Надежда

Надежда
Максим Викторович Колпачев

Действие романа развивается одновременно в двух мирах – нашем и фэнтезийном, где, помимо людей, обитают вампиры и ведьмы. В первом главный герой, дизайнер Игорь, живет спокойной, размеренной жизнью, пока случайно не знакомится с успешным финансистом Костей, не подозревая, что их встрече суждено кардинально изменить судьбы обоих. Что касается фэнтезийной реальности, то она мрачна и жестока: большую часть суток здесь царит ночь,а люди испокон веков являются лишь скотом, пищей для высшей расы вампиров. Однако, между двумя мирами есть кое-что общее.

«Воля может и должна быть предметом гордости гораздо больше, нежели талант. Если талант – это развитие природных склонностей, то твердая воля – это ежеминутно одерживаемая победа над инстинктами, над влечениями…» (с) Оноре де Бальзак

«Жизнь не вернешь, вольному – воля» (с) гр. Черный Кофе

Пролог. Горе от ума

Знаете это чувство, когда вам хочется кричать? Встать, открыть рот и заорать так, чтобы все люди рядом упали на пол, в ужасе зажимая руками свои маленькие нежные ушки? И – если такое было б возможно конечно – посыпалось стекло? Причем кричать отнюдь не от того, что кто-либо наступил вам на ногу или испортил новый костюм. Нет, совсем нет. Это уже не то. Орать без причины! Орать просто так! Хотя и это неверно, снова я вру. Причина, конечно, есть. В этом мире (да и других, к слову, мирах) ничего не происходит просто так. И данная ситуация не являлась исключением. Просто причина порой запрятана так глубоко, что найти её не может никто. Точнее, может-то может, но вот чтобы действительно искать… Короче, не будем лезть в дебри непонятно чего. Именно это желание – закричать – неотступно испытывал некий не столь уж молодой человек (на вид ему обычно давали порядка тридцати пяти), сидящий во главе большого, заполненного народом стола.

Человека звали Константин. Шло совещание по итогам второго квартала, а он работал финансовым директором и, конечно, не мог просто встать и начать вдруг орать. Хотя хотелось.

Ничего, успокаивал себя Константин, скоро всё это кончится. Кончится, и тогда… Под «тогда» томилось сразу несколько вариантов, но, если честно, ни один не устраивал директора до конца. Да и не очень-то он их продумывал, эти варианты. Когда ты должен внимательно слушать выступление за выступлением, вечно что-то кому-то отвечать, думать вообще довольно-таки сложно. И уж тем более, если всё это время тебе хочется кричать…

Константин был умнее каждого находящегося в комнате человека. И прекрасно знал это – финансовыми директорами так просто не становятся. Более того, об этом знали и все присутствующие. Кто-то с завистью, кто-то со злостью, а кто-то просто с добродушным восхищением, но признавал каждый: Константин умней. Он – Константин – мог уловить на лету практически любую идею, мгновенно вникнуть в суть самого сложного дела. У него было великолепно развито логическое мышление. Именно благодаря ему их компания вышла в лидеры Московского рынка…

Константин не кичился, принимал как есть. Ибо было ещё одно, о чем сотрудники просто не знали. Пожалуй, об этом не знал вообще никто на этой несчастной планете. А если бы эта мысль каким-то образом достигла-таки мозга работника «ЦентрИнвеста», тот просто отбросил бы её, как галлюциногенный бред. Трудно поверить, что один из самых талантливых финансистов столицы… ненавидит экономику, как школьный двоечник дополнительные занятия по математике.

