Я не люблю пятницу

– Да чего там, говори уж прямо – финансовых воротил. Промышленных магнатов.

– Ну, не только. Их там пятеро. Трое – да, промышленники. Еще двое – банкиры.

– Я слышал только о четырех.

– Последний появился вчера. Флинк Тимтай – банкир из Марракеша. Может, слышал?

– Нет. Но не думаю, что это важно.

– Они весьма обеспокоены поисками Виктора Карелла. Они знают, что ты каким-то образом с ним связан. Они заинтересованы в том, чтобы нанять тебя.

– Они… Они… А ты-то каким боком к ним относишься? Ты не похож на банкира.

– Я-то? – Он усмехнулся, но уже не так весело: – Я – начальник одного из отделов разведки корпорации господина Клэма. Отличная работенка для отставного майора.

Господин Хорст Клэм еще до войны был крупнейшим производителем консервов во всей Федерации. За время войны он приписал к своему состоянию несколько нулей, поставляя просроченные продукты армии. Даже не знаю, кто больше потрудился над уничтожением наших солдат – королевичи или господин Клэм.

– Ну и как там, у Клэма?

– Не знаю. Мне сравнивать не с чем. Платит он хорошо, а для меня это главное. Детей надо кормить.

– Ну и чего от меня хотят твои хозяева?

При слове «хозяева» щека у Якобсона дернулась, но голос прозвучал ровно:

– Они хотят, чтобы ты раздобыл батареи для них. Указал место. Цена, сказали они, значения не имеет.

– Щас я их разочарую до невозможности. Я не знаю, где находятся эти чертовы батареи.

– Тогда… – Свен старательно изучал свои ногти, – тогда они хотят, чтобы ты шлепнул Карелла.

Бедный Виктор. Никто его не любит.

– Не понял. А это еще зачем?

– Они боятся, что Виктор продаст батареи Гильдии колдунов.

– Свен, Виктор тоже не знает, где эти батареи. Он ищет. Для этого ему нужен я. Он уже предложил мне работу.

– Какую?

Меня начали одолевать сомнения. Не спишут ли меня на берег сразу вслед за Карелла?

– Это неважно. Я все равно отказался.

Якобсон помолчал лет сто, тяжело вздохнул, убрал со своего лица улыбку и тихо заговорил:

– Я не должен тебе этого говорить. Если хоть кто-то об этом узнает, то я стану покойником. Если хоть кто-то заподозрит – я стану покойником. А у меня дети. Три девочки. Их мать погибла, и, кроме меня, у них нет никого, а у меня нет никого, кроме них. Но я тебе кое-что задолжал, сержант. Свою жизнь. Там, под Фортенсбергом, ты меня спас. Потому я и согласился идти на эту встречу. Чтобы предупредить. Им до чертиков нужны батареи, но еще больше им надо, чтобы они не попали в другие руки. Поэтому Карелла должен умереть. До вчерашнего дня они еще колебались, но этот банкир – Флинк Тимтай – он их уговорил. Или запугал. Сейчас все жаждут крови Карелла, и догадайся, кто будет следующим?

– Я могу и отказаться убивать Виктора.

– А это уже не играет никакой роли. Ты встречался с Карелла, разговаривал с ним. Ты можешь знать, где находятся эти батареи. Они не хотят рисковать.

– Да-а… куда ни кинь – всюду клин. Хоть что-нибудь хорошее ты можешь мне сказать?

– Это жадная публика. Я могу передать им, что ты сейчас не знаешь, где находятся батареи, но можешь узнать и сообщишь им, скажем, за двести тысяч золотом. А потом грохнешь Виктора еще тысяч за сто. Язык золота они понимают гораздо лучше, чем обычную речь, так что, думаю, поверят.

– Не великовата ли сумма?

– Если сумма будет меньше, то они могут заподозрить, что ты хочешь их кинуть. Но в любом случае это не панацея, а только отсрочка по времени. Да и не факт, что сработает. Так что почаще оглядывайся, сержант. Это все, что я могу сделать.

– Я и на это не рассчитывал. Спасибо, майор.

