Притчи мудрого кота

Притчи мудрого кота
Максим Задорин

Вторая книга автора "Рефлексии нерефлексивного", помещенная в форму небольших рассказов, является продолжением размышлений и поиском ответов на жизненные вопросы.

Максим Задорин

Притчи мудрого кота

Картошка

– Вот вы говорите, люди стали злыми, закрытыми. Но так было всегда наравне с отзывчивостью и проявлением доброты, – прервал спор небольшой компании в купейном вагоне попутчик, до этого ехавший всю дорогу молча, глядя в окно. – Одного без другого существовать не может, иначе мир был бы однообразным. Правда, хорошее, в отличие от плохого, нужно еще суметь разглядеть. И, порой, удается это сделать только на контрасте отчаяния. Лично я это понял на собственном примере из школьной юности. Если вы не будете против, то я с удовольствием расскажу небольшую историю, подтверждающую мои слова.

Не услышав возражений, он, устроившись поудобнее, продолжил:

– В общем я тогда закончил класс девятый, наверное. В период летних каникул в сопровождении двух взрослых, небольшой группой мы отправились в двухнедельный поход. Пеший маршрут был проложен старшими, которые имели достаточный опыт в таких путешествиях. Для нас, еще в сущности подростков, это было увлекательным приключением с рюкзаками за спиной. Правда, уже на вторые сутки воодушевленность быстро улетучилась из-за усталости от многокилометровой ходьбы. Почти сразу стало понятно, что это не пикник на природе, а довольно сложный переход, в котором все необходимое, в том числе и запасы, были строго выверены и нормированы нашими руководителями. Как сейчас помню, хотелось только одного – привала, а когда он заканчивался, и мы вставали, закидывая на плечи лямки со своим скарбом, то желание тут же возникало снова. Поэтому, когда на берегу одного из озер мы провели день и две ночи, поставив небольшой временный лагерь, счастью нашему не было предела. И ощущения были намного ярче, чем если бы мы просто приехали на это место в выходные.

– Разве усталость от неожиданных трудностей можно приравнивать к отчаянию? – вдруг перебил один из сидящих в купе. – Ведь Вы, кажется, именно контрастность отчаяния упомянули?

– Это чувство пришло несколько дней позже, – улыбаясь от того, что повествование все-таки смогло вызвать неподдельный интерес, ответил рассказчик.

Промочив горло небольшим глотком минеральной воды, он возобновил свою историю:

– За три дня до конца нашего похода резко испортилась погода, и свой очередной ночлег мы провели уже под моросящим дождем. Надо сказать, что палаток мы с собой не брали, а спали в спальных мешках под открытым небом, но предусмотрительно захватили с собой большую пленку, которой смогли укрыться, разместившись в один ряд. Тем не менее, утро для нас было довольно холодным, к тому же дождь только усиливался. Мы шли под ним в течение всего дня и промокли, в конечном счете, до нитки. К такой погоде, честно говоря, мы готовы не были. А от наспех сооруженных накидок из всех имеющихся пакетов толку было мало. Ближе к вечеру нам стало понятно, что добравшись до запланированного места привала, мы не сможем даже развести костер, поскольку вокруг уже сплошь стояли глубокие лужи, а лес был полностью пропитан влагой. Ни обогреться, ни пищу сварить, ни чая горячего испить. А вот чувство отчаяния пришло в тот момент, когда тропа, по которой мы шли, в конце концов уперлась в лесную чащу, и стало понятно, что мы сбились с намеченного маршрута и заблудились. Нам ничего не оставалось, как продолжать свой путь, рассчитывая, что поправки, внесенные руководителями в направление нашего движения, приведут нас к небольшой железнодорожной станции, до которой, судя по карте, было километров двадцать. Правда теперь мне кажется, что взрослые сами не были в этом уверены, а просто попытались избежать подростковой паники. Я так думаю, потому что, пройдя четыре с половиной часа, мы эту станцию так и не встретили. Но, к своему облегчению, мы набрели на небольшое хозяйство лесничего, которое расположилось на окраине уже враждебного нам леса. Мы так выбились из сил, что особенно и не удивились этому маленькому чуду. Старшие группы после небольшого совещания между собой отправились договариваться с лесником о нашем ночлеге, собрав все оставшиеся консервы в качестве платы. Больше нам предложить было нечего, так как денег у нас было впритык, исключительно на обратную дорогу. Как позже выяснилось, лесник жил здесь со своей женой, ведя небольшое приусадебное хозяйство, в котором были корова, куры, кролики, лошадь ,собака и кошка. Супруги нас разместили на ночь в своем доме, позволив развесить все свои насквозь промокшие вещи, и согрели нам кипятка. Они отказались от предложенных консервов, которыми мы в результате наспех поужинали. Помню, что приютившие нас люди вели себя в тот вечер как-то настороженно- недоверчиво и несколько безучастно. Может, от того, что не каждый день у них останавливается столько незнакомых гостей. Но все же засыпал я после горячего чая с большим чувством благодарности к хозяевам дома. Утром на столе стоял огромный чугунок с дымящейся вареной картошкой, приправленной плавящимися кусочками сливочного масла и обильно посыпанной пучками укропа. А помимо чугунка, на столе стояли миска свежих огурцов, множество разномастных пустых кружек и глиняная крынка, до краев наполненная парным молоком. Так вот, что я вам скажу, это был самый лучший в моей жизни завтрак. Ничего вкуснее той самой картошки мне пробовать до сих пор не доводилось, – с улыбкой закончил говорить безымянный попутчик.

