Аксиомы бега. Хроника рубежа тысячелетий

– Пойду за сухарями.

И не спеша пробрел к ближайшему магазину. Мне надо было побыть одному, пережить свой позор и извлечь уроки. Больше хвастаться я не буду! Тем более, впереди – Олимпиада.

Олимпийский огонь

Олимпиада, Олимпиада! Она приближалась радостно и неотвратимо. О ее близости, захлебываясь, писали газеты, кричало радио, торжественно сообщало телевидение. Выпускались почтовые марки, в книжных магазинах целые полки были заполнены книгами спортивной тематики. Из открытых окон доносились песни Александры Пахмутовой и Николая Добронравова, посвященные спорту и Московской Олимпиаде. В газете «Советский спорт» шел обратный отсчет дней до ее открытия. Я не просто ждал открытия, я тренировался почти каждый день, не считая обязательной утренней зарядки. Плевать мы хотели на происки американских империалистов! Пусть подавятся своим бойкотом.

А олимпийский огонь, зажженный в Греции, уже двигался по нашей стране.

Бегуны несли факел поочередно, передавая друг другу через каждые 2–3 километра. Сообщение о том, что эстафета пройдет через Тулу и, следовательно, по Симферопольской трассе, было воспринято с радостным ликованием. Шоссе идет мимо Липиц по мосту через Оку, от моего дома всего какой-то десяток километров! Надо быть там в 14.30. Решение было принято быстро и бесповоротно. Не знаю уж каким чудом засекреченный график движения стал известен, но время прохождения огня все знали твердо. Рассудив, что не подобает встречать олимпийский огонь, приехав на автобусе или машине, я решил идти пешком. Правда, идти все-таки далековато. Не вполне надеясь на свои силы, я договорился с другом, что он поедет на велосипеде, а я буду держаться рукой за багажник. Так легче. По нижней дороге, вдоль Оки идти короче. Значит, пойду по нижней. Расстояние в 10 километров от моего дома я прошел достаточно быстро, несмотря на постоянные оглядывания назад в ожидании друга с велосипедом, но он так и не появился.

На встречу огня, одновременно со мной, двигалось еще несколько пацанов на велосипедах. Подойдя к мосту через нижнюю дорогу, я увидел довольно большое скопление народа. Питая неприязнь к массовкам, я взобрался по крутому склону и залег в траву у самой дороги. Вид был великолепный, трасса просматривалась чуть ли не на километр, и от толпы меня отделяло метров двести. Я уже видел, как разминается счастливец, которому доверено нести факел. Кто-то попросил у него автограф, и он, смущенно улыбаясь, неуверенно поставил свою подпись. Все волновалось в ожидании. Но тут бдительный милиционер заметил меня и препроводил в отведенное для просмотра место, в толпу, с которой я никак не хотел сливаться. Всего собрались сотни две – три зрителей, значительная часть которых стояла на верхнем мосту, над самым шоссе. Я тихонько отошел на несколько шагов в сторону, вглядываясь в даль, из которой должен был возникнуть светлый образ факелоносца. Томительные минуты ожидания растянулись, похоже до самой Тулы. Наконец показался милицейский эскорт, машина с мигалкой и, за ней, бегун с факелом в руке. Добежав до поджидающего его преемника, он приостановился и с торжественностью передал свой символ уже ставшему нам знакомым спортсмену. Тот уважительно принял драгоценную ношу и неторопливо потрусил вперед. Через несколько минут его не было видно ни его, ни машин сопровождения. Все закончилось. Народ стал расходиться.

Тщетно поискав глазами друга с долгожданным велосипедом, я тронулся в обратный путь. Позже выяснилось, что он также тщетно искал меня на верхней дороге. Не знаю почему мы не смогли договориться, но я, хотя сильно устал, отмахав за день 20 км, был счастлив. Еще бы, своими глазами увидел олимпийский огонь!

Всю Олимпиаду я почти не отходил от телевизора, прерывая просмотры только ради сна, еды и тренировок. Герои Московской Олимпиады прочно заняли места на трибуне моих кумиров. Людмила Кондратьева, Александр Дитятин, Виктор Маркин, Вольдемар Цирпинский, Мирус Ифтер, Сергей Сухорученков, Владимир Сальников – вот далеко не полный перечень имен, оставшихся навсегда в истории спорта. Просмотр олимпийских трансляций заполнил все дни. Даже тренировался я урывками, но радостно и вдохновенно.

