– Да! Флейта знает. При помолвке сразу ей правдиво сказал… – Гермократ ловко подхватил венок, падающий с головы воспитателя, поправил оливковые листья.
– Ох! Как же ты честен с ней!
Сбежавший венок торжественно водружён на голову Полидама.
– Так же, как и с тобой, отец. Зачем мне Мегисте врать? Девушка же нашего круга, сирота по воле худых предводителей демоса Коринфа. – Слова юноши звучат просто и бесхитростно. – Такая печальная доля мне очень близка.
– Н-да!.. – Горечь полыни в том восклицании. Чуть помедлив, старик добавляет: – Это тоже подтвердилось. Надеюсь, твоя избранница умеет себя вести в обществе достойных людей? – Полидам сочувственно кивает головой. Правая рука воспитателя ложится на плечо Гермократа. – Так вот, дорогой сынок. Я сам назначу и день, и место ваших тайных свадеб. И тот день я отодвину на… другой, не ваш, срок… Будешь возражать мне? Нет? Правильно. – Полидам поднял брови. Глаза старика сияют радостью. – Дождёмся ближайшего полнолуния? Благоприятный день для свадьбы. Богиня Артемида благословит брак. Не спорь. Уже, увы, закончилась зима, для свадеб подходящая. Весна пришла. Эх, снова ты порушил отцовскую традицию! Только тебе я готов простить столь легкомысленное отношение к устоям. Сегодня на сисситии решение своё отцовское оглашу.
Полидам о чём-то задумался. Прищурил хитро глаза. Ухмыльнулся довольно в кулак. Стёр улыбку и назидательным тоном воспитателя продолжил беседу:
– Мегиста? Благозвучное имя. О ней столько разговоров в полисе! А это ведь лишнее для репутации добропорядочной жены аристократа-гамора? Твоя Мегиста славой дарований затмила популярных певцов. Несчастные того гляди останутся без заказов. Гетеры полиса придумали прозвище для твоей невесты. От зависти придумали. О, да! Удивлён? Так ты не знал? Ага, друзья побоялись сказать. Тогда я просвещу тебя!
Полидам выдержал драматическую паузу и, поигрывая густыми, с лёгкой проседью бровями, огласил:
– Поющая Немезида[14 - Немезида – крылатая богиня возмездия.]. Оценил? Мне показалось достойным прозвище! Или вот недавно свояк поведал – на проводах гостя лично слышал от приглашённых гетер: «Ядовитая Нимфа»[15 - Нимфы – божества природы, отсылка к Немезиде.], – звучит, конечно, не обидно, а если сказать ночью, то и напугать легко. Конечно, гетеры могли распутными языками и не такое излить во славу доброй девы, но скажи мне, зачем тебе столько людской зависти?
Наставник добродушно потрепал юношу по щеке. Гермократ удивлён новостям Полидама. Однако поток обидных слов ещё не окончен. Полидам словно знатный торговец, что нахваливает товар:
– Моя Оливия, хоть и подросток, красотой приезжей флейтистке не уступит. Умом тоже моя дочь не обижена. Любой мужской разговор поддержать сможет. Уж мы с учителями вложились в Оливию. Воспитана в свободе и изысканности, как и положено аристократке. Скучно тебе с моей девочкой не будет. Тебе ли не знать?
Гермократ согласно опускает глаза. Далее тихо звучит ожидаемый укор:
– Мог бы и дождаться невесты от моей семьи.
Голова юноши опускается ещё ниже. Оливковый венок вот-вот упадёт на траву.
– Даю отцовское согласие на брак с коринфской девой. Только потому, что ты просил на коленях, только потому, что ты чуть, о хвала тебе, Зевс, не умер от простуды. Напугал меня! Ушёл в Аид без наследников… Хорошо, что друзья преданные молитвами вернули! Голая с тобой лежала твоя дева? Песни-заклятия на ушко пела, чтобы вернулся? Пусть хоть дети от тебя останутся, если вновь заболеешь. Я, Полидам, предводитель рода гаморов, согласен на детей от родов коринфской знати. Что я говорю?! Сам себе удивляюсь! Теперь о моих детях.
