Оценить:
 Рейтинг: 0

Десять

<< 1 ... 13 14 15 16 17
На страницу:
17 из 17
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Он легко выкручивался из любой ситуации, отшучивался, отнекивался, просил прощения у учителей, у заплаканной матери; говорил, что «больше не будет», вытирал выступившую слезу рукавом, и… «сваливал». Возвращался, гордо окинув класс взглядом победителя, садился на своё место и продолжал дальше в том же духе.

К десятому классу учителя перестали обращать внимание на его выходки, а он уже стал кумиром школы, – никто так смешно, как он, не рассказывал анекдоты, никто так весело не шутил и не «подкалывал» своих сверстников именно в тех местах, в которых было нужно. Пашино веселье могло начаться в любом месте, будь то урок, перемена, или вечерние «тусовки» около школы – а сам момент удачно и всегда к месту выбирал только он сам.

Как-то, на уроке ботаники, когда молодая учительница входила в класс, Паша просил проверить её, нет ли на учительском стуле букета роз от Вити-двоечника. Учительница удивленно шарила рукой по стулу, и гневно смотрела на Витю, который краснел, как летняя свекла. А Паша ликовал:

– Он хотел Вам на стул букет роз положить… Чтобы вам было немного больно, но приятно.

Класс лежал от хохота.

В другой раз, на уроке математики, изучая проценты, Паша нарисовал на доске «хитрую» статистику: опрос школьников о том, как они относятся к родной школе. На доске было нарисовано: «50% школьников мечтают сжечь школу, 30% – взорвать и 20% – сначала сжечь, и только потом уже взорвать.

Учитель хватался за сердце и бежал к директору.

Но Паше всё сходило с рук.

Пашины шуточки, «приколы» или что-то побольнее иногда «долетало» и до его многочисленных друзей и одноклассников: так он мог обидеть кого-то гадким словом, неприятным сравнением, едким смешком за спиной, а иногда мог слёту приклеить неприятную кличку. Так, например, одноклассника Леню, сына местного священника, Паша дразнил «попёнком» за то, что тот крестился каждый раз, когда за окном был слышен звук далёкого церковного колокола.

Фамилия «Репин» была Пашиной гордостью, – особенно на уроке рисования, он всегда подписывал свои каракули фамилией, отчего вводил учителя в нервное состояние, – тому хотелось ругаться за подобные выходки, но он честно ставил «два» по предмету в журнал и возвращал рисунок недовольному автору.

Больше всего Пашиной фамилии завидовал его друг Саня, с которым они жили в одном доме. Сашка действительно учился в художественной школе, серьёзно занимался живописью и от фамилии «Репин» впадал в лёгкое томление…

– Вот бы мне твою фамилию, я бы весь мир «порвал», – в минуты откровения делился Саша со своим другом. Паша лишь смеялся и бросал в ответ, что бывают на свете талантливые художники и с фамилией Петухов, и что не в фамилии дело.

– Ага, не в фамилии… А в чём же ещё? – мечтательно, но едко, замечал Саша. – Фамилия художника – это очень важно, вот, например, Сальвадор Дааалииии… вот какая красивая фамилия. А Петухов?

– Ну возьми себе псевдоним, чего ты паришься?

– Как то неловко это.. псевдо… какой-то … ним. Пусть уж будет Александр Петухов, – Саша прикрывал глаза, словно представляя себе свою фамилию на обложке журнала или на афише, и мысленно соглашался с тем, что видел там, в закрытых глазах.

Самое первое впечатление о культуре у Паши Репина сложилось в шестом классе. Однажды их повезли в Москву, в Третьяковскую галерею. О том, что это лучшая в мире галерея, Паша много раз слышал, но по дороге друзья-приятели много раз повторяли, что это «будет самая тупая и скучная экскурсия в музей, где висят картины». Паша особо и не настраивался на созерцание возвышенного искусства, – он что-то помнил о Третьяковке из разговоров взрослых, а что-то видел по телевизору.

Зайдя в музей, дети сначала завернули в буфет, где наелись горячих пончиков и напились сладкой газировки, а затем их построили в колонну по два и повели…

Так и шли они колонной «по два» – мимо Барокко и Ампира, мимо Возрождения и Ренессанса, – всё мимо; дети лишь весело посмеивались над спящими «хранительницами залов», – старыми бабушками, мирно дремлющими на своих стульях под монотонную речь экскурсоводов. Дети зевали, жевали, редкими набегами выпрыгивали из «колонны» и забегали в соседние залы, где висели картины, которые им почему-то не показывали – они тайком успевали посмеяться над «голыми тётками» на картинах, и быстро вернуться в колонну «по два».

В середине дня грузная женщина-экскурсовод с опухшим лицом, не выдерживая детских вопросов, шалостей и нарушения строя «колонны» срывалась на крик:

– Если вы пришли в заведение культуры, так ведите себя культурно! Построились в колонну по два! Рты закрыли! И, ничего не трогая руками, идём дальше!

Из картин Пашу больше всего поразило большое полотно какого-то художника-концептуалиста, он не запомнил имени. На нём было изображено в прямом смысле слова «движение» кисточкой по полотну.

– Во, а наш учитель рисования ругает меня за такие выходки! Вон, в Третьяковке же висит! – обижался Паша.

Друзья со смехом поддакивали. Они всегда поддакивали ему, потому что он брал их с собой, считал своими друзьями, и всегда, и везде им было весело с ним.

