Я тебя верну

– Да, я…просто…редко готовлю. То где-то ужинаю, то доставку заказываю, то у родителей. И вообще, я на этой неделе забегался и напрочь забыл про еду.

Наконец-таки, я вижу, как наглец смущается. Сконфужено по-мальчишечьи морщит нос, криво улыбается, снова взъерошивает пятерней темные волосы.

– А сейчас ты туда заглядываешь в надежде на то, что она сама появится? – не могу не подколоть его. Надо пользоваться моментом, пока он опять не включил мистера Великолепного.

– Да я вообще сегодня про еду не думал, – раздраженно захлопывает пустой холодильник, – Я как тебя в этой юбке увидел, так все мысли и растерял.

Вот так, одной фразой снова выбивает у меня почву из-под ног. Чтобы хоть как-то себя отвлечь, беру с полки стакан:

– Так уж и растерял. Водички-то можно попить? Или у тебя все по талонам?

– Язва.

Я наливаю себе воды, забираюсь на высокий барный стул и поверх стакана наблюдаю за Швецовым. Он опирается на столешницу позади себя и смотрит так, что мороз по коже и пальцы на ногах немеют.

– Знаешь, – наконец задумчиво произносит мужчина, – чем дольше я на тебя смотрю, тем отчетливее понимаю, что переоценил свои возможности. Думал, поиграем в кошки-мышки, а сам уже подохнуть готов от желания прикоснуться.

Он снова обескураживает своей откровенностью, заставляя судорожно цепляться за стакан, будто несчастная стекляшка может меня спасти.

Все происходит слишком быстро. Слишком! Я из тех чопорных барышень, которые не целуются раньше пятого свидания. Мне надо посмотреть на потенциального ухажера, проанализировать, взвесить все за и против, препарировать все недостатки и достоинства.

С Владом все не так. Я знаю его всего неделю, но он уже прочно прописался и в моих мыслях, и где-то за ребрами. Мне плевать на его недостатки, если, конечно такие вообще имеются, а о поцелуях готова умолять сама.

Это нормально?

Нет, конечно! Да я даже на первых курсах так голову не теряла!

Что вообще хорошего может у нас получится, если трусы вперед головы скачут? Надо же узнать человека получше прежде, чем сходиться. Может, он неудобный, а я не люблю, когда мне неудобно.

У Влада таких загонов нет.

Просто нет и все.

Он отталкивается от столешницы, в два шага оказывается рядом со мной, нависает так, что приходится запрокидывать голову. В темных глазах кипит дикий мужской голод.

– Ясь, – склоняется ниже. Еще немного и поцелует.

Еще немного и я сама за этим поцелуем потянусь.

Расстояние между нами сокращается. Медленно, неумолимо. Я вижу каждый янтарный лучик на его радужке.

Мне хочется сказать «да». Откинуть все сомнения и позволить ему делать все, что захочет. Я уверена, что будет супер, будет так как никогда до этого. Остро, сладко, на грани.

Хочу этого, но…

Упираюсь ладонью ему в грудь, чувствуя, как за ребрами отчаянно бьется чужое сердце. Громче моего собственного, накачивая бешеной энергией. Я готова слушать его сутками напролет.

– Стоп!

Я привыкла все контролировать. Каждый вздох, каждое решение. То, что происходит сейчас не поддается логическим объяснениям, не укладывается в привычную картину мира. И от этого пугает до дрожи. Разве можно вот так нуждаться в другом человеке? Это же как признаться в собственной беспомощности.

– Опять сбежишь? – спрашивает, тяжело дыша.

Я смотрю на тяжело вздымающуюся мощную грудь, на руки, которые опираются на стол по обе стороны от меня, отрезая путь к отступлению. Стоит сказать да, и все это будет моим.

…Но я все-таки сбегаю.

***

Я не могу заснуть. Лежу, свернувшись калачиком на своей постели, и вздрагиваю от каждого звука за окном. Мне все кажется, что сейчас дверь откроется и зайдет он.

Вместо крови в венах сладкий густой сироп, который пульсирует в такт биению сердца, истомой отдаваясь в груди. Так горячо дышать, будто нахожусь посреди пустыни. Зубы сводит.

Я комкаю подушку, утыкаюсь в нее лицом, пытаясь спрятаться от своих эмоций.

Это невозможно. На грани. За пределами восприятия. Нервы вытянуты на максимум и каждая клеточка вибрирует, томится от дикого желания.

Мерзавец! Что он сделал со мной!

Я накрываюсь с головой одеялом, сжимаю его между коленей, сдавливаю до боли, но ничего не помогает. В животе крутит так, что больно, и одновременно до исступления приятно. Кожа помнит его прикосновения. Я будто до сих пор чувствую мужское дыхание на своей щеке.

Это просто пытка какая-то. Испытание на прочность. Проверка собственной неприступности. Квест-марафон на тему: продержись рядом с обалденным самцом и не превратись с сладкое желе.

«Гордость еще никого не делала счастливым» – звучат в голове слова сестры.

Она не догадывается насколько близка к истине. Насколько мне плохо от рамок, придуманных самой собой для того, чтобы…а для чего, собственно говоря?

Я не знаю. Я уже ничего не знаю, не понимаю кому и что хочу доказать, а самое главное зачем. Меня хватает только на то, чтобы кусать край подушки и давить стон, так и рвущийся из груди.

«Пацифисты дохнут первыми» – очередной перл сестры, горечью оседает на языке.

Я слишком…слишком правильная.

Нет, не так. Пай девочкой меня не назовешь. Я слишком…нудная. Да! Именно так. Какие-то правила, ограничения, требования и границы, которые не имеют ничего общего со здравым смыслом. Я просто люблю жить по плану и воспринимаю отношения, как некий элемент хаоса, который надо взять под контроль, направить в нужное русло и использовать строго по назначению и в нужное время.

У меня ведь и не было ни одних отношений так, чтобы голова кругом шла, чтобы творить безумства, чтобы насквозь промокшими целоваться под дождем.

Это не про меня…и это очень грустно.

И осознаю я это лишь сейчас, когда вопреки всем моим загонам сердце быстрее бьется в груди от одной мысли о Владе, когда я просто жажду этих самых безумств и поцелуев под проливным дождем. Когда я чувствую себя рядом с ним живой и, наверное, даже счастливой.

Так какого черта? Так и буду сидеть, анализировать, размышлять на тему вечного? Сбегать, как чертова истеричка? А в это время какая-нибудь пронырливая Оленька, запустит когти в Швецова. Это сейчас он мой, и не скрывает этого, а что будет, когда ему надоедят мои побеги? Да он и дня «в холостяках» не проходит. Ему стоит пальцами щелкнуть, как набежит толпа страждущих.

Готова ли я его отдать? Променять на свое спокойствие, удобство и строгий план, разработанный на много лет вперед?

Нет.

На часах пять утра. Я встаю с постели, вызываю такси, и пока оно подъезжает, собираюсь. На обеденном столе оставляю записку для родителей и тихо выхожу из дома.