Нерон. Блеск накануне тьмы

Но я не сильнее, эти кони могут вырвать из плеч мои руки и умчаться прочь.

Я напрягаюсь и тяну вожжи на себя.

Кони готовы сорваться на галоп и даже уйти с солнечной тропы, как они это сделали, когда ими попытался править бедный Фаэтон.

Аполлон прикасается к моим плечам, наполняет их своей силой, и я удерживаю колесницу на солнечной тропе.

– А теперь, – говорит он, – давай вместе пересечем небосвод, ты и я – от рассвета до заката.

Далеко внизу, под солнечной тропой, я вижу землю, вижу выгоревший Рим и зеленые поля вокруг, вижу акведуки, которые, извиваясь, несут воду с гор и холмов.

Так вот каково это – быть богом и смотреть на землю сверху вниз! Неудивительно, что мы для них не представляем никакого интереса, как для нас не представляют никакого интереса мелкие ничтожные букашки.

После того, что для людей на земле считается днем, колесница опустилась к окутанному облаками концу солнечной тропы.

Аполлон за все время нашего пути не произнес ни слова, он просто позволил мне смотреть на то, что происходило внизу, под нами.

И вот теперь он заговорил:

– Помни, что я – это ты, а ты – это я. Твое предназначение – даровать Риму новую эпоху. Огонь – это не конец, огонь – это начало. Сейчас ты видишь меня. Пусть очень скоро ты не сможешь меня видеть, но мы с тобой вместе вернемся и вместе подарим римлянам радость жизни.

Колесница останавливается в конце арки, на окутанной клубами тумана земле. Кони фыркают и трясут головами. Аполлон сходит с колесницы, берет меня за руку и увлекает за собой.

– Теперь я отдохну, отдохнут и мои кони. Моя сестра уже спешит к началу тропы, чтобы заново начать свой путь. Видишь ее?

Я напрягаю зрение и вижу какое-то серебристое свечение.

Диана – богиня Луны и охоты.

– Луна и охота, – говорит Аполлон, считывая мои мысли. – Ты знаешь, что должен сделать, чтобы умилостивить ее. Она оскорблена, очень оскорблена.

И он исчез. Рассеялся туман. Исчезли колесница и запряженные в нее кони.

* * *

Я лежал на кровати, укрытый скомканными простынями и покрывалами.

Меня сюда перенесли или я так лежал все это время? Понять это мне не дано, только время даст ответ на этот вопрос.

Я выпростался из-под покрывал с простынями и приблизился к окну. Темно, ночь еще не подошла к своему концу. Я медленно открыл ставни.

Внизу продолжали горланить люди, но теперь их было заметно меньше, чем на закате, а высоко в небе сияла полная луна – Диана-охотница во всем своем великолепии.

Полнолуние. Второе после того, что освещало Рим в ночь, когда начался Великий пожар. Такая же полная луна освещала Антиум в ночь, когда я выступал перед публикой на открытии нового театра. То была великолепная ночь, но все последовавшие за ней были прокляты.

Теперь настало время снять проклятие.

В это утро Аполлон, пробудившись, как и всегда, окрасил небо в розовые и оранжевые тона, а я улыбался, с наслаждением вспоминая наше с ним тайное путешествие от рассвета до заката.

Теперь он правил колесницей один, но я никогда не забуду, как он, пусть ненадолго, передал мне вожжи.

Солнце, поднимаясь, разгоняло облака и светило все ярче.

Я – это ты, а ты – это я. Аполлон и я – мы одно целое.

* * *

На подготовку мест для экзекуций ушло две недели.

Луна восходила все позже и позже и с течением времени истончилась и окончательно исчезла в темноте, а в день последних приготовлений к связанным с экзекуциями церемониям само солнце покинуло нас на короткое, но значимое для нас время. Тень эффектно закрыла собой солнце.

«Сейчас ты видишь меня. Пусть очень скоро ты не сможешь меня видеть, но мы с тобой вместе вернемся и вместе подарим римлянам радость жизни».

Это – его слова. Он сдержал свое обещание.

Люди на улицах Рима до смерти перепугались – жаркий день вдруг стал прохладным и сумеречным, птицы в клетках прекратили петь, гуси принялись искать свой насест, застрекотали сверчки.

Но солнце очень быстро вернулось, сумерки рассеялись, и наступил обещанный Аполлоном день.

* * *

Церемонии на Ватиканском ипподроме должны были начаться только с наступлением сумерек. Равноденствие уже осталось позади, солнце садилось очень быстро, и сумерки были коротки.

Как только свет начал тускнеть, Поппея помогла мне облачиться в костюм Сола-возничего.

Я должен был взойти на колесницу и медленно сделать круг по ипподрому, давая людям понять, что после разрушений начался золотой век и Сол восходит над новым миром. Символизм всегда крайне важен.

Поппея застегнула кожаный ремень у меня на талии и заткнула за него полагающийся возничему нож.

– Вообще-то, ехать ты будешь медленно, так что вряд ли потеряешь контроль над лошадьми до такой степени, что придется перерезать вожжи, – заметила она.

– Все должно быть на своем месте, – откликнулся я, похлопав по рукояти ножа.

На мне была короткая, вышитая золотыми нитями туника и кожаный позолоченный шлем. Колесница также была покрыта тонким листовым золотом. Конечно, моя колесница не шла ни в какое сравнение с колесницей бога, но, глядя на нее, люди должны были подумать о Соле.

– Я буду наблюдать из дворца, – сказала Поппея. – Нет никакого желания оказаться среди толпы.

Посмотрев вниз, можно было увидеть море ожидавших начала церемонии людей и расставленные по периметру ипподрома распятья, которые были выше стоявшего в центре обелиска.

Явились преторианцы, которые должны были сопроводить меня к ожидающей колеснице. В колесницу были впряжены две лошади, – так проще передвигаться в многолюдной толпе. И это были не мои специально отобранные и весьма ценные лошади, мои содержались в конюшнях за чертой Рима, а выбранные потому, что были спокойными и не стали бы реагировать ни на шум, ни на толпу.

Стражники освободили проход в толпе, чтобы я мог проехать по беговым дорожкам ипподрома, но люди продолжали рваться вперед, и вскоре толпа плотным кольцом окружила колесницу.

И тогда я заговорил так громко, как только мог. Я приветствовал их на пороге нового дня, но услышать меня могли лишь те, кто стоял вблизи колесницы.

Темнота сгущалась, охвативший распятья карающий огонь освещал все происходящее жутковатым светом. Я на них не смотрел, не смог себя заставить.

Ранее я распорядился, чтобы приговоренным перед экзекуцией предложили снотворное зелье. Некоторые из обреченных на казнь согласились выпить его и теперь принимали свою участь в бессознательном состоянии, но большинство отказались и претерпевали невероятные мучения.