В конце экскурсии пончики и газировка дали о себе знать, – дети по одному запросились в туалеты. Вымотанный за день экскурсовод не выдержала и предложила закончить экскурсию, с чем довольные дети тут же с радостью и согласились. Закидав раздевалку фантиками от конфет, напившись «на дорожку» сладкой газировки, довольные впечатлениями от очередных пашиных выходок, школьники уселись в обратный автобус и уехали.

Уроков «культуры», как таковых, в школе не было, образовательная программа была и так забита «под завязку», поэтому ученики, как могли сами «культурно образовывались». На уроках музыки, когда молодая учительница-студентка заводила пластинки с образцами классической музыки и выходила на несколько минут из класса, они успевали поставить в классе целый концерт, как они думали, в «классическом стиле» – забирались на парты, задирали штаны и голыми ногами пытались изобразить танец маленьких лебедей. При этом Паша и тут успевал побыть организатором и режиссёром: он выталкивал скучных и вялых одноклассников в «партер» для весёлых танцев. Ржали и смеялись пацаны, тонко и с чувством хихикали девочки, дружно поражённые тем, как можно скучный урок музыки превратить в зажигательное шоу.

Потом, уже будучи взрослыми, они часто видели подобные шоу по телевизору и сладко вспоминали свои первые «театральные пробы».

Уроки литературы были ещё скучнее.

На них разбиралась какая-то неинтересная тема о любви какого-то старого и больного помещика к молодой скучной барышне, причём «разбиралась» так сухо и буднично, что только очередные Пашины выходки, его шуточки и приколы над главными героями спасали учеников от «литературного сна» на уроках. Учитель заводился с пол-оборота, «впаивала» Паше двойку в журнал, но и это не останавливало его «юмористического творчества» – он просто не мог остановить сам в себе этот поток смешного и зажигательного. Знал бы тогда, этот маленький и худой паренёк с широким ртом и весёлыми глазами, что через десять-двенадцать лет, подобные шуточки и приколы будут собирать целые залы восторженных поклонников и приносить ему доход, несравнимый с зарплатой престарелой матери.

Всё было тогда ещё только впереди…

Паша Репин очень «средне» окончил среднюю школу, – на радость матери, и, казалось, что сама школа вздохнула с радостью и облегчением: именно так, с глубоким вздохом облегчения провожали Пашу педагоги на выпускном вечере. Все пути, казалось, были закрыты для Павла с такими результатами, но… на дворе началась перестройка.

И то, что вчера казалось настоящим истинным результатом, тогда в одночасье было слито, брошено и растоптано. Двери открылись для всех, вне зависимости от оценок в аттестате, – главное было не ждать, не рефлексировать по поводу своих неудач, а брать голыми руками судьбу-удачу за некоторые наиболее интересные места.

Провалившись на экзаменах в театральный институт, Паша понял, что вообще не стоит никуда поступать и кому-то что-то доказывать: пора было завоёвывать эстрадную сцену сразу, не отвлекаясь на пять лет очередной пустой и ненужной учёбы.

Он начал выступать в молодёжном клубе, читать юмористические сценки, играть скетчи, затем устроился в районный КВН, собрал свою команду игроков-артистов, начал выступать в ночных клубах с программами, составленными самостоятельно. Тогда были популярны названия шоу на английском языке, и Паша сам придумал назвать свою программу «ПАШАRUSSIA».

Пошли аншлаги, потекли ручьём первые деньги, а с ними начались ночные посиделки до утра в кабаках и ресторанах, где среди разврата и пьянства Паша начал и сам «закладывать» уже не по-детски.

Утром, с больной головой и сведенными от постоянного смеха челюстями, он приезжал домой, чтобы переодеться и переждать день-два. Мать ухаживала за ним снова и снова, как за маленьким ребёнком, переодевала ему штаны, застирывала рубашки, вытаскивала из всех карманов спички, сломанные сигареты и смятые пачки рублей и долларов. По ночам она плакала, переживая за сына, но с ещё большей радостью она смотрела его по телевизору, пряча заплаканные глаза от подруг-соседок. Они-то как раз восторгались Пашиными передачами, выступлениями и не могли понять переживаний усталой матери.

– Смотри, какого парня вырастила, Никитишна! Смотри, по всем каналам показывают, – щёлкая кнопками, завидовали ей соседи. – Как смешно он карамельку сосёт…

– Вырастила… – устало опустив руки, представляла себе мать, как сын снова поздней ночью вернётся после съёмок передачи. – Всю жизнь из меня высосал, – тише продолжала она, чтобы никто не слышал. – Всю жизнь…

Паша рос, мужал и совершенствовался. Программа «ПАШАRUSSIA» менялась, шутки и розыгрыши становились острее, ярче, шоу ездило по городам и давало концерты, гонорары росли, здоровья на ежедневные загулы уже не хватало, – Паша стал завязывать с выпивкой, курением и ночными бдениями, – здоровье стало сдавать уже к тридцати. Вместо сигареты Паша теперь целыми днями сосал сладкие карамельки на палочке, а от приглашения «обмыть» концерт вежливо отказывался, уезжал в гостиницу и падал на кровать.

В какой-то момент замаячила и серьёзная актёрская карьера, но лишь… замаячила. Поманила, увлекла и быстро выбросила вон. На первой репетиции в известном театре, куда Павел был приглашён на пробы в спектакль, во время перекура возник спор по поводу серьёзного искусства, и Пашу «пробило». Его «глубоко израненная» юмором душа не могла принять ничего серьёзного:


<< 1 ... 13 14 15 16 17
На страницу:
17 из 17

Другие электронные книги автора Максим Валерьевич Федосов