Нависшую тишину в купе разрядил уставший повторять одно и то же голос проводника, проходящего за дверью:

– Поезд будет стоять на станции двадцать минут.

– Пойдем, подышим свежим воздухом, – предложил один из приятелей.

– Ну да, можно, – согласился с ним другой.

– Вставай давай. Станция. В дороге поспишь, – сказал он, обращаясь к задремавшему товарищу. Уже в коридоре вагона один из них сонно спросил:

– А о чем история-то была?

– О картошке, – донеслось до человека, оставшегося сидеть в купе.

Шанс

– Подсудимый, встаньте! – гулко разнеслось в большом сумеречном зале.

Мужчина, освещенный тусклым светом матовой лампочки над головой, в надетой на голое тело длинной хлопковой рубахе до пят, поднялся с места, озираясь по сторонам.

– Вы обвиняетесь в проявлении праздности и бездействия в течение вашей жизни. Вам есть что сказать в свое оправдание? – голос звучал сурово, откуда-то сверху, из темноты.

– Д-да, есть, – неуверенно ответил мужчина, вытирая вспотевшие ладони о белую рубаху.

– Мы слушаем, – сильный голос прозвучал холодно и громко.

– А кто мы-то? – неожиданно для себя нашелся мужчина и, выпрямившись, смело посмотрел в пустоту, откуда шел невидимый голос.

– Вершители человеческих судеб, имеющие все основания для вынесения окончательного вердикта, – голос усилился на последнем слове.

– Вот себя и обвиняйте, раз вершители, – зло отозвался мужчина. – В этом случае какие могут быть претензии лично ко мне?

– Обвинение, зачитайте свое заключение, – повелительно потребовал голос.

По правую сторону от обвиняемого появился круг света, на котором стоял пожилой человек в пенсне, держащий в руке небольшой лист бумаги. Немного откашлявшись, он монотонно-скрипуче зачитал:

– На протяжении последних трех лет жизни подсудимый неоднократно пребывал в нерешительном бездействии и ничего не предпринимал для развития своих задатков ввиду отсутствия каких-либо стремлений. Принимая во внимание всю тяжесть последствий вины подсудимого, прошу назначить ему наказание в виде последующей реинкарнации в камень.

– Подсудимый, Вам все понятно? – спросил голос.

– Вообще-то нет. Если есть обвинение, то должна быть и защита, – с недоброй ухмылкой ответил обвиняемый.

– Слово предоставляется адвокату, – огласил невидимый голос с нотками раздражения.

Слева мгновенно проявился точно такой же круг света, в котором находилась девушка в строгом деловом костюме, с собранным на голове пучком черных волос. Без каких-либо бумаг в руках она быстро проговорила:

– Учитывая незнание степени своей ответственности, прошу для подсудимого смягчения приговора и возможности выбора места, где он будет находиться в качестве камня.

– Это все?! – ехидно спросил мужчина в белой рубашке. – Ну спасибо, адвокат. Старикан хотя бы потрудился на бумажке суть изложить, а эта практикантка на ходу свою блестящую защиту выстроила.

И уже обращаясь к незримому судье, упрямо сообщил:

– В качестве своей защиты я намерен выступать сам. Это возможно?

– Возможно, – с явным неудовольствием ответили из темноты.

В ту же самую секунду круг света переместился под самого обвиняемого, растворив в полумраке девушку в строгом костюме. Мужчина, оглядев свое одеяние при новом освещении, с вызовом выпалил:

– Настоящим заявляю, что всю степень ответственности я осознавал в полной мере! Более того, я ждал этого случая, чтобы иметь возможность высказаться в нужный адрес.

– Вы хотите сказать, что намеренно совершенно ничего не предпринимали в последние три года своей жизни? – уточнил пожилой обвинитель, поправляя пенсне на своем носу.

– Именно!

– Но почему? – не выдержав, удивленно спросил голос сверху.

– Потому что я отказываюсь играть по вашим правилам. Мои стремления всегда сопровождались трудностями, в то время как другим постоянно предоставлялись безграничные возможности, но они не пользовались ими достойно и в полной мере…

– Вы забываетесь! Об этом не Вам судить! – громогласно разнеслось по всему залу так, что человек в пенсне съежился, а круг света под ним уменьшился в диаметре.

Мужчина в белой рубашке, переступив с ноги на ногу, неуверенно отреагировал:

– Может быть. Но раз такое дело, то к чему весь этот балаган? Судят они меня, видите ли. Камнем грозят сделать. Да плевать я хотел! Уж лучше так, чем постоянно лоб расшибать о закрытые двери. Куда ни сунься, связи нужны или деньги. Ты, дядя, что-то скудно свой листок исписал, – обращаясь к человеку в пенсне, сказал подсудимый. – Там, наверное, не указано, сколько раз я заявки на всевозможные конкурсы посылал. Везде отказ или предложение сделать взнос конкурсанта. Это такая программа стимулирования у вершителей? А чем закончилась моя несанкционированная выставка картин, там тоже не записано?!

Мужчина, сжав кулаки и поиграв немного желваками, твердо продолжил: