Жаркий Август. Книга Первая

Черт! Он что не мог за все это время по-другому устроиться? Или специально к моему приходу в такую позу вернулся? Не зная, что делать, покосилась на браслет. Что я там на нем нажала по указке Марики, отчего дядьку на пол свалило?

Блин, а что, если у него просто не было возможности лечь или сесть? Что, если эти чертовы кнопки отдают приказы, которые по своей воле не обойти? Да у него же за ночь в такой позе ни единого живого места не осталось! От этой мысли мне подурнело и пришлось вцепиться в столешницу.

Опять посмотрела на свою "собственность". Дыхание тяжелое, неровное, быстрое. Значит, ни черта не спит, притих, ждет моих действий.

А что мне делать? Чуть не завыла от безысходности. Я. Не. Знаю. Что. Делать.

Безумно захотелось развернуться и ухромать в свою комнату, закрыться там и будь что будет. Остановила меня только мысль о том, что ему сейчас хреново. Гораздо хреновей, чем мне. И страшно. Хотя у самой зубы от ужаса сводило.

Давай, Василиса, соберись!

– Эй, ты там живой? – странным каркающим голосом произнесла я.

Минутная тишина, потом хриплый сдавленный ответ:

– Да.

У меня волосы на руках дыбом встали. Это же человек, живой, мать его, человек! И он по всем документам принадлежит мне, как какая-нибудь табуретка. Безумие! Страшное безумие, оплетающее меня липкой паутиной паники. Я не справлюсь! Я точно с этим не справлюсь.

Стою над ним, а у самой руки трясутся, ноги, внутри все ходуном ходит.

Черт! Что я делаю? Почему стою как умалишенная над ним? Его же поднять с колен надо, поднять из этой унизительной позы.

И не особо думая о последствиях резко произнесла:

– Поднимайся!

Сама дернулась от фразы, сорвавшейся с моих губ. Прозвучало грубо и зло. И не важно, что злилась я на саму себя и больше ни на кого.

Он этого не знал.

Дрогнув от моего тона, попытался распрямиться, подняться, но вместо этого повалился на бок с громким стоном.

Мамочки! Зажав рот руками, я наблюдала за его мучениями. У него после такой ночи все мышцы должно было свести, а тут я со своим "поднимайся". Идиотка!

Первым порывом было бросится к нему, что бы помочь, но резкая боль спине, напомнила о моем плачевном состоянии. Да, я даже нагнуть к нему не смогу, какая тут помощь? Помощница, блин, нашлась!

Насколько могла быстро подошла к шкафу, распахнула дверцу и дрожащими руками стала перебирать всякую мелочь на полках. Тут должны были быть таблетки. Обезболивающее. Я точно помню, сама их сюда клала!

С трудом сдерживаясь от того, чтобы не зареветь, копалась в шкафчике, слыша как за моей спиной тяжело дышит человек, мучающийся от боли.

Пальцы наткнулись на нужную коробочку. Ура. Кое-как выдавила несколько штук. Схватила графин с водой и налила в стакан, безбожно звеня стеклянными стенками из-за трясущихся рук, и повторяя про себя как заведенная: мама, мамочка. Будто это могло меня спасти.

– Устройся как тебе удобно, – вымученно промычала, ставя полный стакан на стол, – вот таблетки. Прими две, должно быстро полегчать.

Это все, на что меня хватило. Бросив еще один затравленный взгляд на раба, метнулась прочь, желая оказаться как можно дальше от этого ада.

Завалилась в кабинет, с грохотом захлопнула дверь и еле удержалась на дрожащих ногах. Я так не могу! Я с ума сойду! Уже схожу!

Хотелось выть, реветь, а еще лучше схватить этого оборванца в охапку и отвезти Марике, пусть сама с ним разбирается, она ведь умеет с рабами обращаться.

Чувствую, что мной завладела самая настоящая паника, которая может привести к самой настоящей истерике. Тихонько всхлипнула от жалости к самой себе, да и к этому бедолаге, который корчился на моей кухне.

Так, подтяни сопли, тряпка! Вдох, выдох, успокаивайся! Нельзя так переживать, а то не доживешь до того славного дня, когда корсет снимут.

Но как же тошно! Прикрыла глаза, чувствуя, как внутри все дрожит. Безумие, чистой воды. Как я умудрилась попасть в такую ситуацию? Ни кто-нибудь, а именно я!

Почувствовала, что не справлюсь сама с неумолимо надвигающейся истерикой. Мне нужна помощь. Опустила взгляд на компьютер, стоявший на столе. Можно с кем-нибудь связать, поговорить, пожаловаться.

Маму набрать? Нет, не зачем ее так волновать. Она отца бросила тогда из-за рабов, а если сейчас узнает, во что вляпалась ее дочь, то с ума от переживаний сойдет.

Таська? Думаю, им с Вадимом сейчас не до меня.

Ник? Точно! В конце концов, из-за его высказывания с котом, весь этот кошмар закрутился.

Больше не раздумывая ни секунды, зашла в специальную программу и, набрав его номер, стала ждать. Покосилась на часы, пятнадцать минут седьмого. Рановато. Дрыхнет, наверное, как убитый, сегодня ведь воскресенье. Но мне действительно очень нужна была помощь, поэтому я не отступала, упрямо вызывая абонента.

Прошло не менее десяти минут упорных, настойчивых звонков с моей стороны, когда наконец экран ожил, моргнул и передо мной оказался взъерошенный Никита.

Одной рукой парень опирался на стол, а второй самозабвенно, с остервенением тер лицо, пытаясь хоть немного придти в себя. Я смерила его оценивающим взглядом: глаза красные, волосы торчат в разные стороны, лицо осунувшееся, из одежды только наспех натянутые белые боксеры. Явно всю ночь дебоширил. Увидев меня, он выдавил из себя что-то нечленораздельное, раздраженно мотнул головой, пытаясь отогнать от себя сон, и хрипло пробасил:

– Чу, ты с ума сошла? На часы смотрела?

Я лишь кивнула.

– У меня сегодня первый выходной за две недели, я полночи пил как свинья, а полночи это… того самое, – он мотнул головой в сторону кровати, стоящей за его спиной, – ну в общем ты поняла, не маленькая.

Я проследила за его взглядом и увидела чью-то розовую пятку и пятую точку, небрежно наполовину прикрытую простыней:

– Все ясно, – протянула, пытаясь разглядеть подробности, на мгновение даже забыв о причинах, побудивших меня позвонить ему в такую рань.

Ник хмыкнул и встал так, чтобы загородить мне обзор.

– Хватит пялиться, а то я подумаю, что тебе не все равно.

– Мне не все равно, – ответила я в тон ему, – ты же знаешь, что я всегда думаю о тебе, днем и ночью. Особенно ночью, – томно закусила губу. Боюсь, в нынешнем виде этот жест можно было назвать каким угодно, но только не томным. Вот и Ник рассмеялся:

– Да-да, я знаю, что неотразим.

– Угу, настоящий Аполлон.

– Да что там Аполлон, зови меня просто "мой Бог", – он улыбнулся, и поиграл совершенными мышцами груди.

Я как дура хихикнула, правда смех вышел с истерическими нотками.

Как нетрудно догадаться, нас с Ником связывала не только дружба. Только придя, работать в управление, я буквально потеряла разум от обалденного красивого парня работающего в отделе. Брюнет с темными глазами, небрежной небритостью на лице, добавляющей ему шарма, неподражаемой белоснежной улыбкой и отменным чувством юмора. А если учесть высокий рост, широкие плечи и идеальные кубики пресса, то у меня просто не было шанса устоять. Хотя это как посмотреть. Возможно, шансов не было у него, ведь Василиса Чуракова объявила на него самую настоящую охоту. В общем, у нас закрутился роман, яркий, безумный, непредсказуемый как шторм.

А потом нас внезапно сделали напарниками. И как-то само собой страсти утихли, и мы оба пришли к выводу, что отношения на работе не нужны ни мне, ни ему. Безумное увлечение пропало, будто его и не было, оставив после себя только крепкие дружеские отношения, без сексуальной напряженности. Да, мы друг над другом постоянно прикалывались по этому поводу: он проходился резким словом по моим кавалерам, а я, не оставаясь в долгу, промывала косточки его бесконечным пассиям. Что и говорить, а с такой внешностью, Ник был знатным кобелиной. Но это все были приколы, не более того. Даже сейчас я смотрела на его идеальное тело, некогда принадлежавшее мне, без какого-либо трепета, как на красивую картинку в журнале. Я знала, что он мой самый близкий друг, который не раздумывая прикроет в трудную минуту, на которого можно положиться во всем, и он мог сказать тоже самое обо мне. Он для меня стал как старший брат, который готов оторвать голову любому, посмевшему хотя бы косо посмотреть в мою сторону, и это неимоверно грело.