И еще раз я увидел огонь Московской Олимпиады, когда ехал на метро. С застекленной станции был хорошо виден стадион «Лужники», над которым гордо высилась огромная чаша с пылающим огнем. И этот образ навсегда сохранился в моей душе. В то лето я тренировался напряженно, почти каждый день. Впервые пробежал десять километров на время, но в основном делал упор на прыжки. Прыгать я любил, особенно в высоту. Чувство полета, пример олимпийского чемпиона и рекордсмена мира Валерия Брумеля, вернувшегося в спорт после страшной аварии, служили маяком, к которому надо стремиться, пробиваясь сквозь темноту усталости и лени. Но наступила осень, началась учеба в школе, и постепенно мой порыв почти угас. Нет, олимпийский огонь в душе горел все так же ярко, но как бы издалека, освещая уже другие цели.

Бег и снежки

– Да куда тебе!

– Ты что в самом деле нас обогнать хочешь? Да мы на гребле тренируемся по четыре раза в неделю. Кроссы бегаем, ноги качаем, а ты?

– Да он вообще не бегает! Легкую атлетику еще прошлой зимой бросил.

Ответить мне было нечего. В словах одноклассников была суровая, как брянский лес, правда жизни. Я действительно почти не тренировался. Нет, поприседал, поотжимался и попрыгал, пожалуй, дня три назад. А вот не бегал, наверное, с декабря. Все как-то не до этого было, да и зима, холодно и скользко. Разве что утром в школу, когда опаздывал – полтора километра, но это редко. Обычно и быстрым шагом успевал. А вообще-то я всю зиму занимался в шахматном клубе, два раза в неделю. Дебют, миттельшпиль и эндшпиль. Сицилианская защита, ферзевой и королевский гамбит – кое-каких успехов я достиг. Но шахматы мне сейчас точно не помогут, это было ясно. Вот оно, начало мая, и надо бежать тысячу метров. Оценку, между прочим, зарабатывать. В апреле все-таки несколько раз пробежался, и неделю назад на уроке физ-ры мы бегали ускорения 10 раз по 100 метров через 100 трусцы. Но все равно шансов обогнать тех, кто постоянно тренировался – никаких, и день стоит не по-майски хмурый, о весне напоминает только взбалмошный ветер, беспрерывно меняющий окраску неба. Да, позитива никакого, и вообще… даже и четверку получить сомнительно. Все эти мысли проскочили в моем разуме со скоростью тропического торнадо и так же стремительно унеслись прочь, оставив после себя хаос и неутешительный вывод о бессмысленности предстоящего испытания. Но, несмотря на здравый смысл, я, набычившись, стоял на старте с твердым намерением бежать изо всех сил и не уступать никому. Видя бесполезность убеждения, здравый смысл меня покинул. Просто потихонечку испарился из моей головы и прилег на еще пожухлую травку, отдохнуть и посмотреть, чем кончится дело. Он знал, что через две или, максимум, через две с половиной минуты я буду отчаянно к нему взывать, и тогда настанет его миг славы.

Но я ничего не хотел об этом слышать. Школьный стадиончик – 200 метров. Надо просто продержаться пять кругов. Я, конечно, знал, насколько это будет непросто, но покинутое место здравого смысла в моей голове заняло упрямство, которое твердило: «Давай, давай, покажи, на что способен! Вцепись в лидеров мертвой хваткой и держись!»

Физрук, Михаил Иваныч, решил запустить всех парней скопом, в один забег. Зная по опыту, что старшеклассники растянутся и у него будет время четко выкрикнуть каждый результат отдельно и членораздельно, а Вадик, вовремя принесший справку и таким образом уклонившийся от соревнования, успеет записать три-четыре циферки, обозначающие показанное время. Наши возможности физруку были известны, и поэтому из тринадцати человек, стоящих на старте, он обратился персонально ко мне:

– Воробьев! Не беги сразу сломя голову, побереги силы на последний круг! Готовы? На старт! Марш!