Гермократ поднимает повинную голову. Прижимает клятвенно руку к груди:
– Мой драгоценный воспитатель, обещаю позаботиться о твоих детях, как ты заботился обо мне! Отдам им то, что имею, как ты мне без остатка отдавал. Буду голодать, но твою семью накормлю.
Гамор-воспитатель принял положенную клятву верности. Полидам повернул лицо к аристократам и с насмешкой проговорил:
– Боги слышали твои слова, сын. Их волею твои клятвы могут и не пригодиться. Возрадуйся, ты легко прощён за тайные свадьбы. А твоему Мирону и моему… подлому Гранику, что не спросил отцовского согласия, фила всадников подготовила достойный подарок! С софистом гаморы решили слегка, – Полидам подмигнул с оттенком злорадства, – совсем немного подождать. Приговор опасному афинянину вынесут на сисситии, при тебе. – Полидам вновь коварно-хитро улыбнулся в удивлённые глаза юноши. – Софисту… известному рассаднику неверия… гаморы дадут возможность последнего слова перед публичной казнью. И да помогут софисту милосердные боги, им отрицаемые. Плети готовы. Напрасно глупый мудрец прибыл на Сицилию. Скажи мне, какой диковинный выбор для безбожного ахейца – искать защиты у дорийцев, богов почитающих!
Руки Гермократа непроизвольно сжались в кулаки. Полидам невольно пригнулся.
– Надеюсь, ты не побежишь предупреждать своего любимца? – В голосе воспитателя звучит чуть не женская ревность. Не дожидаясь ответа, Полидам заложил руки за спину и важно продолжил: – На такой случай собрание гаморов рассадило вашу неразлучную троицу по разным столам сисситии. Мирон по центру. Граник по левую сторону. Ты, жеребец, сядешь со мной рядом. За твоей невестой Мегистой тоже почётный надзор установлен. Не совершай, прошу, глупостей, а то некому будет не на ком дважды жениться! Гаморы, к твоему сведению, вооружены. Кинжалы под одеждами спрятаны. Пойдём?
Полидам с великодушным видом протянул правую руку. Опечаленный Гермократ принял её. Опекун-воспитатель и юноша вернулись к толпе аристократов.
И вот гаморы разделяются по родам, занимают столы сисситии в давно заведённом порядке. Нет хаоса среди аристократов. Всякий из них, неважно, десять ему или тридцать лет, знает положение фамильного стола. Подписанные именные дубовые и сосновые столы, на двадцать солидных мужей каждый, расставлены тремя огромными кругами вокруг священного камня и известной пинии над ним. На востоке круги размыкаются широким коридором, как бы выпуская священную борозду. Гермократ находит два кресла с почётными гостями сисситии слева в крайнем ряду столов. Позади приглашённых три нагих раба-прислужника. Полидам уводит юношу к первому столу внутреннего ряда, у самой кромки борозды.
К священному камню выходят три мужа. Благообразный старик, юноша-эфеб[16 - Эфеб – юноша с 16 до 20 лет, гражданин полиса, проходящий воинскую службу.] и мальчик лет семи, только что покинувший гинекей[17 - Гинекей или гинекейон – женская часть древнегреческого дома.]. К ним подводят белую козу. Жертвенное животное идёт добровольно. По столам проносится одобрительный шёпот. Звучит хоровая песня-молитва богам: Зевсу, Аполлону и Дионису – от троих выбранных жрецов. Далее, во второй песне, жертве отправляются благодарности. В третьей песне богов и предков – невидимых покровителей полиса просят прибыть и поучаствовать в сисситии. Животное забивают старинным бронзовым ножом первых колонистов. Камень у пинии обращается в алтарь филы всадников. Кровь козы обагряет алтарь. У священного камня разгорается костёр из сосновых веток. Трое жрецов разделывают тушу. В огонь отправляются лучшие части жертвенной козы. Поднимается дымок от сжигаемого мяса. Начало сисситии аристократов Сиракуз положено.
