Лекарство для тещи. Библиотека группы ВКонтакте «Стихи. Проза. Интернациональный Союз писателей» представляет…

– Скажите, какой с наследства берут подоходный налог?

– А что за наследство? Откуда? Танечка, принеси-ка нам чаю. Да с лимоном!

– Ну, допустим, пять миллионов. Тетка оставила, в Канаде.

– Долларов?

– А в Канаде тоже доллары?

– Ну да. Пять миллионов канадских долларов! Здорово! Кстати, как тебя… Ну да, Сергей. Сергей, что ты там говорил про повышение зарплаты? Танечка, подготовь приказ о повышении оклада Махонькина на тридцать… Нет, на пятьдесят процентов. А как звали тетеньку вашу, Сергей?

– Какую тетку, Аркадий Петрович?

– Ну, канадскую? Которая с пятью миллионами?

– Да дались вам эти пять миллионов! Вот повышение зарплаты на полста процентов – это я понимаю! Это не по-детски! Спасибо, Аркадий Петрович!

– Да ну, пустяк! Нам с вами, Сергей Ильич, давно следовало подружиться. Кстати, как вы думаете распорядиться этими миллионами?

– Да, собственно…

– Понимаю, понимаю! Еще не решили. Знаете, почтенный, у меня на этот случай есть интересная мысль. Танечка, ну где же там наш коньячок с лимоном? Да приказ не забудь прихватить! Как какой? О назначении Сергея Ильича завотделом. Такие кадры надо ценить!

– Вот спасибо, Аркадий Петрович! А Интернет у меня, как у заведующего отделом, будет?

– А как же. Безлимитный!

– Ну, тогда ладно, я пошел на свое рабочее место. Вы позвоните, пожалуйста, чтобы мне кабинет подготовили.

– Как это – пошел? Как пошел? Мы еще не закончили! Так когда вы будете вступать в наследство, Сергей Ильич?

– Да не я это!

– Как не вы? А кто?

– Да это дочь моя позвонила. Сочинение она пишет, на вольную тему. Фантазия у нее богатая, вот и надумала что-то там про богатую тетеньку из Канады, которая ей оставила наследство. А какой подоходный налог с пяти миллионов будет – не знает. Я думал, вы знаете. Но сейчас-то, раз я завотделом с Интернетом, я это и сам узнаю. Спасибо вам еще раз, Аркадий Петрович!

– Какое спасибо? Какой кабинет с Интернетом? Ах ты, малохольный! Татьяна, а ну-ка подготовь приказ о лишении премии лаборанта Махонькина! Ему не надо, у него, понимаешь ли, богатая тетка в Канаде. Скотина!

Морской попугай Яков

– Купи попугая, мужик! – дернул Сапрыкина за рукав на птичьем рыке пропойного вида мужичок. Перед ним в самодельной решетчатой клетке сидела на жердочке крупная нахохлившаяся птица с ярким, но потрепанным оперением. Попугай угрюмо дремал, смежив кожистые веки, а под одним его глазом отчетливо просматривался синяк – вот такой был большой попугай. А еще огромный крючковатый клюв его был заклеен скотчем.

Сапрыкину не нужно было никакой птицы – он на рынок приходил за червями для воскресной рыбалки. Но эта странная пара его заинтересовала.

– Хм! – сказал Сапрыкин. – А почему вы ему рот… то есть, клюв залепили.

– Да болтает чего попало, – честно сказал пропойца.

– А фингал у него откуда?

– Да все оттуда же!

– Хм! – снова сказал Сапрыкин. – Птица довольно редкая. Откуда она у вас?

– От покойного братана осталась, – сообщил владелец попугая, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. От него даже на расстоянии разило перегаром. – Братан боцманом был, в загранку ходил. Этот всегда при нем был. Да вот братец-то недавно крякнул… То есть, концы отдал. А сироту этого передали мне. Якорем его кличут. Я зову его Яковом. Ничего, отзывается.

Услышав свое имя, Якорь открыл целый глаз, с ненавистью посмотрел сначала на пропойцу, потом на Сапрыкина, как будто хотел что-то сказать. Но лишь закашлялся и снова прикрыл глаз припухшим веком с синеватым отливом.

– Ну и пусть бы жил с вами, – пожалел птицу Сапрыкин.

– Не, мне он не нужен, – ожесточенно сказал пропойца и сплюнул себе под ноги. – Жрет много. И болтает чего попало, якорь ему в глотку.

– И сколько же вы за него хотите? – спросил Сапрыкин, все больше проникаясь к попугаю сочувствием. Да и вообще, птица ему понравилась, и он уже решил для себя, что без нее с рынка не уйдет. Рыбалку можно отложить и до следующего выходного. А вот попугая может купить кто-нибудь другой.

– Да за пару тыщ отдам, – чуть подумав, сказал попугаевладелец.

«Почти даром!» – обрадовался Сапрыкин. А вслух с сомнением сказал:

– Дороговато что-то! Может, он у тебя и не разговаривает вовсе?

– Яшка-то? – обиделся мужичок. – Еще как балаболит! Причем, все на лету схватывает.

– А как бы его послушать? – озабоченно спросил Сапрыкин.

Пропойца вздохнул с сожалением:

– Ну, ты сам этого хотел.

Он вынул попугая из клетки, прижал его одной рукой к груди, а другой осторожно отлепил уголок скотча с клюва.

– Петька, ты к-козел, трах-та-ра-рах! – хрипло завопил попугай. – Где папайя? Где мар-р-р-акуйя? Жр-р-рать давай, алкаш-ш-ш, трах-та-ра-рах!

Находящиеся неподалеку торговцы и покупатели рынка ошарашенно закрутили головами, оглядываясь в поисках источника этого безобразия.

– Папайя, маракуйя! А больше ни хрена не хочешь, якорь тебе в твою куриную гузку?! – затрясся от злости Петька, заученным жестом залепил попугаю клюв и сунул его обратно в клетку. Якорь-Яков возмущенно закашлялся и попытался сдернуть крючковатым когтем скотч – он явно не выговорился, – и тут же получил щелбана от хозяина.

– Тут с утра ни в одном глазу, а ему маракуйю подавай! Да ее в глаза-то никогда не видел, из всех фруктов только соленый огурец и знаю. А ему, вишь ты, огурцы не нравятся. Привык там по заграницам бананы с ананасами лопать! Ну что, мужик, берешь птицу, нет?

Сапрыкину все больше не нравилось малогуманное обращение алкаша с диковинной и, по всему, редкой птицей, и он решил спасти ее от дальнейших мучений и возможной голодной смерти.

– На! – сказал он, протягивая пропойце две смятые тысячные купюры. – А попугая давай сюда.

– Да забери ты его! – безо всякого сожаления толкнул к нему ногой клетку мужичок и, радостно хрюкнув, припустил к ближайшему павильону.

Самодельная клетка была очень тяжелой и неудобной для переноски – и как только этот тщедушный алкаш припер ее на базар? Сапрыкин решил не мучаться и, привязав Яшку за одну ногу завалявшимся в кармане куском рыболовной лески – на случай, если тому вдруг вздумается улететь, – он вытащил его из клетки и понес к троллейбусной остановке на руках. Яшка же отчаянно завозился, зацарапался и, вырвавшись из рук, вскарабкался Сапрыкину на плечо и там успокоился, победно озирая окрестности.

«А-а, видно, покойный боцман так и ходил со своим любимцем по палубе! – догадался Сапрыкин. – Ну, чистое кино». Попугая на плече он оставил, но заходить в троллейбус с ним не рискнул – мало ли какой народ там будет, – да и ехать до дома надо было всего-то пару остановок. Сопровождаемые любопытствующими взглядами прохожих и несколькими пацанами, пытающимися на ходу погладить Яшку, Сапрыкин через пятнадцать минут был дома.