– И маме ты говорил, что любишь ее.
– Да. Тогда да. Она была другая. Удивительная. Ни на кого не похожая. Не такая, как я. – Стюарт внимательно посмотрел на дочь. – Кажется, я относился к ней так же, как Джозеф к тебе.
Аннабет покачала головой.
– Ты ошибаешься, Стюарт. Тебя привлекала мама, потому что вы были разные. А Джозеф вообще не придает этому значения.
Они пошли молча. Стюарт наконец спросил:
– Что ты думаешь делать на Рождество?
– Я буду здесь.
– А твоя семья? Они соскучились, наверное.
– Надеюсь.
– Знаешь, как раньше праздновали Рождество? В городе ставили огромную елку, украшали ее, зажигали огни. Со всей долины съезжались люди на торжество. Разжигали костры, делали общее угощение. Тогда люди жили небогато и не могли позволить себе домашний праздник. А так, когда все вместе, получалось весело и всем было одинаково хорошо. Ну, а потом интерес к этому пропал. Стало традицией отмечать праздник дома, в кругу семьи. Мы уже поженились с Мэри Луизой, когда все еще существовало неписаное правило: все взрослые дети обедали с родителями по воскресеньям и праздникам. А что теперь? Родители могут жить по соседству от своих детей, а видеть их раз-два в месяц.
Я это к тому, что вот и ты не поехала домой, к своим на День Благодарения. Теперь и на Рождество не едешь.
– Там и так соберется много народу. Им будет хорошо и без меня.
– Что ты говоришь, Аннабет? Любая мать, окруженная и двадцатью детьми, в праздник будет тосковать по двадцать первому, который не смог приехать. И ты знаешь это.
Они уже садились в машину. Аннабет ответила:
– Да, им будет меня не хватать. Но мама и папа понимают: все рано или поздно меняется. Мама знает, что я собиралась уехать из Чарльстона навсегда и поселиться в горах.
Стюарт как-то странно посмотрел на Аннабет.
– Что? – спросила она.
– Ты называешь ее мужа «папой»? – Аннабет не ожидала упрека. Ведь это Стюарт бросил ее!
– Фрэнк – единственный отец, которого я знаю. И, конечно, я называю его папой.
– Конечно!
Стюарт вел машину по проселочной дороге.
– Сам не знаю, почему мне это показалось странным. Я ведь не был тебе отцом. Оказывается, одно дело помнить, что где-то у тебя есть ребенок, и совсем другое дело узнать, что этот ребенок называет, казалось бы, чужого мужчину папой.
– Чем ты занималась? – спросил Джозеф после ужина.
– Обедала с мисс Хильдой. Была на кладбище. Каталась немного по долине. – Аннабет убирала посуду.
– Ничем не выдающийся день. Но мне удалось узнать кое-что интересное.
Они собирались пить чай, и Аннабет достала из холодильника торт, который испекла по заказу Джозефа, – его любимый, с кокосовой начинкой.
– Я тебе сейчас расскажу одну историю, – сказала она. – Очень интересная.
По ее взгляду и хитрой улыбке Джозеф сразу догадался, что она узнала про милашку Энни. Но он не подал виду и дал Аннабет возможность высказаться.
– Долина Датчмен расположена в кольце гор, и только с востока и запада в нее ведут узкие проходы. Сейчас на западе построили дорогу, но сто лет назад, когда только появились первые поселенцы, люди пробирались сюда тропой через восточное ущелье.
Джозеф подумал, что зря скрыл от нее эту историю. Скорее всего, любопытная и неугомонная Аннабет узнала все от мисс Хильды.
– Согласно легенде, Энни и ее муж прибыли с востока и обосновались на участке прямо возле ущелья. Случилось несчастье, и муж Энни умер молодым. Женщина осталась одна. Энни была общительна и не любила коротать ночи в одиночестве. Она пускала к себе на ночлег всех, кто ехал мимо. Особенно она любила приваживать тех, кто путешествовал без жен. Да, именно одиноких поселенцев. Чтобы некому было ревновать.
Аннабет особо выделила последние фразы. Она сидела теперь рядом с Джозефом на диване, повернувшись так, чтобы хорошо видеть его лицо. Джозеф то поглядывал на нее, то смотрел в окно…
– Энни оказывала мужчинам такое радушное гостеприимстве, что прославилась на всю округу. Не было человека, кто, собираясь в долину, не выбрал бы именно эту дорогу, мимо ее дома. Всем было известно, что, если хочешь получить хорошую еду и постель с… утехами, обязательно наведайся к Энни. Правда, надо тебе заметить, соседям это не нравилось и они не очень-то жаловали Энни. В конце концов они потребовали от нее, чтобы она уехала. Энни не стала скандалить и покинула долину. Больше ее никто не видел. Но в честь ее больших талантов ущелье это было названо Тропинкой Милой Энни. Вот так.
Джозеф вздохнул, предчувствуя, что сейчас последует. И не ошибся.
– Джозеф Миллер! Эта Энни была шлюхой. Я что, тоже похожа на шлюху? Ты меня считаешь шлюхой?
– Милашка Энни не была шлюхой, – сказал Джозеф, обняв Аннабет.
– Она спала с мужчинами и этим зарабатывала на жизнь.
– Она была красивой, доброй, щедрой женщиной и давала мужчинам радость и наслаждение.
– Каждому из них? Их были десятки.
– Да уж не меньше. Может, и сотни. Они специально шли к ней через горы, прослышав о ее достоинствах.
Джозеф улыбнулся и поцеловал Аннабет в шею. Она оттолкнула его.
– Так что я, по-твоему, на нее похожа?
– Ты – сладкая как мед, милая, любимая и единственная. И ты приносишь мне наслаждение. Смотреть на тебя, говорить с тобой, слышать твой смех, дотрагиваться, целовать, любить, просто знать тебя и быть с тобой рядом – величайшее наслаждение, Энни.
Джозеф хотел обнять ее, но Аннабет взяла его руки в свои и, глядя ему в глаза, сказала:
– Я люблю тебя, Джозеф.
Она сказала это тихо и спокойно. Не в порыве страсти, а как утверждение. Как клятву. «Я люблю тебя». Для Джозефа это были дорогие слова. И она сама дорога ему. Два таких человека в его жизни – Кайли и Аннабет. Но, с другой стороны, он предпочел бы не слышать этого. Не знать. Пусть у них будет просто небольшое любовное приключение. Но без большой любви. Она ведь уедет, обязательно уедет, и легче расстаться без клятв и признаний. Но где-то в глубине его души возникла потребность услышать эти слова снова. И ответить: «Я люблю тебя, Энни». Он так хотел любить ее. И любил ее, но боялся в этом сознаться. Если бы только знать наверняка, что она останется. Если бы для него существовало понятие «навсегда». Если бы не червь недоверия и страх, что она бросит его, как Кэролайн с Кайли.
Джозеф виновато улыбнулся и прижал Аннабет к себе.
– Энни… – начал он и запнулся.
Что сказать ей? Может ли он сказать то, что она хочет услышать? Когда женщина признается в любви, нужно ответить ей тем же. Другие слова все разрушат… Но он не мог.
Джозеф встал и вышел за дверь. Он стоял на крыльце, опершись о перила, и всматривался в ночь. Аннабет вышла за ним. Она встала в дверях. Джозеф посмотрел на нее.