Щелкнул секундомер, и мы помчались. Да, именно это слово более всего подходит для первых секунд упоительного чувства, когда перед тобой лежит неизведанное, а усталости еще нет. Ветер пространства и приключений стучался в мою грудь, и я бежал. Между прочим, третьим. Андрюха и Серега оторвались сразу, и догонять их было бесполезно. Они всегда были здоровые, даже не как кони, а как буйволы. Всего три месяца назад – в феврале, мы соревновались, кто выше снежок кинет. Нашли стену девятиэтажки, где окон не было, и швыряли. Я только до шестого этажа докинул, а они на крышу забрасывали. Хотя снежки к бегу косвенное отношение имеют, но все же более близкое, чем шахматы. А всего их тут пятеро, кто в нашем классе греблей занимается. Есть еще один самбист, но он не в счет, всегда так себе бегал. Остальные в спортивные секции не ходили, правда, Игорек и без этого здорово бегал. Иногда даже меня обгонял. Главное, чтобы не сейчас… Вот уже два круга позади и ноги стали предательски уставать, а распахнутой ветру груди катастрофически не хватало воздуха. На одной прямой, которая должна была стать финишной, ветер дул прямо в лицо и пробиваться сквозь этот поток воздуха было ужасно трудно. Зато на противоположной стороне он толкал тебя в спину и можно было почти лететь. Вот я уже вхожу в долгожданный вираж, сейчас можно будет хоть немного передохнуть! И тут меня догнали. Из-за моего плеча выросла внушительная фигура, чуть замешкалась и стала удаляться от меня гигантскими шагами. Конечно, это был второй Андрюха, который Басюкин. Хотя по справедливости надо признать, что в нашем классе он много лет был первым. Как я про него забыл? Самый высокий, сильный и прыгучий. Только за последний год его смогли обогнать в беге те двое, что сейчас далеко впереди. Но все равно Басюкин был выше ростом, а плавает лучше всех, недаром в секцию ходит. Он тоже снежки кидал, до 9-го этажа добросил. Потом захотел и на крышу забросить, я как раз лепил крепкий комок, чтобы повыше кинуть, а то 6-й этаж несерьезно. В этот момент Басюкин изогнулся, размахнулся и швырнул свой снежок. Видимо, что-то он не рассчитал, потому что снежок вместо полета точно вверх, полетел куда-то в бок. Описав невероятную дугу, он врезался в окно на седьмом этаже, которое загудело и зазвенело. Этот звук послужил сигналом к поспешному бегству и окончанию соревнований по метанию снежков вверх. Тогда бы мы точно все пятерки по бегу получили, если бы нам время засекали. А сейчас Басюкин удалялся от меня семимильными шагами, и держаться за ним не было никакой возможности. Кто-то надсадно дышал мне в правое ухо, а кто-то топал за спиной. Скосив глаза, я увидел Леху, который явно собирался меня обогнать. Между тем сил у меня почти не осталось, горло просто горело от вдыхаемого с пулеметной частотой воздуха. Все правильно. Двое гребцов и пловец меня обогнали. Осталось еще двое. Сейчас они обгонят меня, а потом, наверное, и все остальные. Головой надо было думать! Из последних сил я воззвал к здравому смыслу, который продолжал лежать на травке, уставившись в весеннее небо и лениво покачивая ногой. Но он даже не повернул головы в мою сторону. Такого пренебрежения я стерпеть не мог. «Без тебя обойдусь!» – крикнул я здравому смыслу, разумеется, про себя, потому что говорить вслух к этому моменту я уже не мог, и, стиснув зубы, старался держаться за Лехой. Вот эта самая прямая, где ветер просто останавливал нас, бегущих к славе и оценкам. Предпоследняя! Дотерпеть до виража, а там всего круг останется. И тут, раздвинув тучи, посмотреть на нас, выглянуло солнце. Под его лучами все заиграло новыми красками, мир стал разноцветным, а мы, уже умирающие на бегу, вдруг ощутили прилив сил. Чудодейственной силы солнца хватило метров на тридцать – сорок. Этого расстояние позволило мне добраться до спасительной прямой, где ветер ощутимо толкал в спину, заставляя быстрее передвигать ноги. Я держался за Лехой, а он понемножечку убегал от меня. Последний круг я помню плохо. Главное, что меня больше никто не обогнал, и я пришел к финишу пятым.

