Тысяча жизней подряд. Вечности недостаточно

И я с не меньшей бесцеремонностью уставилась на него. Идеально прямой нос, очень бледная кожа, четко очерченный подбородок с легкой небритостью, высокие скулы и чуть раскосые глаза, цвет которых теперь я могла различить. Темно-карие с зеленоватым оттенком.

– А я уже боялся, что ты не последовала моему совету и все-таки совершила очередной ночной заплыв. – К моему изумлению, его губы искривились в улыбке. – Еще немного, и я отправился бы добывать водолазное снаряжение, чтобы отыскать тебя.

– Дайвинг у острова строжайше запрещен, – наставительно произнесла я. – Отмели и острые камни могут быть очень коварны, если не знать безопасного пути.

– Что-то подсказывает мне, что ты нарушала этот запрет.

– Мы, островитяне, не любим, когда нам что-то запрещают. – Конечно, я уже погружалась на дно. С дедушкой. Но одна я бы на это не решилась.

– Примерно так я и подумал. Ты уже можешь стоять самостоятельно? – В его глазах вспыхнули зеленые искорки. Итак, сегодня он не был недружелюбным, но зато решил высмеивать меня. Во всяком случае, так было лучше.

– Обычно я стою на ногах довольно уверенно. Понятия не имею, почему тебе взбрело в голову постоянно подхватывать меня. – Я не хотела чувствовать то, что ощущала прямо сейчас. Меня пугало вновь возникшее ощущение близости, тем более что я не знала, откуда оно взялось.

– Бывало и похуже.

Он отпустил меня, не взяв на себя труд убедиться, что я не упаду вновь. Вместо этого он оперся рукой на книжную полку возле моей головы, удерживая меня на месте, словно в капкане. Я незаметно принюхалась. От него пахло ветром, водорослями и песком.

– Я хотел извиниться перед тобой за то, что той ночью проявил нелюбезность, оставив тебя стоять на дороге одну. Но, проснувшись следующим утром, я был не совсем уверен, что все случившееся не было всего лишь моим сном.

– Тебе не приснилось. Каждая неприятность той ночи произошла на самом деле. – Сделав мимолетное движение, которое уже давно вошло мне в плоть и кровь, я убедилась, что длинные волосы закрывают левую половину моего лица, и оттолкнула красавчика в сторону. Он медленно отступил назад.

– Могу я еще что-то сделать для тебя? – спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал взрослее.

– Ты здесь работаешь? – Он провел пальцами по корешкам книг на полке рядом с собой, ненадолго задержавшись на старом издании Ф. Скотта Фицджеральда «Все эти юноши печальные». Я отчаянно желала быть книгой из бумаги и картона и стоять на этой полке.

– Магазин принадлежит моей бабушке, а я ей помогаю, – сформулировала я полуутвердительный ответ. Мой взгляд скользнул с его лица на грудь. Красавчик потянулся за другой книгой, и под его футболкой отчетливо напряглись мышцы. Я взяла себя в руки и постаралась сосредоточиться на своей работе, ведь он был клиентом.

– Если бы я знал, что найду тебя здесь, я пришел бы раньше, – серьезно сказал он. – А сейчас хочу забрать свою почту.

– Свою почту? – Он не перевернул каждый камушек на острове, стараясь найти меня. Конечно же нет.

Парень оставил книги в покое и скрестил руки на груди.

– Я попросил, чтобы ее оставляли здесь, если почтальон не сумеет ее доставить, – пояснил он, пристально глядя на меня. Не выжидательно или нетерпеливо, а так, словно он хотел запомнить каждую черточку моего лица. – Ты действительно в порядке? – невозмутимо спросил он потом. – Ты ходила к врачу? Я волновался. Мне стоило настоять на том, чтобы отвезти тебя к нему.

– Ты и так уже сделал слишком много. Мы оба могли утонуть. Я вела себя слишком легкомысленно. – Охотник за душами мог похитить души у нас обоих. Последнее я, впрочем, вслух не произнесла. Когда доходило до дела, слух у бабушки мог быть острее, чем у рыси. Об этом мы могли поговорить с ним только там, где будем одни.

– Если бы ты не была так неосторожна, мне не пришлось бы тебя спасать, – серьезно ответил он.

Я почувствовала, как мои щеки вспыхнули от смущения.

