Слава Империи

Гости с соседнего стола уже разошлись по своим комнатам, а корчмарь и его сын все более успокаивались с каждой новой горстью монет, что попадала им в руки. Атмосфера в зале перешла из буйной гулянки в задумчивые разговоры «за жизнь».

– У тебя интересные люди, – сказал Годвин, наблюдая за тем, как Дефрим учит своих новых друзей невеселой солдатской песне из Вольных Городов.

– Это хорошие солдаты, – ответил Старик, допивая очередную кружку пива.

– Наверняка.

– Эй, я тут присмотрелся к тебе и твоим – в жизни не поверю, что на вашей совести ничего нет.

– Как не быть, и не то чтоб мало, – признал Рыцарь. – Но мне хочется думать, что есть какие-то границы.

– Привилегия так думать принадлежит людям, которым пока не пришлось их перешагнуть. – Старик жестом заказал очередное пиво. – Я слыхал об этих ваших рыцарях со Спорных Земель. В легендах они всегда такие благородные, защищают женщин и детей, участвуют в турнирах и готовы проиграть, но не сделать ничего, нарушающего их кодекс… Они и в самом деле такие?

– Некоторые… Не все… Честно говоря, немногие. Но некоторые да, в самом деле именно такие.

– А остальные?

– А остальные как везде.

– Вот то-то и оно. Как везде. – Старик сделал добрый глоток из новой кружки, глядя на своих солдат. – Я когда впервые увидел Паленого, он был совсем молодым. Пухлым мальчишкой, который всю жизнь мечтал носить мундир. Я у него из головы всякие глупые фантазии довольно быстро выбил. Молодой – это его племянник, сын сестры. Его сперва зачислили в легкую пехоту. На нынешнем этапе войны легкая пехота – это смертники. Стоят в первой линии с тем оружием, что смогли награбить с трупов, и срутся себе в штаны, пока настоящая армия рубит им головы. Нам много спиртного пришлось потратить, чтоб его к нам перевели, с тех пор Паленый делает все, что может, чтоб пацан выжил. Краля была шлюхой, шла с обозом за армией. Как-то раз Рогачи пробились в тыл, так она схватила меч и давай защищаться. И, как оказалось, совсем неплохо у нее вышло. Мы были первым отрядом, что пришел на помощь. Так с тех пор девчонка с нами и осталась. В конце концов мы ей раздобыли мундир и упросили официально зачислить к нам. Как-то раз даже мы с Паленым договорились о месте в приличном борделе, где заботятся о девушках и не позволяют их бить. Но она не пошла, предпочла остаться с нами. Дед был старым воякой, еще когда я сам был желторотым. Писарь так и был писарем в маленьком городке. Барон Блудгар решил, что в отряде должен быть кто-то, кто умеет читать и писать, да и забрал парня почти что прямо со свадьбы. Год назад это было, и за весь год, набитый смертью, убийствами, шлюхами, этот дурачок так ни разу и не изменил своей невесте…

– Скажи, к чему ведет весь этот монолог? – прервал его Годвин. – Или просто хочешь поведать мне трогательный рассказ о каждом из них?

– Они не преступники, – резко сказал Старик. – Они просто солдаты, что исполняют приказы. Может, это и паршивые приказы, но, мать их за ногу, приказы.

– Да, я уже когда-то слышал подобные слова… Даже не один раз.

– Да чтоб тебя. Будешь меня упрекать? Господин благородный рыцарь, командующий бандой наемных убийц. Ты вправду хочешь говорить о морали посреди всего этого говна? Здесь нет морали! И знаешь что? Я тебе врал: это война, и все мы тут преступники.

Оба замолчали. Зал заполнили не слишком мелодичные голоса солдат – пели песню о юноше, который в одиночку защищал пролом в стене и пал со славой на поле брани.

– А этот ваш барон Блудгар, – начал после паузы Годвин. – Он и в самом деле такой плохой?