Я сидел на дорожке и никак не мог отдышаться. Горло и грудь просто горели, и даже холодный ветер не мог их остудить.

– Тренироваться надо! – назидательно изрек здравый смысл, вернувшийся на свое место в моей голове.

– Без тебя знаю! – огрызнулся я.

– Не сиди! Походи, – это уже физрук. Что ж, надо вставать.

– Какое у меня время?

– Три тридцать пять. Четверка.

Три тридцать пять! Это же на две секунды лучше моего личного рекорда! Еле передвигая ноги, я шел по дорожке, а мой взбудораженный мозг соображал. Если я без тренировок так пробежал, что же будет, когда начну тренироваться? Нет, хватит! Никаких поблажек и отговорок. С завтрашнего дня начну. Надо, надо тренироваться!

Ритуалы бега

Нет, не суждено было тогда моим мечтам сбыться. Бегать я, конечно, начал, но назвать это регулярными тренировками пока еще было нельзя. Случались перерывы по неделе, а то и больше. Слишком многим я был увлечен, и совместить все было трудно. По-настоящему тренироваться в беге я стал только после армии. И вот уже больше 30 лет бегаю почти ежедневно. Вот и сейчас, как всегда, собираюсь на пробежку выполняя привычные действия, ставшие за это время ритуалом.

Перед выходом из дома всегда тщательно шнурую кроссовки. Это важный момент, означающий завершение первой части ритуала и переход ко второй. Первая часть – это облачение в беговую форму. Футболка и спортивные трусы, если прохладно, то кофта и штаны. Если совсем холодно, то двое штанов и две кофты. А еще шапка, перчатки, носки… Летом одежды – минимум, зимой гораздо больше. Ритуал сборов растягивается. Мне иногда он кажется резиновым. То растягивается, почти до бесконечности, то резко сжимается до нескольких минут. Все зависит от погоды, настроения и жизненных обстоятельств. Выйдя за порог, начинаю разминку прямо в подъезде. Махи руками, наклоны, повороты корпуса – все это я проделываю спускаясь по лестнице. Проверяю, не слишком ли плотно зашнурованы кроссовки, или наоборот, не слишком ли слабо. Слушаю свое тело, как скрипач-виртуоз свою скрипку. Насколько забиты ноги, не побаливает ли где, не тянет? Проблемным местам уделяю особое внимание, стараюсь разогреть их упражнениями, растянуть получше. К выходу на улицу я подхожу вполне себе подготовленным. Соседская собачонка, иногда случайно встречающаяся на этом пути, громким лаем и рычанием проверяет мою готовность. Если настрой у меня боевой, то она близко не подходит. Животные чувствительней приборов. Но вот и улица, еще насколько наклонов, и я готов. Смотрю на часы, включаю секундомер и начинаю бег. Начинается самый важный и главный ритуал. Ритуал гармонии с самим собой и окружающим миром. Бег – это сакральное действо. Что бы не говорили врачи, тренеры, энтузиасты здорового образа жизни – они могут оценить лишь внешнее воздействие бега на организм. Главное же совершается внутри. Мистическая сущность бега не поддается четкому определению. Бег – это победа над расстоянием и временем, путешествие к себе. Бег – это сконцентрированное выражение жизни, метафора жизни. Все мы бежим от рождения к смерти, от старта к финишу. И самое важное, то, что мы обретаем на этом пути в своей душе. Хотя надо признать, что от внешних условий тоже многое зависит. Достаточно сравнить бег в манеже и городском парке. У меня есть несколько привычных трасс, по которым я наматываю километры. Несколько направлений, чередующихся в зависимости от настроения и погодных условий. На каждой дороге – свои особые отметки, позволяющие точно оценить расстояние. Контроль темпа, контроль преодоленных километров – ритуалы, ритуалы… Наконец, завершение тренировки – тоже важный ритуал. Выключение секундомера, переход с бега на ходьбу, обязательная растяжка – все, что позволяет вернуться к обыденной жизни.