Слуги обносят гостей простыми, чёрными, без узоров, кофонами[18 - Кофон – керамический сосуд для питья, с одной ручкой, использовался древними воинами.]. В глубоких, вдвое больше обычного размера, кофонах до краёв очень горячая и густая традиционная пшеничная похлебка сисситий. Пряный аромат раззадоривает аппетит. Многие тут же, едва заполучив кофон, не дожидаясь, пока тёмный суп остынет, осторожно пробуют еду. Раздаются восторженные возгласы с разных сторон. Возгласы сменяются щедрыми рукоплесканиями. Гаморы довольны – старинный секретный рецепт тщательно соблюдён. Похлёбка сисситии удалась. Полидам расцветает в довольной улыбке, поднимает над головой кофон:
– Боги, предки, в вашу честь! – Прикасается губами к кофону. – Благодарю за вашу заботу!
С места Гермократа не видно друзей, не видно жены и Протагора. Юноша рассеянно принимает от прислуги сосуд с похлёбкой. Полидам заглядывает в глаза Гермократу. Кофон поднимается к весеннему небу. Нежный ветерок обдувает лицо юноши.
– За тебя, возлюбленная богиня! – произносит вполголоса Гермократ и делает первый глоток.
– Какая богиня? – участливо интересуется опекун.
– Что? – Гермократ продолжает взглядом искать друзей в оживлённых рядах сисситии.
– Какой богине на сисситии только что молился? – не отстаёт Полидам.
– Богине-покровительнице Эрис, – рассеянно отвечает Гермократ. Глаза воспитателя округляются от удивления.
Глава 3. Дознание Мегисты
Благоухающие кофоны постепенно пустеют. Безмолвие прерывается приглушённым гулом разговоров. Прислуга быстро уносит прочь пустую посуду. Обычно между окончанием трапезы и совместной молитвой следуют объявления новостей, как то: известий от союзников в Коринфе и Спарте, помолвок, перечисление имён новорождённых и ушедших, иногда просьбы уладить спор, но только не на этой сисситии. Никто из предводителей родов гаморов не спешит выйти в центр круга. Аристократы полиса явно чего-то ожидают.
– Аристарх… – обратился Полидам через голову Гермократа к мрачному, флегматично-спокойному голубоглазому мускулистому мужу лет тридцати пяти. Могучий Аристарх, едва заслышав своё имя, с готовностью приподнялся с кресла. – Присмотри за моим шалуном… – Полидам кивнул в сторону Гермократа и встал с кресла. Гермократ снизу вверх тревожно посмотрел на воспитателя. Старик снисходительно похлопал его по плечу: – Ты тут не важный архонт-фермосфет[19 - Архонт – высшее должностное лицо древнегреческих полисов. В данном случае «фермосфет» – неологизм автора, псевдосубсицилийский диалект дорического диалекта древнегреческого языка, от аттического «фесмосфет» (законодатель) – представитель судебной власти, во многих древнегреческих полисах избираемый пожизненно.]. За моим столом ты только лишь мой сын.
Полидам поднимает правую руку. Шум затихает. Почтенный гамор покидает место за столом, выходит к священному камню-алтарю. В огонь костра сисситии из его рук отправляется благодарная щепотка благовоний.
– Чтимая фила всадников! Полидам, сын Хармина из рода бакхиада Пасимела, имеет честь сообщить вам важные новости.
Но вместо оглашения только заявленных новостей Полидам покидает место у камня, направляясь на север, к проходу между столами. Гаморы в полной тишине провожают Полидама понимающими взглядами. Жертвенный костёр у священного камня радостно потрескивает. Неужели новости старика давно известны всадникам? Старик возвращается, ведя за собой кого-то, укрытого белым покрывалом. Счастливый Полидам ведёт за правую руку стройную, высокую девушку. Из-под покрывала невесты выступают острые углы кифары. Невеста и гамор встают перед танцующим костром.
– Друзья, родственники, гаморы! – Голос Полидама дрожит. Солидный муж теряет на короткий миг самообладание, утирает слёзы. – Простите, старость. Не удержался! Пустил слезу! – сокрушается выступающий. Гаморы за столами сочувствующе улыбаются. – Когда мой воспитанник, сын Гермократ, поздно ночью заявил мне, что нашёл невесту, – Полидам воздел руки к прояснившемуся небу, – я, мягко говоря, не обрадовался!