– Не за что. Я же сказал – я твой должник. – Якобсон снова широко улыбнулся: – Знаешь, я слышал, что тебя повесили где-то в Айдо-Хедо или в Ле Корне, но никогда не верил в это. Удачи тебе.

Он хлопнул меня по плечу своей широченной ладонью и, поднявшись, зашагал к выходу.

Из-за моей спины возник Юл с двумя полными кружками пива. Он несказанно удивил меня тем, что не стал громогласно рассуждать о моих многочисленных недостатках, а тихо присел на место Свена Якобсона.

– У тебя неприятности, Максим?

Ха! Подумать только, я не сразу понял, к кому он обращается!

– Знаешь, Юл… наверное… называй меня Питером. Это мое настоящее имя.

– Питер… Питер… – он как бы пробовал имя на вкус, – Питер… Хорошо. Так как? У тебя неприятности… Питер?

– Похоже на то.

– Крупные?

– Пока не знаю, но… да. Очень.

– Понимаешь, Макс… э-э… Питер, ты здесь уже восемь месяцев. Ты хороший парень – поверь, в людях я разбираюсь. Я люблю тебя. Марта любит тебя. Ты же знаешь – у нас никогда не было детей. Для Марты ты как сын. Поэтому твои неприятности касаются и нас. Если нужны деньги – только намекни. – Он протестующе поднял руку, заметив, что я хочу что-то сказать. – Я состою в Гильдии трактирщиков, и к моему слову там прислушиваются. Кроме того, состою в Гильдии фоморов. Пусть я давно не ходил в море, но взносы перечислял аккуратно. Никогда ведь заранее не узнаешь, как жизнь повернется. Там у меня тоже хорошие связи. Могу ли я тебе хоть чем-нибудь помочь? Мне бы очень этого хотелось.

Я был тронут. Никогда бы не подумал, что добродушный, но довольно толстокожий Юл способен на такое.

– Спасибо, Юл. Я правда очень благодарен. – Я старался говорить мягче, чтобы не обидеть Юла в лучших чувствах. – Но я пока не знаю, что мне может понадобиться. Я пока даже не знаю, в чем конкретно состоят мои неприятности. И можешь быть уверен, что я обязательно обращусь к тебе, если мне потребуется помощь. А пока, если ты не возражаешь, я хотел бы пойти домой и все хорошенько обдумать.

В глубине глаз Юла пронеслась гроза с громом и молниями, но он сдержался.

– Конечно, Макс, – И попрыгал на своей деревяшке к стойке, где хозяйничала Марта.

– Меня зовут Питер, – сказал я его спине. Но сказал не слишком громко.

* * *

Каморка, которую я снимал, находилась ближе к центру в двух кварталах от бара. Хороший район. Но мой дом был самым грязным зданием на всей улице, да и на соседних улицах, если уж на то пошло, тоже. Хозяина звали Янко Тру. Местные домовладельцы много раз жаловались на него в муниципалитет. Приезжали комиссии, оценивали высоту мусорных куч вокруг дома, количество и упитанность крыс, вдыхали аромат гниющих отбросов и отбывали восвояси. Они ничего не могли сделать с Янко. Кто-то из его героических предков оказал неоценимую услугу королевской семье и получил данный дом в награду. С обычным человеком городские власти не стали бы церемониться – конфискация имущества горожан была обычным делом. Но, учитывая то двусмысленное положение, в котором находится наш нынешний король, с Янко не хотел связываться никто. Дело в том, что наш монарх, несмотря на громкий титул, красивый мундир и всеобщее почитание, не обладает абсолютно никакой реальной властью. Именно поэтому он цепляется за любые, самые крохотные доказательства своей значимости. Янко и стал одним из таких доказательств. Как только чиновники из муниципалитета намекали на конфискацию дома, Тру вытаскивал королевскую грамоту и, брызгая слюной, орал, что он пешком до Глетта дойдет, чтобы рассказать Е-ГО ВЕ-ЛИ-ЧЕ-СТВУ (он именно так и орал – Е-ГО ВЕ-ЛИ-ЧЕ-СТВУ), как бюрократишки из Фаро, наплевав на монаршью волю, отбирают у бедняка королевский подарок. Обычно на пятой минуте воплей чиновники ретировались.