Это началось довольно давно, когда семнадцатилетний Костя, практически ещё мальчик, поступил в какой-то там институт. Поступил просто так, нельзя же без высшего образования… По крайней мере, так говорила мать. И отец. И все сверстники пытались куда-то попасть… Очень быстро Костя обнаружил, что экономика – очередное поганое занятие для нудных дядечек из офисов и в пиджаках, но уж точно не интерес для нормального, закончившего школу парня. Но природный ум позволял легко делать любые задания, там где другие тратили сутки, Костя управлялся всего-то за час. К тому же в плане «любви» к учебе, то, что испытывал парень было вполне нормально – дай Бог если из всего потока предметы уважала хоть половина… Потом окончание пятого курса, аспирантура (в армию Константин идти не хотел просто категорически – впрочем, опять-таки ничуть не отличаясь в этом от большинства своих сверстников). И так, постепенно, наш герой и превратился в того самого нудного дядечку с офисом и в пиджаке, которых столь не любил на раньше.

Ведь одного интеллекта мало, настоящему человеку нужен стержень, сила духа. С этим у Константина было горааааздо сложней…

Да и то сказать, разве легко уйти с работы, где твоя зарплата превышает всё то, о чем простому человеку и мечтать нельзя, а начальство, буквально, носит на руках?

К тому же, у Константина была дочь. А в муниципальных школах детей превращают в дебилов, так говорила Света, его жена. Она очень твёрдо знала, какое образование должно получить их дитя… Ещё у Константина была старая, больная мать. И много других, небогатых, но ставших вдруг близкими родственников.

Он должен был всё понимать. Должен был думать о будущем. Должен был…

– Так, ладно, хватит, – Константин встал, с удовольствием потянув взмокшую от долго сидения спину, – думаю, этого достаточно. Основу мысли Михаила я ухватил, Андрей и Сергей высказались более чем здраво. Алёна подобьет итоги, а с тебя, Аня, подробный отчёт. Ну как обычно. К Веронике Анатольевне я пойду завтра вечером, всё должно быть уже готово. А сейчас, – директор взглянул на часы, – пора заканчивать.

– Константин Георгиевич! – тут же вскочил какой-то тощий очкарик, – Константин Георгиевич! Мы же ещё не рассмотрели мой доклад о безлимитных займах под двойные проценты! Я проанализировал все ведущие банки!

Нельзя кричать, сказал себя Костя, нельзя. Уже всё равно конец. Лучше заеду к Джону – он говорил, у него сегодня должна быть первосортная травка. Обязательно заеду. И будет классно. Но кричать – нельзя.

Джон был Женя, один из «активно употребляющих» знакомых Константина. Сам Костя употреблял редко, лишь когда совсем уж выводили из себя. Раз в неделю, а то даже и две. Травка нравилась Косте, она снимала напряжение и не требовала никакого «опохмела» по утрам. Но он понимал, что это штука довольно опасная, и потому старался относится к таким делам осторожно.

Пока вроде получалось…

– Лёш, – произнес Константин, справившись наконец-то с злым голосом внутри себя, – прочтешь доклад завтра Ане. Дальше чётко по её инструкциям, ясно?

Аня была первым заместителем директора, умной и – главное – очень энергичной девчонкой. Она убила бы за место Кости. Но, тем не менее, серьезно уступала ему в аналитических разборах ситуаций. Это было нормально – ему всегда все уступали.

Судьба…

– Ясно, – немного обиженно ответил очкарик, с недовольным видом садясь назад.

Но Косте было наплевать. И на очкарика, и на какую-то там мелкую обиду… на всё. Мысли были только об одном, о том, что могло помочь сознанию удержаться на грани реальности, не соскользнуть в бездну бесконечных цифр, графиков и акций…

– Алло? – сказал он в трубку, едва покинув высокое здание, – Джон, это ты? Это Костя. Узнал?..

Часть Первая. Штиль

Обычно, если в толпе появляется красивая девушка – я имею в виду действительно, по-настоящему красивая девушка – то это никак не может остаться незамеченным окружающими. Находящиеся рядом мужчины начинают хорохориться, расправлять плечи, как бы «невзначай» бросать соседу короткие и откровенно хвастливые фразы… Кое-кто посмелей – а может, просто успевший побольше выпить – обязательно обратится к красавице и напрямую.

Я уж молчу о всяческого рода скабрезных шутках, неизменных спутниках такого рода ситуаций…

Но на этот раз все было иначе. Мэв вошла в толпу так, словно была очередным дровосеком в дурацкой холщовой рубашке и каких-нибудь мешковатых штанах, а отнюдь не первой по красоте девчонкой всего нашего Поселка. Её конечно пропускали, поворачивали плечи, когда надо – подвигались, давая место – но не более. Глаза людей были устремлены на высокий дощатый настил, возведенный посреди площади, смотрели туда и только туда. Ведь там сейчас происходило нечто очень, чрезвычайно важное – казнили человека, и, более того, повстанца. Да, казни сами по себе у нас были не так уж и редки – раз в полтора-два месяца обязательно находилось несколько несчастных, осужденных «строгим, но справедливым» судом на, как чопорно объявлялось с помоста, «лишение головы путем единомоментного отрубания оной классическим обоюдным топором образца 7492 года»… но чтоб повстанца!.. Настоящего, без скидок, повстанца?! О нет, конечно же Владыки не были настолько глупы, чтобы объявлять о принадлежности осужденного вслух. Но слухи, слухи… Это проклятье и благословение всех власть имущих во все эпохи и времена – в зависимости от того, как уметь ими воспользоваться… В Поселениях, подобных нашему, практически ничего нельзя удержать в тайне – да и то сказать, как сохранить секрет, если каждый второй (если не каждый первый) – фактически твой знакомый? День, два – и вот уже деревня бурлит, «обмывая косточки» и вовсю обсуждая подробности произошедшего. А уж если и настоящие свидетели найдутся…

Я стоял среди толпы – настороженной, недоброй, и, как обычно, молчаливой – и в который уже раз пытался понять – что же на уме у всех этих людей? О чем они думают – вот прямо сейчас? Взгляды, все как один, были устремлены вверх – но там все стандартно: четыре бледных фигуры на помосте, еще десятка полтора – вокруг, образуя обязательное для таких случаев «кольцо ограждения». С этими все ясно – стоят практически не двигаясь, не дыша – что благородным иррам до мыслей и устремлений обычных смертых?

Но вот люди… Я смотрел в их глаза: на поднимающиеся и опускающиеся ресницы, на зрачки всевозможных цветов и оттенков – у кого-то узкие, словно срез портняжной иголки, у кого-то, наоборот, расширившиеся до края – и все никак не мог понять: что они сейчас ощущают? Опущенные руки, напряженные – но не сверх меры! – тела… И, конечно, наглухо закрытые рты. Тишина… Происходящее на помосте словно заколдовывало, завораживало всех вокруг – но не в том приятном, мистическом смысле, которое я когда-то раньше вкладывал в это слово, а… в каком-то другом. Недобром? Однозначно. Но в тоже время и не то чтобы злом, не откровенно враждебном. Хотя, будь я вместе с теми, на помосте… вряд ли смог бы держаться настолько спокойно против такой толпы. Стоящие вокруг люди смотрели, боясь пошевелиться, боясь вздохнуть – лишь бы не пропустить ни секунды из того, что произойдет здесь сейчас…

И молчали. Идеальные зрители для какого-нибудь бродячего театра – если, конечно, не считать этой мрачной напряженности, разлитой, как говорится, в самом воздухе…

За последние сорок-пятьдесят лет в наших краях не было ни одной попытки отбить приговоренных… Но так здесь встречали каждую, без единого исключения, казнь.