Сколько бегунов в мире проделывают те же самые действия! Вариации разнообразны, но тема – одна. Самый главный ритуал, самое главное таинство – сам бег. Он объединяет бегунов не только разных континентов, но и разных эпох. И старые, и молодые, и те, кому уготовано судьбой бегать, но они еще не знают об этом, и многие поколения уже ушедших людей, чья жизнь была связана с бегом. Через столетия и тысячелетия можно услышать голоса ушедших, их легкие шаги. Вот так же сосредоточенно и тщательно шнуровал свои сандалии древнегреческий гонец Фидиппидес, перед тем, как отправиться в свой легендарный пробег из Афин в Спарту. Стоит лишь прикрыть глаза, и ты видишь палящее солнце, горы и каменистую тропу, ведущую в Лаконику. Сквозь тьму веков до тебя доносятся голоса канувших в Лету времен, великие тени прошлого, дошедшие до нас в древних преданиях. Проступают прекрасные силуэты бегущих мужчин и женщин, преодолевших пелену забвения.

Тьма веков

Из невообразимой временной дали появляется исполинская могучая фигура. Широкие плечи, ноги и руки, увитые мускулами, борода, резкие черты лица, львиная шкура на плечах. Геракл! Величайший из героев Древней Греции. Это он целый год неустанно преследовал Керинейскую лань, во время своего четвертого подвига. Четвертого из своих самых знаменитых двенадцати, которые он совершил, находясь на службе у Эврисфея. Целый год непрерывного бега, с краткими передышками на чуткий сон. Но на этом испытания на выносливость не закончились. Во время своего десятого подвига Геракл предпринял путешествие на край земли, туда, где заходит солнце, за коровами великана Гериона. Затем отправился в подземное царство мертвых, откуда до него не возвращался обратно ни один смертный. И, наконец, во время двенадцатого подвига совершил кругосветное путешествие, добыв волшебные яблоки Гесперид. Те самые, что дарят отведавшему их вечную молодость. Сколько стадий было пройдено пешком и бегом, кто сможет сосчитать? Сколько сражений, поединков, побежденных противников… Именно Гераклу приписывают основание Олимпийских игр.

Под стать ему и быстроногий Ахиллес – самый прославленный герой из тех, что воевали под стенами Трои. Никто не мог соперничать с ним ни в беге, ни на поле брани.

А вот прекрасная охотница Аталанта, которую не мог обогнать ни один мужчина. Всех сватавшихся к ней, она заставляла состязаться с ней в беге. Победившему наградой должна была стать она сама, проигравшего ждала смерть. Многих мужчин погубило это соперничество, и неизвестно, сколько бы погубило еще, если бы не вмешательство богини любви Афродиты.

Хитроумный Одиссей, прославившийся своим умом и долгими странствованиями, был непревзойденным бегуном.

А дальше те, чье существование подтверждено историческими источниками. Уже знакомый нам Фидиппидес, Корэб – первый Олимпийский чемпион в беге на одну стадию, родосец Леонид – 12-кратный олимпийский чемпион, Гермоген из Ксанфа…

Спартанцы, афиняне, микенцы, аргоссцы и жители других греческих полисов-государств.

Игры в Олимпии, Немее, Дельфах, Пифии, Афинах… Расцвет физической культуры и агонистики.

А там, в темноте, притаились Древний Египет, Ассирия, Персия, Македония, грозный Рим.

Тысячи и миллионы ног утаптывали дороги Европы, Ближнего Востока, Азии. И сквозь непроницаемую тьму веков доносится до нас топот бесчисленного множества ног.

Форма одежды – «Голый торс»

