Девушка с досадой поморщилась.
– Тебя что, ничем не пронять? – она смахнула пулевик назад, с глаз долой, – Меня до сих пор трясет, а с тебя все, как с гуся вода!
Нергал пожал плечами. Спокойствие и уверенность не рождаются за один день. Их нужно заслужить, как и многое другое в жизни.
– Знаешь, у меня есть один вопросик… – задумчиво протянула Валерия, потягивая крепкий напиток, – Что было бы, если пуля попала в меня?
Палец девушки указал на часть прически, срезанную огненным снарядом.
Рихтер посмотрел на волосы, взгляд невольно пробежался по худощавой фигуре, оценив пупырышки грудей и выпирающую задницу.
– Ты видела, что стало с каменной стеной? – в свою очередь спросил убийца.
Валерия нервно сглотнула.
– Понятно…
Оба немного помолчали, девушка допивала очередной бокал, Нергал неприкрыто ее разглядывал.
Бандитка тяжело вздохнула, сунувшись вниз. На стол бухнулась толстая папка, завязанная милым розовым шнурком.
– Вот, – буркнула Валерия, – Здесь все по Кроу. Охрана, защита, посты, входы и выходы…
Нергал протянул руку, взвесив папку на ладони.
– Что-то еще? – девушка удивленно изогнула бровь.
Рихтер хмуро улыбнулся.
– Мне нужен секс.
Валерия поперхнулась, в первый момент просто охренев от невиданной наглости. Она посмотрела на гостя в упор – нет, он вовсе не шутит. Девушка хотела послать ублюдка куда подальше, но вдруг захлопнула рот.
А почему, собственно, нет?
Обычно Бандитка трахалась со всяким отребьем – слабохарактерными мужичонками, которые только и могут, что работать языком да членом. Она любила руководить, командовать. Ляг так, сунь этак, двигайся быстрее и не вздумай кончать…
Никто и никогда не смел поиметь дочь Готти грубо, жестко, как портовую девку… Она почувствовала, что возбуждается.
Нергал обошел барную стойку, сильные руки притянули девушку к себе. Губы впились жадным поцелуем, мужчина рывком посадил ее на стол, разом сдернул штаны и нитку трусов. Валерия откинулась назад, стройные ноги широко раздвинулись.
ГЛАВА 32
В далеком заводском районе Берлина, среди дымящих трубами фабрик, на загаженном донельзя пустыре расположилась типовая прямоугольная коробка пятиэтажки. Верхние этажи – жилые, отданы под коммуналки для командировочных, первый этаж разделен на множество комнаток, приспособленных под офисы всевозможных фирмочек и агентств.
В дальнем конце тусклого грязного коридора, рядом с вонючим санузлом, расположилась массивная обшарпанная дверь с потертой ручкой и тяжелым замком. За дверью спряталась узкая вытянутая комната, еле-еле вмещающая в себя два шкафа и два же стола. Старая мебель хранит на себе множество папок, бумаг, целые горы канцелярских принадлежностей. На самом краешке столешницы затерялись крохотный чайник и две замызганных чашки.
Как насмешка над теснотой, потолок комнаты возвышался на добрых пять метров. Некогда он был идеально белым, но те времена давно прошли. Сейчас там царит паутина и копоть.
Узкое окно с толстой решеткой выходит на загаженный двор. Через грязное стекло еле пробивается уличный свет. Мрачный светильник высоко под потолком ощутимо силится разогнать темноту. Ледяные батареи не дают даже надежды на тепло, погода не позволяет открыть форточку.
Топот соседей сверху дополняется пьяными криками с улицы. Скрипучий пол реагирует на любое, самое осторожное движение. Пахнет мусором, из коридора ощутимо тянет туалетом.
Так выглядела штаб-квартира недавно образованной спецгвардии.
На скрипучих неудобных стульях расселись двое: гигант-оборотень Вольф Шлоссер и, собственно, глава спецгвардии, дознаватель Ханс Краузе.
Они вели вполне непринужденную беседу, не обращая особого внимания ни на стесненные обстоятельства, ни на вонь и крики. Человек привыкает ко всему, особенно если осознает, что это лишь начало, первый шаг большого долгого пути.
Разговор петлял, перекидываясь с одной темы на другую, но его нить то и дело возвращалась к Нергалу Рихтеру и череде убийств, прокатившихся по Берлину.
– Как думаешь, что он будет делать дальше? – задумчиво поинтересовался Вольф.
Ханс ответил не сразу, хоть и обдумывал этот вопрос уже не единожды.
– Два варианта: или начнет с Кроу, или замахнется прямиком на канцлера.
– Да ладно! – оборотень с сомнением глянул на товарища: не шутит ли? – Судьи, прокурор… Я все могу понять, не велики мошки. Но канцлер? Его охраняют так, что и близко не подойдешь. Да и Кроу тот еще перестраховщик.
– На самом деле гораздо интереснее другой вопрос. Что будет, когда он убьет этих двух? Остановится или не сможет? Хватит ли жертв внутреннему демону, или тот будет требовать все новых смертей?
– Значит, ты не сомневаешься, что убить Кроу и Вейсмана вполне по силам? – оборотень глянул удивленно.
– Мы не знаем пределов Рихтера… Например, что ты скажешь про смерть Ибрагима Пэйна?
– Туда ему и дорога! Редчайшая мразь…
– С этим не спорю… Но ты ведь знаешь, что некромант был известен своей легендарной паранойей. Разве кто-то предполагал еще вчера, что можно вот так, – Ханс щелкнул пальцами, – Хоп! И развоплотить сильнейшего темного мага Республики…
– Ловко, ничего не скажешь, – согласился Вольф, – И главное, никто так и не понял, как работа проделана…
– Так и бывает, когда действует профессионал.
– И все равно, не верится мне, что Рихтер полезет на Кроу. Это уж слишком… высоко!
– Спорим? – весело кинул Краузе, – Лично я уверен процентов на девяносто.
– Хорошо, замахнуться-то он может, но убить… Для этого не хватило бы целой армии.
Дознаватель задумчиво покачал головой, не соглашаясь с другом.
– Армии, может быть, и не хватило бы… Но Нергал… Этот убийца слеплен из другого теста. Вернее, это мы из теста, а он будто из стали. Ни сомнений, ни страхов, ни лишних размышлений. Он просто приходит и делает то, о чем я не могу даже начать думать, как подступиться. В этом наше отличие. Там, где я буду строить выигрышный план, Рихтер просто не задумывается о возможности проигрыша. И в этом есть… определенная неотвратимость, но и обреченность тоже.
Долгое время в комнате царило молчание. Краузе размышлял, уставившись в потолок, а оборотень делал вид, что занят важным делом – перекладывает бумаги из одной стопки в другую.
– Послушай, Ханс, – здоровяк нарушил, наконец, тишину, – Я знаю, ты разбираешься в людях, и вообще… Скажи мне, этот Нергал… То, что он делает… Убивает всяческих тварей… Это хорошо или плохо?
Дознаватель еле заметно усмехнулся: так вот что волнует оборотня. И самое главное, несмотря на почтенный возраст – Вольфу давно перевалило за сотню – он все также сохраняет почти детскую наивность и непосредственность. Нет, ну действительно, «хорошо или плохо» – такими категориями мыслит ребенок, взрослый спросит совсем по-другому.