– Обычно я веду себя более разумно, – сообщила я, хотя на него это не произвело никакого впечатления. С его точки зрения, подобное утверждение не могло быть сколько-нибудь правдоподобным.

– Большая часть того, что делает нас счастливыми, неразумно, – к моему удивлению, ответил он.

Я наклонила голову.

– Ты придумал?

– Нет. Это Монтескье[9 - Шарль Луи? де Монтескье? – французский писатель, правовед, философ, автор романа «Персидские письма», труда «О духе законов», сторонник натуралистического подхода в изучении общества.].

– А ты всегда бродишь где-то поблизости, спасаешь девушек и цитируешь французских философов?

– А ты знаешь, кем был Монтескье? – удивленно вскинул брови он.

– Я читала его «Персидские письма», – призналась я, уверенная, что он – один из немногих парней, что не найдут мой интерес к философии странным.

– И тебе понравилось?

Я пожала плечами:

– Мне кажется правильным, что Монтескье не настаивает на том, что все люди должны иметь одинаковые представления о морали, вне зависимости от того, насколько они социализированы. Мы вырастаем, подверженные различным влияниям, и они делают нас такими, какие мы есть. Быть другим – это нормально, и мне это нравится.

Я сама являлась кем-то совершенно другим и знала, что люди обычно не были особенно терпимы. Возможно, именно поэтому мне так нравились высказывания Монтескье. Однако и с моим спасителем тоже было что-то не так, даже если он этого не признавал. Пока. Я даже не ждала от него комментариев.

– Ну, Питер Кларк – единственный разносчик почты на Олдерни, и, к сожалению, он самый ненадежный почтальон в мире. И хотя он один из самых симпатичных людей, которых я знаю, он никогда не был особенно организованным, – рассказала я. – Чаще всего он не может разнести почту, потому что помогает вдове Моро с ее кроликами или пьет чай с Бобом Фростом. Старик прикован к инвалидному креслу и чувствует себя на своей ферме немного одиноким. А еще есть малыш Сидни. Его отец трудится на материке, и Питер играет с ним в футбол, пока мать Сидни на работе.

Слова, которые я произносила, в моем представлении имели смысл, однако выражение на лице парня становилось все более непонимающим. Да и как он мог понять нашу островную жизнь? Я перестала говорить, и его губы снова изогнулись в улыбке. Я осторожно прислонилась к полке. Эта улыбка вынуждала меня говорить чепуху и надеяться на что-то совершенно невероятное.

– И что этот добряк делает с моей почтой? Привязывает ее к лапкам островных голубей, чтобы те не скучали?

– Вполне возможно, – со смехом отозвалась я. Так значит, чувство юмора у него присутствовало. Это становилось все интереснее. – У Питера большое сердце.

– Я хотел бы как-нибудь познакомиться с этим образцом альтруизма, но, видимо, до нас очередь так и не дойдет.

– По этой причине горожане чаще всего забирают свою почту у нас в магазине. – Я взяла себя в руки и направилась к старому шкафу, в котором были сложены рассортированные письма и посылки. – Но здесь хранятся только те письма, которые адресованы местным жителям. Почта туристов остается в портовой конторе.

– А почему ты решила, что я турист? – Его улыбка стала шире, что окончательно привело меня в замешательство.

– Потому что я никогда еще не видела тебя здесь. Это же так просто. Не видела до нашей ночи.

Его внимательные глаза сверлили меня слишком пристальным взглядом.

– Нашей ночи?

Из его уст фраза прозвучала как-то сомнительно, приобретая тайный смысл, которого я совсем не хотела вкладывать в свои слова. Я скрестила руки на груди. Может, он не будет смотреть на меня так проникновенно? Интересно, сколько ему лет? Кажется, он был всего на три или четыре года старше меня, но выглядел намного более зрелым и опытным. Однако я не позволила этому обстоятельству ни запугать, ни впечатлить себя.

– Неужели ты знаешь каждого жителя острова? – заинтересованно спросил он.

Я пожала плечами:

– Каждого. По имени и фамилии. – А еще даты рождения некоторых из них. Но это его не касалось.

– Тогда, в нашу ночь, я упустил возможность представиться. Мы прибыли сюда всего несколько дней назад. Ты не можешь меня знать. Во всяком случае, в одетом виде.

Он был невозможен. Я покачала головой, готовая сдаться.

– Что ж, прекрасно. Как тебя зовут?