – позвал Рустам.

Тот быстро открыл глаза, посмотрел на сидящих за столом вопросительным взглядом.

– Спишь?

– Нет. Я слушаю… Я что-то читал об этом, как Бог пришел на землю… Только… я… я ещё некрещенный.

– Как это?

– А вот так. Не крестился ещё.

– А я смотрел на тебя, ты так внимательно слушал… – Николай улыбнулся. – А чего же ты ждёшь?

– Как чего ждёшь? А что вот так просто прийти в храм и сказать, вот – я поверил в Бога? Наверное, нужно действительно поверить… Я не знаю… – улыбнулся Андрей.

Ещё немного помолчали.

– Слушайте, а помните, как в пионерском лагере, когда уже все засыпают, кто-то начинает рассказывать страшные истории? – перевел тему разговора Рустам.

– Помню, помню, мы порой долго так не могли заснуть, – засмеялся Николай.

– А я помню, что страшными были не сами истории, а их странное совпадение со звуками за пределами палатки.

– Это как?

– А, например, кто-то говорит «зловещим голосом»: «И вот они услышали шаги за дверью». И вдруг реально снаружи палатки раздаются звуки шагов, так «хрум-хрум-хрум»…. Вот тут всем реально становится страшно.

– А кто это был?

– Как кто? Пионервожатый пришел проверять, спим мы или нет. Он как в палатку вошёл, все под одеяла сразу от страха попрятались.

– Да, у нас тоже было что-то похожее. Только мы не в палатках, а в двухэтажных корпусах жили. Но тоже что-то такое было, помню.

Ещё помолчали.

А комар продолжал пищать, причём ещё громче.

И, наверное, он там был не один.

Внезапно, в абсолютной тишине все услышали какой-то шорох и шаги за стенами палатки. Вместе с шагами было слышно какое-то вялое бормотанье и шараханье. Как будто кто-то пытался в темноте найти вход в палатку и трогал её матерчатые стены около входных пологов-дверей.

2.

В палатке воцарилась абсолютная тишина.

Замолкли даже комары наверху.

Свет от керосиновой лампы «дрожал» на лицах сидящих за столом и временами казалось, что дрожат сами лица.

Так «невпопад» сказанные слова про «зловещие шаги за дверью» стали постепенно проникать из сознания в реальность, и от этого становилось немножко не по себе.

– Чего не спится кому-то… уже третий час, – посмотрел на часы Николай.

– Сейчас посмотрим, – привстал из-за стола Рустам.

Вдруг пологи палатки раздвинулись и внутрь пахнуло сначала ночной влажной прохладой, а следом за ней в палатку ввалились сначала двое, а затем ещё один, – по-видимому, разгорячённые молодые люди. Глаза их были возбуждены, казалось, они что-то перепутали. Или перепутали палатки, или территорию фестивального лагеря, или вообще лес и деревню – весь вид их говорил о том, что это явно не артисты фестиваля. У третьего ночного гостя в руках была двухлитровая пластиковая бутылка, по-видимому, с недопитым мутным пивом.

– Ну чо, мужики, – сквозь зубы процедил первый.

– Водка есть? – также сквозь зубы промычал второй вошедший.

– Если есть, наливай, бить тогда не будем, – сплевывая семечки, отрезал первый.

Зрачки у третьего вращались по какой-то неведомой орбите.

– Водки нет, – сухо ответил Рустам. – Чай, пожалуйста, салям алейкум.

– Чо, татарин что ли? – по-прежнему, сплевывая семечки на пол палатки, продолжал первый ночной гость.

– Татарин. А что?

– Ничего. Так спросил. И чо, вы тут на чае одном сидите? Ведь фестиваль… как говорится, в самом разгаре? – своим торсом он выполнил некоторое круговое танцевальное движение.

– А у нас чай… и вот ещё, – Рустам показал на коробки, – конфеты есть, халва.

– Глянь, Михась, у них халва есть, – злобно рассмеялся второй.

Первый вошедший, это и был, видимо, Михась, – коренастый, невысокого роста, больше смахивал на тракториста, – руки у него были мощные, загорелые и пальцы всё время сжимались в огромные кулачищи. Было похоже, что он «сходил» у остальных за «старшего» этой компании. Михась распрямился, мотнул головой, обвёл глазами палатку, затем стол и сидящих за ним.

– Говорил, я вам, уроды, – оглянувшись на своих друзей, сказал он. – Эти фестивальщики все тронутые. Водки не пьют, девок нет. – Он обернулся к друзьям. – Ё-мое, да это не фестиваль, а гадюшник какой-то. И чего, вам за чаем… самим-то не скучно? – говорил он, обращаясь к сидящим за столом.

– Не скучно, – спокойно ответил Николай. – Когда хорошая компания соберётся, никогда не скучно. И без водки можно посидеть.

– А чо без водки-то сидеть? О чём базарить-то?

– Можно говорить о рыбалке, кто поймал самая большой рыба, – вставил свой голос Атыр. – Можно об охоте…

– О жизни можно поговорить. Об истории. О Боге, – пытался ввести беседу в культурное русло Николай.

– О, слышь, Михась! Они ночью в темной палатке при свечке о Боге говорят! – потирая руки, тонким голосом взвизгнул второй ночной гость, больше похожий на баскетболиста. Он был высокого роста, на полголовы выше Михася, щуплое, чуть хилое тело, тонкие руки и кучерявые волосы. – Пионерский лагерь какой-то!

– Погодь, Серый. Погодь. Интересно, а чего вы о Боге знаете, чтобы сидеть тут, «перетирать»?

– Мы тут не «перетираем», а… разговариваем. Можем с вами поговорить, – жестом пригласил за стол непрошенных гостей Николай.