– И даже еще хуже. – Сперва казалось, что командир Псов на этом и остановится, но через минуту он решил продолжить. – Я в жизни много неприятных личностей встречал, но он… Знаешь, большинство людей, когда им велишь убивать безоружных, женщин и детей, заколеблются. Но барон… Он как подросток, которому в первый раз дали потрогать сисечки. Едва сдерживает улыбку. И это все, что он делает, только молится, постится, порет и казнит. Не знаю, то ли он пробует просить Господа о прощении, то ли просто сумасшедший. Я как его вижу – меня каждый раз дрожь пробирает. – Старик допил остаток пива одним глотком. – Это поганая тема для разговора, лучше волка из лесу не звать…

Как по приказу некой таинственной и обладающей исключительно черным юмором силы, волк именно в этот момент вышел из лесу.

Двери корчмы распахнулись, впуская холодный ветер и высокого, отчаянно худого мужчину, одетого в простую кольчугу, покрытую кроваво-красным плащом. Единственным украшением его мрачной фигуры был крупный золотой солнечный крест, символ Господа. В единый момент все веселье улетучилось из помещения, а Дикие Псы, вне зависимости от степени алкогольного опьянения, вскочили по стойке «смирно».

– Что все это значит? – тихим, неприятно колючим голосом спросил барон. – Пьянство? Песни?

– Мы не ждали господина барона, – поспешил объясниться Старик.

– Это что, достаточный повод, чтоб предаваться безбожным увеселениям? Чтобы пить на службе?

– Мы сейчас не на…

– Молчать! Мои люди всегда на службе. А теперь попробуйте хотя бы изобразить профессионалов. Расставить охрану на ночь. Корчмарь, мне комнату, немного воды и хлеба. Завтра выступаем на рассвете, и лучше будет, если от вас не будет разить спиртным.

Явно перепуганный корчмарь двинулся к лестнице, чтоб провести нового гостя в комнату.

– Ну вот и все, веселье кончилось, – резюмировал Старик. – Паленый, расставь стражу, остальные наверх, через минуту чтоб все у меня спали.

Псы мгновенно начали покидать зал. Логан и Дефрим подошли к Годвину.

– Раз уж мы тут, то ручаюсь, что Тихий мог бы незаметно перерезать горло этому скелету, – негромко сказал Клиф. – Думаю даже, что Псы не слишком бы расстроились.

– Не наша война, – сказал Рыцарь. – Не наша война, не наша проблема.

* * *

Священник носил изрядно потрепанную, неоднократно заштопанную ризу. Когда-то она явно была белой, но на текущий момент цветом напоминала смесь грязи и травы. Он шел рядом с подводой, на которой сидело несколько столь же грязных и ободранных детишек. Все, в том числе и тянущий подводу ослик, выглядели голодными и перепуганными.

– Господь с вами, – приветствовал священник всадников, хотя по нему было видно, что больше всего он хотел бы сбежать.

– И с тобой, – успокаивающим тоном ответил Годвин. – Не бойтесь, мы не бандиты.

– Это хорошо, а то у меня как раз нет ничего, что можно было бы украсть.

– Дети твои? – с усмешкой спросил Дефрим.

– Ой, сейчас я уже даже Господа боюсь. Нет, это, к сожалению, сироты. Дети войны.

– Как всегда, – заметил Годвин. – Куда везете их, святой отец?

– У нас тут приют недалеко, на реке, полдня дороги отсюда. Но боюсь, что там тоже беда, и грабить там тоже нечего.

– Я же сказал, что мы не бандиты.

– Я и не спорю, просто сообщаю факты.

– А лодка у вас там есть? – спросила Логан.

– Есть, да. Небольшая, правда, но нам хватает.

Рыцарь и Дама переглянулись.

– А мы могли бы купить у вас эту лодку? В обмен на четырех коней и немного золота?

– Ах, господин, нам это золото нужно как слепому книжка, – ответил священник. – Но вот если у вас есть еда или…

– У нас есть сухой паек, из расчета на неделю для четверых, – прервал его Годвин. – И мы добавим золота, чтоб купить еще еды и одежды, когда война закончится.

– Да уж мы каждый день молимся за ее окончание, – заверил священник. – Но боюсь, что с отъездом вам придется обождать до завтра. Потому что наша скорость ограничена скоростью Любяны. – Он указал на ослицу. – А она ступает как настоящая дама, медленно и с достоинством.

– Вот как, и мы кое-что знаем о настоящих дамах. – Дефрим ухмыльнулся в сторону Логан.

Годвин подъехал ближе к Якобу, который сидел на одном коне с Тихим.