За столами тут же раздались едкие смешки. Речь Полидама не похожа на сухое оглашение новостей. Голова девушки под белым покрывалом гордо поднялась. Полидам продолжил:
– Воспитанник встал, как уложено традициями предков, на колени и испросил моего отцовского согласия на брак. Ну хоть в порядке женитьбы уважил, думаю я про себя. А руки так и чешутся отчего-то. – (Смешки уже нескрываемы, многие аристократы за столами прикрывают лица руками.) – Ладно, говорю приёмному сыну. И кто же твой выбор, внук великого героя Агесилая? – Полидам картинно скрестил руки на груди. – «Дева приезжая. Из далёкого изнеженного Милета, флейтистка», – говорит мне, аристократу Сиракуз, воспитанник. Хорошо, что в тот момент, после ужина, сидел я в кресле, а то бы рухнул наземь. Значит, спрашиваю, не о благоденствии рода ты, неблагодарный птенец, заботишься? В дурмане любви пребываешь? Пьянствуешь чувствами? Позором несмываемым вознамерился меня, предводителя древнего рода гаморов, на старости покрыть?
Никто из присутствующих не смеётся и не улыбается. Очевидно, главы аристократических семейств представляют себя на месте говорящего. Голова невесты под белым покрывалом поднимается ещё выше.
– Признаюсь при всех, а вы тоже бы так сделали, – поднял руку, чтобы как следует огреть сына. Лишил бы жизни! Разум помутился от обиды. Но… – Полидам снял белое покрывало с головы невесты. Перед собранием гаморов предстала крайне надменного вида красивая девушка. Это Мегиста. Словно спасительным щитом прикрывает гордячка грудь милой кифарой-формингой. Смотрит гостья немигающим взглядом куда-то в бесконечное сицилийское небо.
– Сын мой огласил главное для меня: невеста дорийская, из Коринфа… – (Раздались разрозненные хлипкие хлопки.) – Из бакхиадов… – (Хлопки со всех ветров слились в бурные, почти штормовые аплодисменты.) – Называет мне на ушко знаменитейший род Гераклидов… – (Аплодисменты разом стихли. Любопытство овладевает гаморами. Стоящую у камня смущённую девушку щедро одаривают восхищёнными взглядами.) – А род легендарный у неё… – (Тишина установилась такая, что слышно, как хлопает крыльями ворон, прилетевший на пинию.) – Ксантикла!
Раздаются ошеломлённые «Ох!», «Ах!», «Не может быть!», «Да чтоб мне прибыло!», кто-то с силой в сердцах ударяет кулаком по столу. Где-то вдали, слева от Полидама, из-за столов поднимаются раскрасневшиеся мужи. На глаз сотен пять-шесть бравого вида. Их руки недовольно упёрты в бока. Полидам поднимает правую руку и указывает на них, встающих:
– Бесценный Полиник, мой всегдашний оппонент! Ты слышишь меня, драгоценный?
– Да, слышу!
– Невеста моя предполагаемо из твоего рода! Выйди ко мне, прошу! Мы с тобой, прорицатель, породнились! Так получается? Где ты? – (Невеста повернула лицо к Полидаму.) – И пока ты выходишь, расскажу, что было дальше. А дальше я сказал любимому воспитаннику (вы знаете, Гермократ, внук Агесилая, как родной сын мне): «Дай мне время проверить девицу. Коринф от Сиракуз недалеко будет. Гостей и торговцев из родного нам города на Сицилии всегда много. Ты, говорю Гермократу, отправляйся к италикам за металлом. Я выспрошу у заслуживающих доверия людей, как да что. Если и вправду твой выбор из почтенного рода, дам отцовское согласие на брак». Честно сказать, ожидал продуманного милетского мошенничества. Что можно хорошего от ионийцев с ахейцами ожидать? Полиник? Ты там выходишь? Или что, мне без тебя… деву самозваную из твоего рода замуж выдавать?
– Выхожу, выхожу! Подожди, не выдавай! Дай на деву незнакомую посмотреть. – Летит враждебно, с иронией. Появляется высокий, сухого сложения, представительного вида муж, в годах Полидама. Собрание приветствует Полиника частыми здравицами. Непонятное свадебное расследование личного свойства приобретает серьёзный государственный оборот.
– Помнишь, Полиник, как ты при свидетелях и не единожды мне заявлял, что наши роды никогда не породнятся? Был между нами такой обидный уговор? – Важный муж идёт молча. Полидам откровенно ликует: – Был такой уговор!