AMENTRIS. Гримасы подсознания – 2

– Странно, очень странно. Раньше таких «экспериментов» ты себе не позволяла!

– А сейчас вот позволила! Вставай давай, пошли искать ночлег у стариков.

– Но ведь мы даже не знаем, живут ли в Червонограде люди!

– Да конечно живут! – уверенно промолвила душечка. – Вот увидишь, что Рождество будем встречать в одной из мазанок на холме!..

Словом, молодые снова вышли на тропинку и продолжили спуск. До кладбища на пагорбе, оставалось совсем уже немного. А там, невдалеке и человеческое жилье. Подступал синий вечер и нужно было как-то определяться. Либо – если люди есть – попроситься на постой; либо подниматься из каньона, и звонить Бутырко по мобильнику. И минут через сорок, возвращаться на машине в Залещики, чтоб переночевать у друга Евгения.

Оказавшись на холме, путешественники двинулись мимо старого погоста. Каково же было удивление, нехорошее чувство, когда увидели неожиданное! У свежевырытой могилы стояла горстка старичья, которая на сто процентов, прощалась, разумеется, с покойником! Это ближе к вечеру-то, и накануне Христова Рождества! Что-то подозрительно и как-то ненормально!.. Впрочем, в оных, забытых Богом местах, похороны в светлый праздник – явление, как бы, ну, в порядке вещей. Кто что скажет «пенсионерам», для которых избавление от трупа стало острой необходимостью?

– Блин, и надо же было прямо на похороны попасть! – Евгения аж передернуло.

– А ты думал, видно, что колядки здесь будут? – с горящими очами смотрела на могилу красавица.

– Ну, не колядки, конечно, однако… этакое! В общем, пошли в их деревню – добазаримся о ночлеге. Или на фиг нам дурацкие приключения на задницу? Лучше отправимся в Залещики, переночуем, а потом, и домой!

– Хотели ведь праздник отметить в глухомани! А утром погост обследовать и усыпальницу! Давай останемся, Женя – будет что вспомнить позднее!.. Интересно же, жутко, настоящая ужасная романтика! – вдруг с жаром заговорила странная дама.

– Короче, ночь перед Рождеством! Невольно Гоголя тут вспомнишь! Ладно, уговорила! И чего тебе далось здесь торчать у черта на куличках!..

Молодежь прошла мимо кучки прощающихся с мертвецом. И минут через десять, была уже у допотопных мазанок.

Постучали в дверь одной из них, в надежде, что оставят. Никого в доме из ветвей, соломы и глины, не нашлось. Постучали в другую мазанку – получилось то же самое. «Все ушли на фронт… – мрачно пошутил романтик. – Точней, на кладбище отправились!». В третьей «хате» дверь открыла древняя старушенция, которая и разрешила остановиться у себя, без оплаты.

Но выяснилось, что живет она совместно с дедом, ушедшим на погост. А умерла вчера бабуля под 90 лет, вот и решили схоронить быстрее. Ибо, что покойнице разлеживать да тлеть – надо закопать в землицу и конец.

Малену обратил внимание, что старуха говорила как-то нараспев. Нараспев и неким необычным русским языком. «Старославянский?» – поразился парень, однако виду не подал, заметив, что и одежда женщины соответствовала речи.

Когда же прошли в дом – мебель и вещи тоже оказались необычными. Причем, были не просто старинными, а, в буквальном смысле, стародавними! «И какой же это век?! – присматривался Евгений-историк. – Неужели, двенадцатый-тринадцатый, а может, и ранее?! Вот так дилемма! Никогда бы не поверил, если бы не увидел воочию!».

В низенькой комнатушке стояли темные скамьи, грубо сколоченный стол, какие-то кадушки. В углу – икона со строгим ликом Христа, в другом – прялка; на левой стороне – подобие лежака. Лежака с тулупами и без подушек. Был тут и небольшой очаг, сложенный из крепких камней. На стенах висели сушеные травы и духмяные коренья. Помещение освещалось, конечно же, лучиной. А не люстрою, образца XXI века, Интернета и Космоса.

«Чудеса, да и только! Экзотика!» – успел подумать гость, как в «горницу» вошел… дед в армяке и с большой седой бородой.

Пиршество и жертва

Пациент реанимации несколько дней не приходил в себя. Что происходило в его душе, одному Господу, вероятно, было известно. И тем не менее, мы-то знаем, какие коллизии и ужасы разворачивались в истерзанной психике. Воспоминания о поездке с Ниной в Червоноград крепко запечатлелись в памяти, и дальнейшее развитие событий оставляло желать лучшего в плане кошмарных потрясений, что испытал несчастный бедолага.

Вместе с тем, фантастические галлюцинации с ритуалом Малакторус изводили чела мрачными подробностями брутального характера. Покойники и черви, сотрясание земли и отвратительные твари рисовались в патологическом воображении в омерзительно ярких картинищах. А отрезание кистей у мертвецов, выцеживание крови, отделение собственной плоти – для нормального индивида вообще может показаться самой настоящей психической аномалией!

Однако от страдальца-«безумного» ничего, практически, не зависело, ибо находился он под влиянием злобного сатаны и магического проклятия его наложницы-ведьмы. А посему, вопрос о душевной неполноценности больного будет поставлен, по меньшей мере, весьма некорректно и, более того, абсолютно неправильно.

Само собой, сердяга метался на постели, рвал вязки, выкрикивал несвязные, страшные слова. Но в себя парень так и не приходил, и страхи врачей за хрупкую жизнь становились явственнее и явственней. Вновь, очевидно, подступал, какой-то очередной чудовищный кризис, связанный с внутренними переживаниями пациента. Впрочем, даже медики отметили, что Евгений, словно кем-то, могущественным образом, оберегаем и защищен.

Который раз он уже оказывался в лапах смерти, погибал и все же, неизменно выходил из тяжелейшего, жуткого состояния победителем. Если, конечно, можно назвать незначительное улучшение самочувствия победой, ибо по большому счету, выхода из угрожающего жизни положения пока не предвиделось…

…Брызги разлетались по сторонам. Мизинцевая кость Стейта хрустела и лопалась, будто кто-то щелкал орехи. Куски мясной плоти прилипали к обрядовому молотку и в воздухе распространился отвратительный запах.

После того, как «масса» была размельчена, некромант поделил ее на две равные части. Затем сложил эти части в две карбантовые черные чаши. Взяв оба сосуда, Гермидан повернул от правого к левому алтарю. Алтарю, который располагался с другой стороны жертвенного камня. На нем лежали разнообразные ингредиенты: волчьи клыки, костный мозг человека, сушеные жабьи сердца и т. д. А также, колбы с активными веществами, плюс различные травы и горькие коренья.

Поставив чаши на возвышение, маг стал отбирать нужные составляющие. «Ага, лимфа девственницы, сухая кожа гидры, собачьи потроха, огоролистник…». Потом все это слил и ссыпал в черные сосуды и тщательно перемешал. Вернувшись к правому алтарю, кудесник многозначительно изрек:

– Пять капель моей крови и каплю крови того, что называю «ключом». То есть, Эдгара. Добавить их – и Жизнь готова к употреблению…

Выцедив необходимое и тоже перемешав, чернокнижник вручил чаши лекарю и оснейцу. Те с брезгливостью и отвращением смотрели на «знатное угощение». Съесть собственное сырое мясо, поделенное с мясом товарища и бог знает еще чем – казалось, было выше разумения. А общее это «блюдо», включая кровь вьюноша и некроманта, символизировало, очевидно, единое целое, общую для всех участников грядущего, цель.

И тем не менее, Гермидан настаивал на принятии! Нечеловеческим взглядом смотря в глаза испытуемым. И двое несчастных, кашляя и захлебываясь, начали глотать безбожное «лакомство»! Кишки друзей выворачивались наружу, они били по алтарю кулаками и, все-таки, осушили два мерзких сосуда!..

Пиршество, одним словом, закончилось… Морякам после этого стало явно не по себе. Хотелось изрыгнуть вонючее месиво, но они стойко держались. Ибо выбора другого у товарищей не было. Эдгар же и капитан находились на грани рыдания.

А чародей, тем временем, уже был у гранитного камня. И поставив руку на символ Аментриса, закрыв глаза, шептал заклинание. И земля вновь затряслась, и люди затрепетали под этим воздействием! Кровавый знак на лбах Карла и Стейта засветился ярким лучом и вдруг вспыхнул сияющим пламенем! От ужаса смельчаки едва не лишились ума. Да и как еще реагировать, когда горишь, в общем-то, заживо!

Как внезапно, Гермидан вскричал, что есть силы: «Somos granotrium!». И все вмиг прекратилось – словно и не начиналось. На лбах лекаря и оснейца не было ничего: ни ожога, ни мрачного знака. Они были чисты абсолютно, и даже морщины куда-то исчезли. Это и значило обновление, воспроизводство. Сподвижники будто заново родились. На коже не оказалось не единой царапины. Мизинец Стейта и голень эскулапа… восстановились!

Организмы переполнились энергией. И чувствовали люди себя не так, как раньше – по-другому. Но пока счастливчики не осознавали, что же произошло. Осознавали только полное отсутствие страха и небывалую мощь во всем своем теле!

– А сейчас подошел твой черед, старик! – обращаясь к Нолту, взял с алтаря аскуру некромант.

Командор схватил чернокнижника за грудки.

– Видать, другого выхода уже нет и ты не отстанешь! Тогда приму сей удел!.. Но знай, колдун! Не ведаю, что замышляешь, но если с сыном и со мной что случится… Впрочем, делай, что должен делать – я вроде пожил. Единственное, что прошу: помоги людям, и береги, подлый, Эдгара!

– В этом-то могу поручиться, морской волк! – сбросил длани чародей. – Да, удел твой – стать жертвою! И кого называешь сыном, примет плоть дорогого отца! Лишь любящее сердце разбудит в нем силы «ключа». И лишь Нолт должен это сделать, потому что здесь рок и судьба! Собственная рука больше не принадлежит ему, а принадлежит вьюноше! И отныне, он будет над ней властелином!

Маг приказал капитану положить левую руку на алтарь. Прозвучали те же канонические требования, что и к Стейту, и к Карлу. То есть, при удалении кисти, не должно возникнуть ни единого стона и крика. И понятно, удалять ее будут без каких-либо обезболивающих снадобий.

Пила-аскура была приготовлена к страшному назначению. За одну рукоять в форме черепа, взялся «кудесник»; за другую, по приказу – врачеватель.

Но самым ужасным стало то, что некромант заставил Эдгара давить сверху на лезвие! Сие было необходимо, чтобы процесс отрезания-отпиливания проходил без сучка и задоринки!..

Опираясь на плечо помощника-оснейца, мореход сделал глубокий выдох. А затем вложил в рот короткую палочку, стиснув ее скрежещущими зубами. Однако это еще не давало гарантии, что старик не застонет. Потом он закрыл влажные от слез отчаянья глаза. Маг перетянул конечность жгутом…

И лютая, безумная пытка началась. Боль была непереносимой, зверской! Изо рта командора лилась алая кровь. До такой степени чел сжимал вложенное в зубы дерево. Лицо побагровело, по щекам текли горячие слезы. Сын смотрел в глаза отца, помутившиеся от чудовищного шока. Пытался поддержать его взглядом – но, видно этим было невозможно помочь.

Пурпур брызгал из стороны в сторону. Мелкие куски плоти отлетали от пилы. Обнажилась белая кость. Скрежет металла по ней, оказался самым нестерпимым.

Нолт побледнел, как мертвец. Муки превзошли все ожидания. Но не издал не единого стона. Мужество жило бессознательно. Все стало вокруг окровавленным. Чтобы не видеть судорог, Эдгар нажал на аскуру. Кость отпилили, упала кисть на алтарь. Тело капитана обмякло: он уже был без сознания…

Кошмар на кладбище

Как выяснилось – старика звали Афанасий. А до знакомства он поздоровался с ними по-древнерусски. Малену вспомнил, что старославянский язык отличается от разговорного. То есть, является сугубо литературным. Восходит к Кириллу и Мефодию, переводившим библейские и литургические тексты. Переводивших с целью адаптировать их, вначале, к диалекту княжества Великой Моравии. Тогда, в IX столетии, славянские языки мало различались. Основой новоявленной речи стал один из говоров южных народов – солунский.

Парень знал украинский, немного польский, естественно, русский язык. И тем не менее, было довольно трудно понять то, что сообщали собеседники. Нина же, в отличие от Евгения, почему-то схватывала все на лету. Словно, в свое время, жила в этих местах, в Червонограде, в XI веке!

Бабку звали по-старинному, Анастасия. Она собрала на стол, на котором оказались ржаной хлеб, похлебка, рыба и лук. Были также квашеная капуста, гречневая каша и квас. Молодежь пригласили поесть, но скоромная, постная пища без соли не пришлась им по вкусу. «Друзей» не покидало впечатление, что оказались в русском Средневековье. Странно… Какие-то необычные стариканы! Взгляды у них были отстраненными, неживыми. И даже двигались человеки как, вроде, серые тени.

Романтик открыл сумку, где была припасена еда. Они с подружкою купили сервелат, печенье, сникерсы и кока-колу. Лежали еще бананы, хлеб и соль, а также помидоры. Все это молодые люди предложили бабке и деду.