Генрих VIII и шесть его жен. Автобиография Генриха VIII с комментариями его шута Уилла Сомерса

– Вы ждете ребенка?

– Да, – промолвила сестра уже другим тоном. – Должно быть, это случилось в первую же ночь. Когда он пришел ко мне в ту келью в Клюни, где меня держали в заточении.

Не надо подробностей, я не желаю ни слушать, ни представлять их, хотя не в силах воспрепятствовать этому… Господи Иисусе, избавь меня от душевных терзаний… Для меня мучительно то, что находится за гранью моего воображения, то, чего я жажду больше всего на свете. Мне нельзя открывать эту дверь.

– Я желаю вам счастья, – сказал я и взял Марию за руки. – Желаю счастья хотя бы одной из рода Тюдоров. Поскольку, как я понимаю, вы единственная, кто сумел вылететь из золотой клетки. Ведь по большому счету у нас несчастливая семья.

Мать. Артур. Маргарита. И теперь к ним добавился я сам, бездетный король Англии, Генрих VIII.

– Невозможно быть счастливой всю жизнь. В ней есть лишь особые вехи. Сейчас такой миг выпал мне. Он пройдет.

Значит, я мог больше не завидовать ей.

– А ваш черед еще настанет, – добавила она.

Мария была добра и любила меня, но не понимала.

– Да, конечно, – кивнул я.

– И пройдет так же, как мой.

– Да забудьте вы о мимолетности! – раздраженно воскликнул я. – Если вы размышляете о преходящем, то убиваете живое бытие! Прекратите, я приказываю вам.

– Приказ короля? – рассмеявшись, спросила сестра.

– Да.

– Вы не можете повелевать всем, есть вещи неуправляемые, не подвластные никому, – заметила она. – Как же вы этого не понимаете?

Мы уже поравнялись с Блэкфрайерсом, огромным, беспорядочно разросшимся монастырем доминиканцев. Впереди маячил Лондонский мост с его девятнадцатью опорами, вскоре мы пройдем под ним. Там вихрились пенные волны.

– Нет, понимаю. Но стараюсь управлять и руководить всем. Это мой долг.

– Бедный Генрих, – усмехнулась Мария.

И тут внезапно баркас тряхнуло со страшной силой, бурлящая между мостовыми опорами вода хлынула за борт, своевольно крутя и разворачивая наше легкое судно. Несмотря на плотно пригнанную дверь, ручейки просочились внутрь каюты и потекли по укрытым ковром ступенькам.

Потом, почти мгновенно, возобновилось плавное движение. Сверхъестественно зловещая прихоть стихии! Мы оказались за мостом, в той части Темзы, где она превращается в оживленную улицу. Многочисленные баржи и лодки бороздили рыжеватые воды реки, вдоль северного берега тянулись таверны, доки и верфи. Вдали мрачно упирался в небо белый четырехугольник Тауэра.

Гринвичский дворец раскинулся на южном берегу, над ним кружили чайки. Эта подступавшая к воде громада напоминала о чужеземных краях и морских приливах и казалась далекой от столицы.

Мы почти прибыли. Я уже видел лестницу причала и лодочника, готового встретить нас и привязать наш баркас.

– А этот Франциск, Мария… – неожиданно спросил я, – каков он из себя?

– Длинноносый дьявол, – сказала она, – с вечной ухмылкой. Французы называют его «Le Roi Grand Nez»[41 - Король Большой Нос (фр.).].

– А высок ли он? Такой же, как я?

– Да. Вы с ним примерно одного роста.

Невероятно. Я ведь считался необычайно высоким.

– А не странно ли он… У него длинные ноги?

Мне хотелось узнать, как Франциск сложен, каково его тело: мускулистое и крепкое, слабое и вялое или же пухлое и жирное? Хорош ли он собой?

– Мне не представился случай оценить их, – ответила она.

– Но вы, конечно, могли заметить…

– Модные и элегантные наряды ловко скрывают физические недостатки, – сказала Мария. – Таково предназначение одежды.

На палубу уже бросили канаты. Времени для откровенного обсуждения не оставалось.

– Что он собой представляет как мужчина?! – вскричал я.

Сестра озадаченно глянула на меня.

Баркас слегка ударился о сваи пристани. Мы причалили.

– Все мужчины одинаковы, – пожав плечами, бросила она, – более или менее.

25

Сразу после отъезда герцога и герцогини Суффолк Уолси получил кардинальский титул. Пожалованная ему Львом X шапка прибыла в Дувр в роскошной упаковке вместе с освященной золотой розой – дар королю за преданность католической вере. Уолси позаботился, чтобы драгоценный головной убор с надлежащей почтительностью доставили в Лондон и торжественно вручили настоятелю Вестминстерского аббатства. Затем шапку перенесли в главный алтарь собора Святого Павла, где прошел ритуал возложения, весьма театральный и помпезный. Новая алая сутана Уолси сияла на фоне древних серых камней. В ознаменование торжественного момента хор певчих вознес хвалу Всевышнему.

– Видите, какую змею вы пригрели на груди, – проворчала стоявшая рядом со мной Екатерина и чопорно поджала губы. – Он блестит, как змей-искуситель в райском саду.

Яркая метафора. Атласная мантия Уолси действительно переливалась в мерцании свечей. Но излишняя тучность лишала его сходства со змеем. Я сказал об этом супруге, зная, что церковное пение заглушит мой тихий голос.

– Тогда как демон, – не сдавалась Екатерина. – Сатана тоже гладкий да откормленный, а некоторые из его подручных прожорливы, как их двойники на земле.

– Ах, Екатерина.

Она относилась к Уолси с безрассудной ненавистью, обвиняя его во всех происходящих со мной переменах, а на самом деле он просто потворствовал их развитию; ведь зарождались они во мне самом.

– Интересно, скоро ли вы назначите его лорд-канцлером? Может, преподнесете ему эту должность в качестве рождественского подарка?

Будь проклята ее проницательность! Я действительно собирался для приличия выждать пару месяцев и устроить в декабре церемонию канцлерского назначения. Архиепископ Уорхем постарел, ему пора на покой. Кроме того, никто больше не слушал его советов в политических делах и не считался с его мнением, поэтому оставлять его на прежнем посту было бессмысленно.

– При чем тут подарок? Он заслужил это.

Екатерина промолчала, но одарила меня испепеляюще презрительным взглядом. Я не посмел спорить. Мне хотелось сдержать данное себе обещание никогда не ссориться с ней, не обижать и не огорчать ее больше. Очередная беременность должна пройти совершенно спокойно, даже если это означало потворство выходкам и капризам желчной, взбалмошной и обидчивой женщины. Сосуда, в коем росла новая жизнь.

К февралю 1516 года у нас с новым лорд-канцлером накопилось много тем для обсуждения. Давно остались позади чудесные рождественские праздники. Архиепископ Уорхем, любезно сдав государственный пост, удалился в Кентербери, дабы сосредоточиться на исполнении своих духовных обязанностей, а Уолси принял мантию самого могущественного в нашем королевстве должностного лица, вдобавок к высочайшему сану единственного в Англии кардинала.

Сожалел ли он когда-нибудь, что потерял Джоан Ларк и своих сыновей? Или счел это вполне приемлемой жертвой? Прошло всего три года с того дня, когда я приехал в гостиницу «Веселое утро» и Уолси принял такое решение. Как и подобает тактичному человеку, он никогда не упоминал о том эпизоде. Он жил сегодняшним днем. Валлийская мечтательность была чужда его натуре. Отчасти по этой причине я завидовал ему.