– Король Франциск показал себя, – лаконично сообщил он промозглым зимним утром, когда мы разбирали бумаги за огромным письменным столом итальянской работы.
Я понял, что он имеет в виду. Он намекал на то, что королева Клотильда ждет ребенка. Франциск с пугающей силой проявил не только свою плодовитость, но и воинственность. Через считаные месяцы после вступления на престол он собрал войска и выступил в поход на Мариньяно, где одержал ошеломляющую победу в сражении с папскими войсками. Французский выскочка решил отхватить Северную Италию и уже многого достиг на пути к своей цели.
– Возможно, младенец не выживет, – с надеждой предположил я.
У меня не было детей, и это терзало мою душу.
– Создается впечатление, что замыслы Франциска жизнеспособны, они сразу пускают корни и пышно разрастаются. В самом деле, похоже, ему сопутствует необычайная удача.
Уолси сей факт раздражал. Можно предугадать разнообразные хитрые маневры, но не везение.
– Все только и говорят о его проклятом дворе! О его манерах, его ballet de cour, о ch?teaux[42 - Придворных балах с участием короля; дворцах (фр.).], которые он намерен строить.
– К нему просто еще не привыкли, ваше величество. Пока что Франциск – самый новый король в Европе. Это преходяще.
Уолси изящно втянул воздух, приложив нос к серебряному футлярчику с ароматическим шариком. Эту безделушку он с недавних пор стал таскать с собой.
– Ну, его уже опередили!
В подтверждение своих слов я достал письмо, полученное нынче утром, и передал его Уолси. Он цепким взглядом впился в строчки.
– Фердинанд умер. – Он машинально перекрестился. – И теперь Испанией правит Карл Бургундский!
– Да. Самым новым и самым молоденьким королем Европы стал шестнадцатилетний Габсбург.
– И сие обстоятельство говорит о том, что вы в сравнении с обоими мальцами – хитрый старый лис, – улыбнулся Уолси. – Славно, что мы избавились от Фердинанда. Он был бесполезен для нас и, более того, для всех. Ну а Карл юн, неопытен… Какие возможности открываются перед нами!
– Для маневров?
– Мы хорошо понимаем друг друга.
– Именно поэтому вам пожалованы столь важные должности.
Пришлось напомнить Уолси, что именно я возвысил его, а не сам он достиг почетного положения. Без меня он прозябал бы в ничтожестве.
– Не всеми юношами можно манипулировать, – продолжил я. – Возраст не является обязательным мерилом наивности.
– Насколько я понимаю, этот Габсбург не от мира сего, странный чудак.
– Правда в том, что для нас он темная лошадка. Таков и я был поначалу, когда только что взошел на трон.
– Мы позаботимся о том, чтобы выяснить, какова его натура, соберем информацию. У меня есть связи при бургундском дворе, глаза и уши, которые заслуживают доверия… если им достаточно заплатить.
Я невольно усмехаюсь, оглядываясь назад и припоминая примитивные шпионские методы Уолси; с тех пор они стали гораздо более изощренными. Но тогда гений Кромвеля еще не озадачился развитием этого искусства.
– Кроме того, королева может связаться с племянником, – продолжил кардинал, – и по его ответу мы поймем…
– Нет! – вскричал я. – Ни в коем случае Екатерине нельзя сообщать о смерти ее отца!
– Но это же факт, завтра он будет известен всем и каждому.
Завтра я запру ее в родильных покоях, лишу общества придворных, как и предписывает обычай. Роды вот-вот должны начаться. Я не желаю, не позволю расстраивать ее в такое время! Я не намерен терять этого ребенка из-за Фердинанда – и без того уже по его вине мной были утрачены преданность и привязанность жены. Позволим ему тихо гнить в земле и сохраним наследника.
Уолси поднялся со стула в своей переливчатой струящейся мантии. Алый атлас выглядел на редкость великолепно.
– Ваше величество, сколько раз уже королева… – Он смущенно умолк, не решаясь задать деликатный вопрос.
– Да, да, это ее шестая беременность, – повысив голос, заявил я. – Но она близится к концу и на сей раз проходит хорошо и спокойно. Не задавайте мне хитроумных политических вопросов, а молитесь за меня, Уолси, ведь вы кардинал!
Я не удивился бы, если бы он забыл, как нужно молиться. Да и обращался ли Уолси к небу хоть раз в жизни? Или он не имел призвания к духовному служению и просто потакал своим амбициям, не гнушаясь никакими средствами? Я смахнул деловые документы с гладкой столешницы, инкрустированной мозаикой.
– Помолитесь за меня, за моего будущего ребенка! Это ваша единственная миссия на данный момент.
Екатерину перевели в родильные покои 18 февраля 1516 года, и после непродолжительных схваток она родила здоровую дочь.
Переполняемый счастьем, я обнял обеих и сказал:
– Мы назовем ее Марией.
И мысленно добавил: «В честь моей сестры. Пусть она будет так же привлекательна и любима, как моя сестра Мария Тюдор-Брэндон».
– Как Богоматерь, – прошептала Екатерина.
Весь двор ждал этой новости в приемной. Я распахнул створки больших дверей и встал на пороге, широко расставив ноги.
– У нас появилась прекрасная принцесса! – объявил я. – И поскольку на сей раз родилась здоровая девочка… то, пожалуй, по Божьей милости, за ней последуют такие же мальчики!
Эхо восторженных криков отразилось от позолоченного потолка.
Венецианский посол Юстиниан приблизился ко мне шаркающей походкой, всем своим видом изображая печаль.
– Мне крайне жаль, ваша милость, что после ваших предыдущих потерь на свет появилась девочка. – И он, потупив взор, прошелестел у меня над ухом: – Возможно, Господу неугодно, чтобы у вас рождались наследники мужского пола.
Болван!
– Неужели я не такой, как другие мужчины? – воскликнул я.
Юстиниан, похоже, предпочел не услышать меня.
– Неужели я не такой, как другие?.. – громко повторил я, обращаясь уже ко всем придворным.
Мне не удалось совладать с собой.
Уилл:
Да, этот вопрос не давал Генриху покоя: «Неужели я не такой, как другие мужчины…» Через много лет Джордж Болейн обрек себя на смерть, огласив на суде заявление о том, что они с сестрой Анной смеялись над недостатком мужской силы Генриха.
«В нем нет ни крепости, ни живости» – такими, по-моему, были его слова.