Топот множества ног, грохочущие по полу сапоги, застегивающиеся на ходу гимнастерки, торопливое построение. Спустя сорок пять секунд второй танковый батальон кадрированного полка выстроен в одну шеренгу в длинном коридоре казармы. В будние дни подъем в армии всегда ровно в 6.00, независимо от времени суток, как говаривал прапорщик Голопупов. Старшина Попов, отдавая честь, рапортует дежурному по батальону: «Товарищ капитан, второй танковый батальон построен!» Флегматично обведя нас взглядом, капитан Сосновский, ровным, ничего не выражающим голосом командует: «Строиться на зарядку перед казармой, форма одежды номер два». Номер два – это значит голый торс. Штаны и сапоги. Торопливо сбрасывая гимнастерки, поглядываем в окно. На улице темень и холод, типичное ноябрьское утро. Размышлять некогда. Капитан Сосновский – командир строгий и два раза не повторяет. Надо отдать ему должное, всегда сам пример показывает. Строимся перед крыльцом. Падают снежинки. Температура, наверное, плюс два или три градуса. Плюс явно, потому, что на лужах льда не наблюдается. А всего два или три из-за того, что снежинки не торопятся таять. Трава уже засеребрилась под светом казарменного фонаря. Холодно, стоим, идет перекличка. Хорошо, что нас только тридцать человек, а не сто, как в полной части. Старшина торопливо выкрикивает фамилии, ему так же торопливо отвечают: «Я! Я! Я!..». Сосновский в одних брюках и сапогах, как и все мы, равнодушно смотрит куда-то в пространство, словно все происходящее его не касается. Похоже, что холода он совсем не чувствует. Он его и действительно не чувствует, настоящий морж, регулярно в пруду купается, даже зимой в прорубь ныряет. Многолетняя закалка, у нас такой нет. Кое-кто начинает усиленно дышать на руки и тереть уши. Мгновенно следует команда: «Отставить, смирно!». И как заметил, ведь и не глядел на нас вроде. Вытянувшись в струнку, дожидаемся окончания переклички.

Месяц назад на учениях у нас при переправе через реку застрял танк. Очень нехорошо застрял. Переправлялись по дну реки, специальные выхлопные трубы на танки установили, высотой в 5 метров. Когда переправлялись над водой только полметра этой трубы виднелось. Значит, глубина где-то четыре с половиной метра. Дно илистое, вести машину надо аккуратно, если газовать, или наоборот, плестись – засосать может. И вот засосало. Точно посередине переправы. Река не узкая, не широкая – метров семьдесят. Из них самая глубина метров двадцать. Вода мутная, холодная, ничего не видно. Только по рации связь. За рычагами управления – узбек Турдыев. Впрочем, у нас – половина батальона узбеки. Но Турдыев был вечный залётчик. То на посту заснет, то запчасти перепутает. И вот – застрял. Самостоятельно ему не вырулить – это ясно. Выход один: надо цеплять трос и тянуть танк другим танком. Вопрос один: как его зацепить в ледяной воде на глубине четырех метров, при нулевой видимости? Команду дали, чтобы не газовал, лишнюю муть не поднимал. А дальше? Октябрь, он и на Западной Украине – октябрь. Желтеющие кроны деревьев, по обеим сторонам реки застыли грозные боевые машины и одна – на дне. А резерв воздуха в танке, между прочим, тоже ограничен. Полчаса – не больше. А там, кроме Турдыева, еще и командир танка сидит – сержант Поляница. В целях безопасности переправа проходила рядом с мостом, но немного в стороне. Вот на мосту и собралось экстренное совещание офицерского состава. А метрах в десяти от них труба из-под воды торчит, указуя место застрявшей бронетехники. Комбат – подполковник Перелыгин, нервничает, офицеры трос приготовили, лебедку. А уже минут десять прошло. В этот момент капитан Сосновский, не говоря ни слова, отделился от общей группы, ушел на берег и снял с себя одежду. Вернувшись в одних семейных трусах на мост, он взял тяжеленный стальной трос с железным крюком в руку, и прямо с моста нырнул. Больше минуты его не было. Затем вынырнул, стал тяжело отдыхиваться.

– Зацепил? – кричит комбат.

Сосновский только отрицательно головой помотал и снова нырнул. В этот раз он вынырнул чуть скорее и подплыв к берегу, пошатываясь, вышел из воды.

– Ну?! – в один голос закричали все, кто был рядом.

– Зацепил. Можно тянуть, – ответил Сосновский. Обтерся какой-то тряпкой и стал одеваться. Через несколько минут танк был вытащен на берег, Турдыеву объявлено взыскание, а Сосновскому – благодарность.

Это событие еще было свежо в нашей памяти.

Старшина командует; «Напра-во, на зарядку ша-а-агом марш!» Идем невольно ускоряя шаги. Капитан Сосновский роняет: «За мной, бего-ом марш! Старшина – замыкающий. Следи, чтобы не растягивались».

Наконец-то побежали, можно хоть немного согреться.