Восхождение царицы

– Меня зовут Мардиан, царевна, – ответил он. – Я живу в царских покоях. Пока учусь, но надеюсь со временем пригодиться царю.

– А… так ты евнух, – догадалась я.

– Да, – кивнул он, не поморщившись.

– Зачем же ты приходишь сюда изо дня в день?

Я могла спросить его об этом, а он спрашивать меня не мог.

– Потому что я хотел бы походить на Александра.

Услышав это, я рассмеялась, но взглянула в его лицо и почувствовала себя неловко. Он не ожидал от меня столь жестокого удара.

– Никто не может уподобиться Александру, – пробормотала я, пытаясь загладить свою бестактность. – Поэтому тот, кто пытается это сделать, вызывает лишь смех. Вспомни хотя бы обо всех достойных сожаления царях, что звались Александрами. Они пытались ему подражать и приказывали изображать себя похожими на него – с развевающимися волосами, с тем же поворотом шеи. Нет, никому из нас не сравниться с Александром.

Я говорила торопливо, стараясь загладить свою оплошность, хотя и не произносила слов извинения.

– Значит, ты тоже хочешь походить на Александра? Ты сказала: «никому из нас».

Он поймал меня.

– Да, – призналась я. – Мне хотелось бы походить на Александра. Наверное, ты бы сказал, что для женщины это еще более несбыточно, чем для евнуха. Наверное, так оно и есть. Но мне хотелось бы походить на него не телесно, а силой духа. Признаюсь, порой он кажется мне куда более живым, чем те люди, что заполняют дворец.

Александр, златовласый, в золотом панцире, молча лежал в гробу, а наши слова вились над его головой.

– Да! И мне тоже! – сказал Мардиан. – Он помогает мне выносить трудности и несправедливости. Когда меня дразнят или насмехаются, я говорю себе: ничего, терпи, ведь завтра ты придешь к Александру.

Он выглядел несколько смущенным оттого, что признался в этом.

– Ты сказал, что живешь во дворце. А где именно? – поинтересовалась я, почти забыв, что еще недавно мечтала от него избавиться. – Может быть, я смогу тебя навестить.

– Я живу в большом здании напротив храма Исиды, что смотрит на восточное море.

Разумеется, я знала это здание: там размещались архив и школа писцов.

– А другие там?.. – Я хотела сказать «такие же, как ты», но заколебалась.

– Нет, в нашей группе из пятнадцати учеников евнух только я, – добродушно ответил он. – Правда, Деметрий, наш наставник по математике, тоже евнух. А еще нас учат грамматик из Афин и ритор с Хиоса.

– Нас учат тому же самому, – промолвила я, скорчив физиономию. – Нашего риторика зовут Феодот, и я терпеть его не могу! Он подлый и низкий, как змея.

– Змеи не низкие и, уж конечно, не подлые, – серьезно возразил Мардиан.

Он выглядел обиженным.

– Что ты этим хочешь сказать?

Всем известно, что у змей такая природа, пусть даже богиня-кобра Уаджет считается покровительницей фараонов Египта и ее изображение с раздутым капюшоном венчает царскую корону.

– Я изучал змей, – сказал он, – и прекрасно знаю, что они вовсе не такие, какими их пытаются представить. Тебе стоило бы посмотреть на моих животных: я держу их в нескольких загонах рядом с конюшнями. Там у меня есть и особое помещение для змей.

– Вот как? А какие еще у тебя животные? – заинтересовалась я.

– Был страус, но он вырос слишком большим для меня. Теперь я держу маленьких животных: ящерок, черепашек, ежиков. Мне бы очень хотелось завести маленького крокодильчика.

– А мне, Мардиан, очень хотелось бы взглянуть на твоих питомцев, – сказала я.

В тот день мы покинули Александра, уделив ему куда меньше внимания, чем обычно.

Глава 5

Вскоре мне удалось выбраться к Мардиану. Я нагрянула к нему во время занятий, и, хотя мой приход вызвал большое оживление и любопытство, урока геометрии – этой наукой особенно славилась Александрия – наставник не прервал, и мне пришлось дожидаться окончания. Группа состояла по большей части из мальчиков, хотя среди учеников я приметила и девочек – пять или шесть. А также знакомого мне Олимпия.

Он склонился над каким-то папирусом и изучал его с таким воодушевлением, что казалось, он сейчас проглядит в нем дырку. За прошедшее время Олимпий заметно подрос и утратил детскую округлость, что запомнилась мне после нашей встречи на том давешнем пиру… неужели прошло уже пять лет? Теперь его лицо похудело, а большие глаза стали еще более заметны. Ему, наверно, уже исполнилось четырнадцать.

По окончании урока я ожидала, что Мардиан поздоровается, но он словно не замечал меня, продолжая разговаривать с кем-то из товарищей. Наконец, не выдержав, я сама подошла и спросила напрямик:

– Мардиан, ты стыдишься нашего знакомства?

– Нет, что ты, царевна, – испугался он. – Просто я не решался претендовать на знакомство лишь из-за того, что наши пути случайно пересеклись. Было бы дерзко с моей стороны…

– Чепуха! – заявила я, хотя понимала, что многие на моем месте рассуждали бы именно так: случайная встреча – еще не основание для дружбы. – Разве мы с тобой не братья по Александру?

Не успев договорить, я поняла, что «братья» – не самое подходящее слово, поскольку ни он, ни я телесно не относились к мужскому роду. Однако с другой стороны, понятие братства означало нечто большее, чем физическое родство.

– Если ты этого хочешь, я тоже хочу, – промолвил он.

– Хорошо. Значит, договорились. – Я обняла его рукой за плечи. – Еще я хочу, чтобы ты показал мне своих животных. Потом я отведу тебя в наш царский зверинец. А потом…

Мардиан оказался отличным другом, и очень скоро я стала скучать по нему даже после недолгой разлуки. Наша дружба крепла день ото дня: мы вместе делали уроки, собирали цветы, сооружали из обожженных глиняных кирпичиков миниатюрные города, обнесенные стенами. Совместными усилиями мы соорудили колесницу, куда запрягли черных коз, и, исполненные гордости, катались в ней по дворцовой территории.

Придя к Мардиану в следующий раз, я попала на урок истории. Речь шла о Птолемеях. Увидев меня, учитель не на шутку встревожился и побледнел.

– Когда Птолемей Восьмой официально приветствовал Сципиона Эмилиана из Рима, он вышел ему навстречу в… То есть я хочу сказать, что его одеяние…

Бедный наставник мялся, и я пришла ему на помощь…

– Оно было прозрачным, – закончила я. – И это выглядело комично, поскольку царь был неимоверно толст и после каждых нескольких шагов останавливался, чтобы перевести дух.

Мне ли не знать историю своей семьи, даже с нелестными подробностями? Не стоило учителю смущаться и прерывать урок. Помянутого обжору, доводившегося мне прапрадедом, жители Александрии – они всегда мастерски придумывали прозвища – называли Фискон, то есть Пузырь.

– А высокомерный римлянин сказал следующее: «По-моему, мне удалось порадовать жителей города невиданным зрелищем: они увидели, как их царь ходит пешком. Для него это настоящее атлетическое упражнение».

Ученики рассмеялись.

Что поделать – мои предки всегда сносили унижения со стороны Рима, да и склонность к полноте, к слову, была нашей фамильной чертой. Впоследствии я стала строго следить за своим питанием, твердо вознамерившись сохранить стройность. Правда, женщины нашего рода меньше подвержены тучности, чем мужчины.

– Да, царевна, – суетливо кивал учитель.