На ум неожиданно пришли все те исторические книжки, которыми столь много пичкали меня в детстве. И описание средневековья – одно и тоже, словно однажды созданное кем-то, а потом банально раз за разом сдираемое под копирку верными последователями… И, конечно, точно такие же фильмы…

Ах, историки, историки!.. Сколько раз я слышал и читал о пьяной необузданной толпе, бурно радующейся каждой публичной казни? Как часто видел – на экране кинотеатров, конечно – массы весело вопящих человеческих фигурок на фоне дергающегося в костре инквизиции человеческого силуэта? «Одно из немногих развлечений простонародья»… «Жестокие нравы обуславливались скотскими условиями существования человека»… Так погибли Гораций, Хоммельтон, Бруно… «Лучшие умы уничтожались под свист и улюлюканье толпы»… Да, конечно у нас тут не совсем Средневековье – а кое-что так и вовсе потянет на какой-нибудь XIX век – но всё же, всё же…

Мои размышления были прерваны довольно беспардонным образом: к самому лицу приблизились чьи-то губы, и горячий шёпот полился прямо в уши:

– Игорь, ты что, заснул? Мэв здесь! Она пришла – ты что, не видел? Пошли скорее, ну!

Виталик. Ну разумеется. Разглядел-таки свою ненаглядную – и разом забыл обо всем на свете. Толпа, казнь, зачитывание приговора… Мэв здесь – разве что-то ещё имеет хоть какое значение?!

Что ж, у каждого правила, как известно, должно быть своё исключение…

– Пошли, – сказал я только ради приличия – Виталик просто сцапал рукав моей рубашки и потянул за собой: туда, где, как он видел, скрылась Мэв…

Как оказалось, девушка стояла почти у самого помоста – буквально в трех шагах от кольца ограждения, чуть ли не нос к носу с «благородными иррами».

– Привет, ребята, – почти не повернув головы, негромко произнесла она, когда мы с Виталиком прорвались-таки сквозь разномастные ряды наших односельчан и вывалились где-то в полуметре от неё. Произнесла так, словно все это время ждала нашего появления.

– Привет, Мэв, – поздоровался мой друг (причем я готов был спорить на месяц работ по усиленному графику, что только царящая вокруг ночь скрыла покрасневшие щеки парня).

– Привет, – поздоровался и я.

Продолжение беседы – если бы оно было, конечно – оказалось прервано собственно тем, ради чего мы все здесь сегодня и собрались. Началом казни.

На помост поднимался сам Витольд – сотник армии Ледяных Владык, Смотрящий нашего Посёлка и, разумеется, главнейший из всех находившихся в округе ирров. Или вампиров, если уж говорить по-людски.

Витольд был уже немолод. Недавно, по слухам, ему стукнуло полных пятьсот лет – первый порог зрелости для этого племени. Ну как для человека… где-то порядка сорока, наверное. Лицо Смотрящего выглядело под стать – в тусклом свете многочисленных масленых ламп можно было разглядеть частые морщинки, рассекавшие лоб и щеки сотника. Пожалуй, для своего возраста Витольд был даже чересчур уж «немолод»… Ведь то, что вампиры не стареют – всего лишь один из многочисленных мифов, наравне с крестом или там чесноком… Время властно над всем – и кровососы здесь не являлись каким-либо исключением. Порой они даже умирали от старости – хотя, если уж честно, то всё-таки редко. Очень и очень редко…

Наверное, для сотника армии Ледяных Владык быть управляющим всего одного Поселения лесорубной полосы – пусть даже и весьма крупного – всё-же не очень престижно. Наверное, это как-то сказалось на характере самого Витольда… не знаю. Многие говорили о его жестокости и злости – я лично такого никогда не замечал. Переработки конечно бывали… но скажите, где обходилось без них? Казни? Да, время от времени у нас кого-нибудь убивали – но все же не часто и без излишнего садизма. Публичные порки? Тоже да, практически не проходило дня – или, правильней сказать, ночи – чтобы на площади не избивали кнутами очередного «провинившегося перед Престолами Ледяных Владык». Но что тут скажешь? Какие времена, такие нравы… Хотел бы я посмотреть на «говорунов» где-нибудь в шахтах Серебряных гор, под суровой рукой Злых Баронов – хоть на одну недельку! Заодно бы убедились, что указанные бароны не зря носят именно такое прозвание…

Возможно, кто-нибудь мог подумать, что я защищал Витольда. Отнюдь. Я просто старался быть объективным.